Не сегодня, когда земля плывёт под ногами, и есть нечто более значимое, за что стоит бороться – жизнь. Он успокаивается и, закрыв глаза, отключается, а я глажу его по волосам, уговаривая саму себя выровнять дыхание и дать возможность организму мужчине выкарабкаться из непростой ситуации. Любые мои усилия в данный момент бессмысленны, нужно запастись терпением. Бросив взгляд на часы, которые висят на противоположной стене, понимаю, что уже давно за полночь, а значит, мама и папа так и не дождались моего сообщения со временем рейса, и Гриша, который должен был проводить меня в аэропорт, недоступен. Прощупав его карманы и осмотрев куртку, не нахожу телефон, а немного подумав, не могу вспомнить, где моя сумка. Я точно была с ней у магазина, а затем всё завертелось, и я потеряла её из вида. И мне даже плевать на документы и деньги, там была брошь, подаренная Гришей. Оторвавшись от мужчины, быстро поднимаюсь наверх, легко найдя выход, и тороплюсь осмотреть машину, где на панели разрывается телефон Ярого, а на заднем сиденье лежит моя сумка. Я даже не помню, как подобрала её. С десяток не отвеченных от мамы у меня и столько же у Гриши. Сейчас я ей звонить не буду, потому что она по одним лишь интонациям поймёт, что случилось нечто серьёзное. Но всё-таки набираю сообщение, успокаивая и поясняя, что вылет откладывается по причине отмены рейса, а Гриша уже везёт меня домой. Мама верит. Но только сегодня, потому что завтра мне всё равно придётся с ней поговорить. Наведываюсь в операционную, проверяя состояние Гриши, а просидев у его ног ещё час, чувствую, что отключаюсь, поэтому поднимаюсь в комнату, где находится диван, и укутавшись в найденный плед, засыпаю. Глава 18 Яров Первое, что чувствую – убивающая пульсация в теле. Не получается открыть глаза, словно веки слиплись после продолжительного сна. Но спустя нескольких попыток, всё же осуществляю простое действие, а проморгавшись и настроив чёткую картинку, вижу над собой капельницу. Кружу взглядом, узнав гостевую комнату в доме Германа, где он заботливо меня разместил. И это удивительно, потому как я был уверен, что он выбросит мою дырявую тушу на съедение волкам. Но я знал, что ей доктор не откажет. Возвращаюсь к событиям, запечатлённым в моей памяти, и сейчас готов взвыть от взгляда Таси. Не хотел её видеть, в первую очередь обезопасив себя, но Лена настойчиво просила сопроводить дочь в аэропорт. Именно от неё я узнал, что красавица, как и планировалось, оставит затею зацепиться в городе и вернётся домой. Определив местоположение, рванул к Школе и просто ждал, когда Тася появится на парковке. Но покинув здание, она отправилась через дорогу, где и завязался наш разговор. И сейчас я благодарен Лене, которая настояла, чтобы я проводил её дочь на рейс, потому как два козла, выскочивших из машины, были нацелены именно на Тасю. На сто процентов уверен, что это люди Звона. Вот только зачем она им? О документах знают трое: я, Парето и Роберт. Утечки быть не могло ни при каких условиях. Или всё просто: шантажировать Островского? Такого варианта исключать нельзя. Дальше пришлось действовать быстро, отшвырнул мелкую в сторону, и тут же получил две пули в грудь. Теряя сознание, слышал, как они искали Тасю, и молился, чтобы она затаилась, не выдав себя. Дальше воспоминания вспыхивают урывками, но я точно помню её голос, успокаивающий и безумно нужный, обволакивающий теплом и понимаем, что мы оба выбрались. И если я сейчас в доме Чайника, значит, Тася совершила невозможное – спасла мне жизнь. Неприятная слабость сковывает тело, и всё же я делаю усилие, повернув голову в одну сторону, затем в другую, и замечаю свернувшуюся в кресле клубочком Тасю. Невероятно красивая. Хрупкая и беззащитная, сейчас она кажется ещё меньше. Ей что-то снится, потому что веки слегка дёргаются, а ресницы трепещут. Волосы собраны в смешной пучок, и на ней надета мужская футболка, явно на несколько размеров больше. Вероятно, Чайник поделился своей одеждой и надеюсь, заботился, пока я был в отключке. – У меня есть сомнения, что ей девятнадцать лет, – перемещаю взгляд на Германа, застывшего в дверях, но не могу выдавить ни слова, поэтому лишь вздёргиваю бровь, ожидая пояснения. – Девчонка простояла на своих двоих всю операцию, ни разу не скривившись. Словно она каждый день видит, как кто-то ковыряется в мясе. Но думаю причина в другом, – презрительно ухмыляется, – любовь, – а вот теперь Чайник кривится и показательно закатывает глаза. – И что она в тебе нашла? – Спроси у неё, – хриплю, выдавливая каждое слово с натяжкой. – Жаль, что мои старания напрасны, потому что как только Парето узнает, – водит пальцем, указывая на меня и спящую Тасю, – ты пожалеешь о том, что выжил. Собрав все ничтожные силы, принимаю сидячее положение и откидываюсь на спинку кровати, понимая, что на большее неспособен. Мне кажется, что болит всё, а острые, пронзающие тело импульсы, от которых я почти теряю сознание, только усиливаются. В это же момент замечаю трубку под одеялом, тяну и ощущаю давление в паху. – Блядь, что это? – смотрю на Германа, который довольно лыбится, наслаждаясь моим состоянием. – Не дёргай! – гаркает, останавливая меня. – Пока ты не сможешь доползти до туалета, так будет лучше. Хотя бы пару дней. Неосознанно смотрю на Тасю, которая по-прежнему крепко спит, подложив ладошки под щёку, и чувствую себя уязвимым и слабым в её глазах. А затем неожиданно всплывает наш разговор в день её приезда, и я понимаю, что каждое слово, брошенное тогда в меня, было правдой. Она готова ко всему, и трубка, выводящая мочу, вряд ли её смутит. Но всё должно быть наоборот, маленькая девочка Тася должна чувствовать себя защищённой, а вместо этого, хрупкой блондинке пришлось практически на себе тащить здорового мужика и искать варианты спасения. – Ты так заботлив, – издаю смешок на замечание Германа, который не желает видеть меня в своём доме. – Это ты так благодаришь меня за то, что остался на этом свете? Оригинально. – Думаю, благодарить нужно волшебную фамилию Островская, – указываю на Тасю. – Для тебя не секрет, что я в долгу перед Парето. Был в долгу. Не забудь ему сказать, что я распрощался со статусом должника. Я бы вышвырнул тебя прямо сейчас, но понимаю, что это невозможно. Мне неинтересно, при каких обстоятельствах ты словил две пули, кто за этим стоит и что будет дальше, но прошу лишь об одном: никто не должен знать, кто тебе помог. Наследие отца, как и его клиенты, преследовали меня слишком долго. Я с трудом избавился от ночных звонков и неизвестных личностей, приползающих к моему порогу и требующих оказать помощь. Бесконечно благодарен Островскому, что он нашёл способ отшить всех страждущих и подарить мне спокойную жизнь. – А мог бы быть очень богатым человеком, – бросаю в Чайника едкое замечание, предвкушая реакцию. – Не бедствую благодаря собственной клинике. Да и отец сколотил на вас приличное состояние, что стало прекрасным подспорьем для меня. Но участвовать в игре «чья пуля быстрее вышибет мозги» не намерен. Так что будь добр утащить свою задницу к хуям, как только встанешь на ноги. – Судя по моему состоянию, – шевелю конечностями и издаю стон, показывающий, насколько каждое движение отзывается болью в теле, – на это потребуется несколько дней. – Не скули, – шипит Герман, приближаясь ко мне, – сейчас проснётся твоя персональная медсестра и выдаст набор, который позволит уснуть и избавиться от болезненных ощущений. – Я бы не хотел, чтобы она видела меня таким. – Поздно, – довольная улыбка отражается на лице Чайника, – она видела всё. – Сука ты, Чайник! – Я бы попросил: Чайковский Герман Аркадьевич. Что за хамство по отношению к своему спасителю? Ляг на место, – давит на мои плечи, заставляя съехать ниже, и оказаться головой на подушке, – трубку не дёргай, – поправляет одеяло, заботливо натягивая его до пояса. – Мне нужно уехать на несколько дней. Можешь остаться здесь. Пока. Но когда вернусь, вас в доме быть не должно. Понял? Найдя в себе силы, киваю и издаю протяжный стон, когда хочу повернуться набок, но Чайник останавливает меня, вновь укладывая на спину и показывая, что находиться я могу только в этом положении. – Машина в гараже. Подальше от посторонних глаз. Тася в курсе, где продукты, лекарства и одежда. И она ответственна за Самсона. – Эта огромная тварь её сожрёт! – подрываюсь, тут же прочувствовав какую ошибку совершил и валюсь обратно, закрыв глаза от пульсации в висках. – Не сожрёт. Она уже к нему ходила. Я, конечно, переживал за своего милого пса, но всё обошлось, – сукин сын откровенно издевается, выводя меня из себя и подковыривая Тасей, выуживая эмоции, которые я изо всех сил стараюсь затолкать подальше. – Сука, – выплёвываю в спину Германа, собирающегося покинуть меня. – И я о тебе такого же прекрасного мнения, – поднимает вверх руку, показывая средний палец. Оставшись наедине с Тасей, вновь всматриваюсь в милое личико, испытывая болезненную необходимость притронуться к ней, ощутить мягкость кожи и лёгкую дрожь, которую рождают мои прикосновения. Сознание путается, увлекая в тёмную пропасть, но даже сквозь неё я успеваю заметить, как Тася открывает свои гипнотические глаза и устремляет их на меня. А затем мягкие губы прикасаются к моим, и я с улыбкой проваливаюсь в забытьи. Сквозь пелену слышу шорохи и чувствую движение рядом, а затем машинально хватаюсь за что-то, не сразу понимая, что это чья-то рука. Разлепив глаза, вижу Тасю, склонившуюся надо мной и застывшую в ожидании реакции на её манипуляции. – Нужно сменить повязку, – показывает бинт, зажатый в ладошке. – Сколько мы здесь? – Три дня, – отвечает, параллельно сдирая пластырь, закрывающий раны. – Герман уехал сегодня утром. Показал, где что находится, и сказал, что мы уедем через несколько дней. Он нам не рад? – Он никому не рад. Поверь, у него на это есть все основания. – Расскажешь? – красавица замирает слишком близко от моего лица, и я едва сдерживаюсь, чтобы не очертить пальцем пухлые губы, так призывно приоткрывшиеся для меня. – Ты могла сама спросить у него. – Я спросила. Он сказал, что это не моё дело. Но я хочу понять, о каком долге перед моим отцом идёт речь. – У Чайника, – бровь Таси вопросительно подскакивает, – Германа, когда-то была девушка. Алиса, – усмехаюсь, вспоминая рыжее конопатое чудо, от которого Гера был без ума. – Он с ней ещё в меде познакомился, учились вместе, начали встречаться… Десять лет назад его отец умер, и все его клиенты решили, что сын продолжит дело. Но Гера, сначала принимающий всех, кто к нему обращался, понял, что не желает провести всю жизнь на трубке и мчаться хер знает куда по первому зову. Планировал жениться на Алисе, создать семью и тихо осесть в этом доме… Его отказ кое-кому пришёлся не по вкусу… Алису похитили, сильно избили и Геру предупредили, в случае повторного отказа она умрёт первой. У таких, как мы всегда сначала в расход идут самые близкие. Он обратился к твоему отцу. Не знаю, как Островский уладил этот вопрос, находясь за границей, но от Чайника отстали и больше не обращались. – А Алиса? – Тася, кажется, не дышавшая всё это время, отмирает. – Уехала. Точнее, Гера её отправила в Сибирь. У неё там родня была какая-то. Как говорил, на время. Но она не вернулась. Насколько знаю, со слов самого Геры, вышла замуж спустя три года. – Он переживал? – Думаю, да, – шиплю, потому как мелкая обрабатывает рану, причиняя мне боль, но не обращая внимание на моё недовольство, уверенно продолжает. – А почему с ней не уехал? – Не знаю. Он эту историю вспоминать не любит. Да и вообще, сторонится людей, забаррикадировавшись в этом доме посреди леса и выезжая лишь в клинику. Я здесь никогда гостей не видел. – Я видела. Вчера. Женщина приезжала. – Тася ошарашивает новостью. Максимум Гера наведывается раз в неделю в «Рэм», чтобы снять девочку и расслабиться. – Но мне показалось, у них деловые отношения, потому что обсуждали они медицинское оборудование. Её зовут Мила. Едва сдерживаю удивлённый вопрос, потому как я знаю лишь одну Милу, и она является моей бывшей женой. Не бывает таких совпадений. Не в этом городе. – Описать можешь? – Высокая. Очень. Твоего роста, я ей с трудом до груди достаю, – мелкая показывает, насколько её превосходит ростом знакомая Геры. – Длинные каштановые волосы, завитые в крупные локоны. Вытянутое лицо, широкий нос и тонкие губы. И глаза необычные: зелёные с коричневыми крапинками. Я никогда не видела таких. Ты её знаешь? Точно Милка. После развода пересекались пару раз в общей компании, но затем она покинула город и обосновалась в Москве, насколько я слышал. Зачем вернулась? Отношения к медицинской сфере она точно не имеет, по образованию юрист, а её появление в доме Чайника автоматически вызывает множество вопросов. – Нет. Не знаю. Нервозность, проскакивающая в голосе Таси, даёт понять, что она на взводе, а упоминание бывшей усугубит обстановку и может поспособствовать моей быстрой кончине. Красавица слишком остро восприняла факт моей женитьбы, а если узнает, что вчера беседовала с той, что до сих пор могла бы носить фамилию Ярова, вспыхнет яростью, которая меня первым и разнесёт. – Я закончила, – Тася поднимается с постели, собирая всё, что осталось после перевязки и скидывая в мусорное ведро. – Сейчас мешок поменяю. Тянет край одеяла, чтобы добраться до трубки, заканчивающейся прозрачным пакетом, но я останавливаю, накрыв её ладонь своей. – Не хочу, чтобы ты видела меня таким, – совершаю усилие, чтобы высказать свои страхи. – Я уже всё видела, а мешок меняла несколько раз. Так что твоё стеснение является запоздалым, Гриш. В доме нас двое, помочь тебе могу только я. – Хорошо, – нехотя соглашаюсь и отворачиваюсь, когда Тася откидывает одеяло и делает всё необходимое. – Но завтра я это, – указываю пальцем на трубку, – сниму и сам поползу в туалет. А заодно и в душ.