– Многие практикуют жёсткий секс, – отмахивается мэр и, подойдя к сыночку, гладит его голове, словно трёхлетнего ребёнка, который совершил оплошность. – Секс сексу рознь… – шепчу, вспоминая наши с Гришей две ночи. Раздирающие на куски жгучие моменты растворяются, когда на долю секунды верю словам Звонова, произнесённые десятью минутами ранее, и не желаю принимать новость о смерти Ярого. Мэр отворяет дверь и кого-то зовёт. Через секунду в комнате появляются двое крепких парней, подхватывают Лёню и тащат на себе прочь. Лишь на короткое время во взгляде Звонова, провожающего сына поворотом головы, вспыхивает тоскливая жалость, которую он тут же прячет, натянув маску безразличия. Уверена, понимает, что его сын болен, но убеждает самого себя в обратном. – Что будет через три дня? – отвлекаю мэра от раздумий и возвращаю внимание себе. Требуется больше информации, чтобы понимать, как действовать. – Через три дня, Таисия, всё будет принадлежать мне. Я наконец избавлюсь от тени Островского и получу полную власть над городом. Остаётся лишь одна проблема: при тебе интересующих меня документов не было, при Ярове тоже. – Вы можете позвонить моему отцу и уточнить, – предлагаю, надеясь, что именно таким образом он узнает о том, в чьи лапы я попала. И если Гриша действительно мёртв… только папа придёт на помощь и вытащит меня любой ценой. – Могу продиктовать номер… – Хитрая девочка, – Звонов щёлкает меня по носу подмигивая. – А вот папочку мы оповещать не будем. В числе приглашённых он не числится. Сами разберёмся, правда, Таисия? – приближается, обдав мою кожу горячим выдохом, от которого внутренности сжимаются, а чувство самосохранения вопит и бьётся в припадке. – Хотя он не приехал, даже когда на дом его лучшего друга напали, а неродная дочурка и вовсе значения не имеет. У него ведь есть двое родных детей и их благополучие, уверен, заботит его куда больше, чем ты. Его слова не производят должного эффекта, потому как в отличие от мэра, я всегда чувствовала папину любовь: тихую, сдержанную, но абсолютно искреннюю. Он вполне мог постараться ради мамы, но слова не имеют никакого значения для Парето – исключительно действия, которыми он пятнадцать лет подтверждал неподдельные чувства ко мне. – Если передумаете, скажите, – произношу спокойно и уверенно, – я даже сама могу с ним поговорить. – Сейчас я тебя отстегну, – мэр машет перед моим носом ключиком, – но ты должна вести себя спокойно. Отдохни, – кивком головы указывает на диван, – тебя покормят через пару часов. Ты должна быть выспавшейся и свежей, – проводит тыльной стороной ладони по моей щеке, а я, испытывая неприязнь, отстраняюсь, чем вызываю улыбку Звонова, – и улыбаться, – шепчет мне на ухо. – Да пошёл ты, – произношу также тихо, подстраиваясь под его интонации. Ничего не ответив, снимает наручники и отходит, с недоверием посматривая на меня. У него есть все основания опасаться, потому что как только он кладёт ладонь на ручку двери, подскакиваю и делаю попытку прорваться. Но я раз в шесть меньше жирного ублюдка, поэтому незамедлительно получаю удар наотмашь и падаю в темноту. Глава 20 Яров – Ярый, сукин сын! Ты расхерачил мой дом! – голос Геры доносится с первого этажа, и по мере восхождения на второй становится злее, а затем переходит на визг, когда он добирается до комнаты, изрешечённой пулями. – Блядь, это итальянская мебель! – слышится стон, а затем истошный крик, что означает: я не умер ночью, но подохну сейчас от рук человека, который спас меня. – Меня не было сутки! Всего сутки! Ты возместишь всё, что… – застывает на пороге комнаты, и, оценив моё состояние, тяжело вздыхает и направляется вниз. Чайник возвращается через несколько минут с небольшим чемоданчиком, открывает и молча обрабатывает рану, добавленную к остальным. Ранение в плечо навылет несерьёзное, но достаточно болезненное, если прибавить ощущения к ранее полученным. – Островская где? – задаёт вполне ожидаемый вопрос, на который мне и самому себе отвечать не хочется. – У Звона. Его люди забрали ночью. Обстрел начался неожиданно. Я заставил её сесть в машину и уехать. Был уверен, что выберется… – отвожу взгляд, засматриваясь на падающий снежок за окном и не контролируя действия Геры. Несколько швов, которые он накладывает на живую, приносят боль, заслуженную мною за каждое грёбаное слово, брошенное в Тасю. Её потухший взгляд, полный слёз и разочарования, до сих пор стоит перед глазами, и это картинка, которая будет меня преследовать до конца моих дней. – Откуда знаешь, что за этим стоит мэр? – Сделано, – в комнату врывается Марат, потирая ладони, замёрзшие на морозе. От неожиданности Гера дёргается, натягивая нить и получая в ответ моё шипение. Его тело напряжено, а взгляд оценивающе исследует моего человека, положившего руку на пистолет и готовый стрелять без предупреждения. – Спокойно, – хриплю, отбирая из рук Чайника полукруглую иглу и выдыхая. – Это Марат – мой человек, который уже полгода работает в охране Звона. Это Герман Аркадьевич – сын Айболита. – Ого, сын доктора? – в голосе помощника слышится безграничное уважение к тому, на чьём столе он побывал пару раз. – Шил меня когда-то. Дважды. Благодаря ему не подох. – Давай без подробностей, – Гера кривится, останавливая душещипательный рассказ Марата, который готов выложить подробностей обоих эпизодов здесь и сейчас. Вновь возвращает мне своё внимание, заканчивая работу и закрывая рану, которая лишь слегка саднит, перебивая болевые ощущения от двух предыдущих. – Машину пригнал, – отчитывается Марат. – Лобовое разбито, но не от пуль. Скорее всего, при выносе ворот. Возле машины много следов. Несколько уходят в лес, но недалеко. Видно, что кого-то волокли. – Кровь есть? – и это самый важный вопрос для меня. Предполагаю, Звону Тася нужна живой, но я не хочу, чтобы мелкая испытала физическую боль и терпела издевательства. – Нет. Ни капли. И вот что нашёл на заднем сиденье. Рядом опускается женская сумка. Всё же во мне теплилась надежда, что брошь осталась с Тасей, но увы, вещица пристёгнута к подкладке сумки с внутренней стороны. Везде таскала с собой, что позволяло узнавать, какие места она посещает. – Помоги, – Гера подзывает Марата, и мужчины водружают меня на кровать, дают возможность занять горизонтальное положение и отдышаться. – Не мог сам залезть? – Да я сюда с трудом дополз из соседней комнаты. Там стало холодно по причине разбитых окон. Ждал Марата. Он от трупов избавлялся. – Надеюсь, ты их не за домом закопал? – Чайник напрягается, не желая летом столкнуться с последствиями нашего пребывания на его территории. – Нет, конечно, – помощник фыркает. Особым умом не отличается, но это не помешало ему задержаться у Звона в охране и не выдать себя. – В озеро скинул в трёх километрах отсюда. По уму всё, с грузиком. Не всплывут. – Спасибо, утешил, – Гера прикладывает ладонь у груди, умилённо улыбаясь. – Почему не избавил его от ранения? После предыдущих ещё не отошёл. – Меня не оповещали. Смена заканчивалась, парни по приказу прыгнули по машинам, взяли эту хрень летающую и сорвались в неизвестном направлении. От Ярого три дня вестей не было, почуял неладное. Поехал следом и не зря. Подобрался со стороны озера, вокруг поехал. Зашёл в дом, тут трое. Один успел пулю подарить. За девчонкой не успел. – Лучше бы за ней поехал… – откидываюсь на подушке, прикрываю глаза и вспоминаю, как кричал Марату, чтобы ехал следом за Тасей. Каких-то минут десять и мелкая не оказалась бы у них. Если бы только знал, что помощник придёт так вовремя и поможет избавиться от людей Звона, обыскивающих дом, не отпустил. Не могу представить, что она сейчас испытывает, уничтожаемая моими последними словами, потерявшая надежду и веру в того, кто был для неё идеалом. – Ярый, я не знал, – Марат виновато склоняет голову, рассматривая собственные ботинки и не понимая, что и так сделал безгранично много – спас мне жизнь. – Проехали. Имеем то, что имеем. Новости есть? – Весточка прошла, что ночью девку привезли без сознания. Разместили на цокольном этаже в одной из комнат. Звон сам беседовал. Долго. Потом сынок-дебил туда наведался. – После упоминания о Лёне сжимаю кулаки и рычу, не имея смелости даже на секунду представить, что будет с красавицей, если повёрнутый ублюдок до неё доберётся, превратив в окровавленное нечто, мало похожее на человека. – Не трогал он её. Опять впал в своё это состояние нирваны, – Марат закрывает глаза, мычит и покачивается, изображая Звона – младшего, – парни вынесли его и скинули в комнате на третьем этаже. Обычно потом сутки отходит. Спит и ссать периодически ходит. Но Звону документы нужны какие-то. Приказал к тебе и девчонке на хату наведаться. Радует лишь то, что я в курсе местонахождения мелкой, но вопрос, кто слил информацию о передачи документов, предоставляющих Тасе право распоряжаться имуществом Парето, остаётся открытым. И если я и сам Островский вне подозрений, то остаётся лишь одни осведомлённый человек – Роберт. Плюс промежуточное звено – курьер. Ставлю на последнего, потому как с Ароновым последние лет восемь вместе варились в котле рейдерских захватов собственности Островского, отбивались от засланных мэром покупателей и улаживали вопросы с перебросом денег через десятки счетов. – Тебе уехать нужно? – Да. Мне приказ обшарить твою хату. – Есть версия, куда делись парни? – намекаю на тех троих, которых уложил Марат ночью, а затем предусмотрительно избавился от тел до приезда Чайника. – Скажу, подбили. Оклемаются, приедут, а пока отсиживаются. Сообщения Лешему отправил, – машет несколькими телефонами, зажатыми в ладони, показывая, что уже предусмотрел возможные вопросы. – Держи меня в курсе. И шарься в моей в моей квартире аккуратно… – кричу вслед исчезающей спине, а затем слышу, как закрывается входная дверь. – А теперь ты, – переключаюсь на Чайника, а он удивлённо пялится на меня, считая виноватым в разрухе и хаосе, который я принёс в его дом. – Милка зачем приезжала позавчера? – Мила Гурова – глава юридического отдела фирмы, которая поставляет медицинское оборудование. Я открываю новое отделение в клинике. Сейчас укомплектовываем. Меня не было два дня на работе. По твоей вине, – тычет в меня пальцем, – поэтому она приехала сюда. А ты откуда её знаешь? – Моя бывшая жена. – Ты был женат? – брови Геры подскакивают, что даёт понимание – кем мне приходится Мила, он не знал. – Пару лет. Или немного больше. Прости, что не пригласил на свадьбу. – Я бы не приехал, – отмахивается Чайник. Ничто не может его заставить выползти из норы и оказаться в компании тех, от кого он с таким трудом избавился. – Поэтому и не пригласил. Обмениваемся понятными лишь нам смешками, пока Гера делает перевязку и осматривает старые ранения, удовлетворённо хмыкая. – Заживает на тебе всё, как на собаке, Ярый. А несколько дней назад думал, что сдохнешь. Даже прикидывал, куда труп девать… – закусывает губу и тянет за нить, проверяя, возможно ли избавить меня от швов прямо сейчас. – Так ты считаешь, что Мила неслучайно наведалась ко мне? – Она с Тасей говорила? Что спрашивала? – Ничего особенного. Представилась, объяснила по какому вопросу приехала. Расположились в гостиной на первом этаже. Девочки чай пили, я ознакомился со списком оборудования, сверил с необходимым. Она сказала, что подготовит документы и скинет итоговый вариант для подписания. – На второй этаж поднималась? – Нет, – ответ следует мгновенно, но затем Чайник переводит взгляд в сторону и замолкает на минуту. – Было окно… Тася пошла кормить Самсона, а я отправился в кабинет, чтобы принести кое-какие документы. Минут пять, не больше. Думаешь, за такое время реально обшарить комнаты? – Если дверь была открыта, и шарить не надо. Заглянула, быстро оценила моё состояние овоща, передала информацию. – Считаешь, она работает на мэра? – Не знаю. Но исключать такой вариант не стоит. В этом городе либо все под ним ходят, либо стучат тем, кто под ним ходит. Третьего не дано. – А ты? – А я хожу под Парето, – неосознанно возвращаюсь мыслями к Тасе, и грудь выжигает чувством вины и тревоги. – И пока ни разу не пожалел об этом. – Что будешь делать? – Гера задаёт вопрос, который сейчас меня волнует большего всего.