– Она не для тебя. – А для кого? Для какого-нибудь богатого хера? Сыночка одного из твоих знакомых? Примерного мальчика, который будет дышать по твоему приказу? – не замечаю, что срываюсь на крик в попытке придавить Парето каждым вопросом. – А если она хочет другого? – Она не должна хотеть тебя, – заключительный аргумент, который, по мнению Островского, должен отодвинуть меня от его дочери. – Бытует мнение, что девочки останавливают свой выбор на мужчинах, похожих на их отцов. Хорошая новость – твоя дочь поступила именно так, плохая – я похож на тебя больше, чем ты можешь представить. Она выбрала давно, независимого от твоих планов и расчётов, и даже я на этот выбор повлиять не смог. – Я, чёрт возьми, старался, но это Островскому знать не стоит. – Сейчас не время продолжать этот бессмысленный разговор. Есть проблемы поважнее. Остужаю Парето, который всё ещё стоит на улице, докуривая третью сигарету и буравя меня взглядом. Я давно не испытываю страха перед ним, готовый к любому выпаду, а именно сейчас отдам за Тасю всё, включая собственную жизнь. Он несколько минут решает, стоит ли идти одной дорогой со мной, но всё же садится в машину и откидывается на сиденье, приходя в равновесие. – Есть идеи? – подаёт голос, не открывая глаз. – Только одна: проникнуть в ресторан и поговорить с Тасей. С тобой Звон не связывался, значит, остаётся только одно: женить Лёню на твоей дочери, чтобы затем заполучить принадлежащее ей имущество. Просто и понятно. – Где документы? – По-прежнему у меня. – Значит, что именно я на неё перекинул, он не знает? – Нет, – качаю головой, присматриваясь к официантам, которые шныряют у заднего входа ресторана, выбегая на перекур. Появляется идея, реализовать которую я намерен прямо сейчас. – Я пошёл. – Указываю на ресторан, и после кивка Парето, оставляю его в одиночестве. Глава 22 Спрятавшись в одной из кабинок туалета, жду, когда пацан, которому я вывалил значительную сумму, выполнит оговорённые условия. Проходит десять минут, прежде чем я слышу цокот каблучков и несколько голосов, один из которых женский. Дверь открывается, и помещение наполняется людьми. Кто-то открывает кабинки, проверяя, свободны ли они, а когда ломятся в моё укрытие, слышу недовольное шипение Таси: – Там занято. Непонятно? Это женский туалет. Оставьте меня одну. Её приказу подчиняются, сквозь щель смотрю на мелкую, которая закрывает за охранником дверь, клацая защёлкой. Упирается лбом в стену, издав жалобный стон и нашёптывая нечто неразборчивое, но безумно тоскливое. Выползаю из укрытия, успев накрыть её рот ладонью, когда она вздрагивает от неожиданности, приготовившись испуганно закричать. На дне серых глаз вспыхивают искры радости. Тася, сжимая пальцами ткань толстовки, притягивает меня и замирает, жадно глотая воздух. Её тело трясётся, но лишь потом понимаю, что тонкие плечики содрогаются от беззвучных рыданий. Заключив женское личико в ладони, сталкиваюсь с ней лбами, лишь сейчас рассмотрев красные и пустые глаза, которые медленно заполняются жизнью. Уверен, Звон сказал ей, что меня убили, а значит, она проливала слёзы по утерянной любви, вероятно, сожалея о моменте, когда видела меня в последний раз. И это подтверждается, когда на мою щёку ложится женская ладонь. Удар. Ещё один. Пока она обессиленно не опускает руки, выместив накопившуюся обиду. Я принял каждый выпад не закрываясь. Не видел её три дня, и сейчас меня словно сбивает грузовик, размазывая по асфальту, потому что я отпустил себя, позволив прорваться чувствам. – Гриш, тебе нужно уйти. Охереваю от её слов, пропитанных горечью и сожалением. – Какого хрена, Тася? – Он сказал, что я должна выйти замуж за Лёню, чтобы сохранить жизнь своих родных. Он найдёт папу, Аньку, Костика и убьёт их, если я не приму его условия. Сразу понимаю, что «он» – Звон, который вдолбил девчонке в голову наихудший финал. – Лена и дети в полной безопасности, – Островский не соизволил поделиться местонахождением семьи, но уверен, что уже позаботился об этом. – Твой отец здесь. Ждёт меня в машине. – Правда? – смахивает прозрачные капли, зажигаясь надеждой. – Тогда зачем ты пришёл? Эффект от её вопроса подобен удару кувалды, не оставляющей шансов выжить. – Хотел тебя увидеть, успокоить, дать понять, что ты не одна. Ты мне так нужна, – шепчу, оглаживая её лицо и собираясь оставить поцелуй. – А когда ты это понял? Когда сказал, чтобы проваливала, или в тот момент, когда осознал, что папа оторвёт тебе не только яйца, но и иные, не менее важные, части тела? Причём сделает это с особой жестокостью. Едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться в голос, позволив охраннику за дверью застукать нас. Колючая и острая на язык Тася безумно мне нравится, вызывая непреодолимое желание завладеть мягкими губами. – Я не отказывался. Просто в тот момент не понимал, как много ты для меня значишь. Несмотря на мои слова, Тася вырывается без особого энтузиазма, показательно брыкаясь в капкане моих рук, пока я не впиваюсь в её губы, заставляя подчиниться. Мой язык ласкает её рот, проталкиваясь глубоко и дико, и в какой-то момент она издаёт тихий стон, который дополняется моим рычанием. Подхватив под задницу, усаживаю Тасю на столешницу, вклиниваюсь между прекрасных ножек, поглощая вкус, по которому скучал. Даже не предполагал, что красавица способна выудить из чёрствой внутрянки бешеные эмоции, заставляющие срываться в неё. Я впервые чувствую странную уязвимость перед женщиной. Удивительное и новое для меня чувство, будто теряешь контроль на огромной скорости и при этом радуешься словно ребёнок, что вот-вот разобьёшься. Тася – моя слабость. То, от чего я уже не смогу отказаться. И я понимаю это, когда в голове проносится мысль, что я хочу её трахнуть прямо сейчас и здесь. Мои пальцы тянут вверх платье и оглаживают сочные бёдра. Врезаюсь затвердевшим членом в её промежность, показывая, что она со мной делает, получая в награду короткий писк. Но я не могу потратить наше время на секс, и это подтверждается требовательным стуком в дверь. – Таисия Константиновна, вы скоро? – Я могу пописать как нормальный человек? – мелкая откликается мгновенно, недовольно выплёвывая свой вопрос и получая моё одобрение, а затем возвращает своё внимание мне и шепчет: – Изначально Звонов планировал сыграть свадьбу через две недели, но сегодня по пути в ресторан ему позвонили. Он сказал, что документы у него и ждать так долго не имеет смысла. Поэтому нас с Лёней распишут завтра. А потом он меня ему отдаст… – Тася прижимается ко мне и всхлипывает. Я готов пойти на всё, лишь бы озабоченный ублюдок не коснулся моей девочки. Одна только мысль, что его слюнявый рот может оставить на ней следы, горит в груди адским огнём, разрывая на части. – Не отдаст. Завтра я приду за тобой. Времени немного, но мы с твоим отцом что-нибудь придумаем. – Поднимаю милое личико с припухшими от поцелуев губами, и стираю большими пальцами крупные капли, скатывающиеся по щекам. – Твоя задача – продержаться сутки. Веди себя, как предыдущие три дня, изображая страх и переживания за родных. И не верь. Всё, что скажет Звон направлено на подавление воли. Основная задача: исключить любые надежды на спасение и загнать жертву в угол, не оставив ей выбора. Поняла? Тася обречённо кивает, а затем оплетает тонкими руками мою шею, утыкается носом и часто дышит, словно впитывает напоследок мой запах, запечатлевая в себе. – Мне нужен стимул, чтобы не сломаться. Что-то, позволяющее верить и надеяться… И я понимаю, что красавица балансирует на грани, когда до отчаяния маленький шаг и возврата не существует, поэтому, зафиксировав в ладонях её лицо, произношу в приоткрытые губы: – Люблю. Короткий поцелуй, наполненный бесконечно важным, тем, что, возможно, никогда не будет озвучено, и охранник начинает ломиться в туалет, выбивая дверь. Отпускаю Тасю, вернувшись в укрытие, чтобы она впустила настырного Звоновского помощника. – Вас ждут. – Подождут, – фыркает красавица, покидая уборную. Возвращаюсь к машине, молча оседаю на водительское место и закрываю глаза, всё ещё чувствуя аромат Таси, оставшийся на кончиках пальцев. – Рожу вытри. – Смотрю в зеркало, замечая на губах и шее следы розовой помады. – Ты обстановку разведывал, или мою дочь облизывал? – возмущённый голос Островского даёт понять, что он, не раздумывая готов оторвать мне не только яйца. – Свадьба завтра, – делюсь тем, что узнал. – Сегодня Звон получил документы. Тася сказала. – Когда? – Пару часов назад, когда семейство Звоновых направлялось в ресторан. – Что и требовалось доказать, – довольно ухмыляется, словно именно этого и ожидал. Ни хрена не вижу причин для радости, поэтому жду комментариев, которых, видимо, недостоин, потому как Костя жестом показывает, чтобы я трогался. – Куда едем? – К тому, кто всё объяснит. Через полчаса останавливаемся около дома Роберта Аронова, что автоматически прибавляет вопросов. Островский упорно молчит, выбешивая присущей лишь ему загадочностью и способностью накалять и без того неспокойную обстановку. Мудак. Я и так едва сдерживаю потребность вернуться в ресторан и отправить на тот свет каждого, кто косо смотрит на мою Тасю, а от мыслей, что готов сотворить с Лёней, сам пугаюсь. Вернувшаяся тянущая боль в груди слегка отрезвляет. Действие обезболивающего закончилось, а значит, теперь каждое движение сопровождается моим шипением. Поднимаемся на шестой этаж. Островский осматривает лестничную клетку, не забывая окинуть взглядом каждый угол. Пока не понимаю, с какой целью мы заявились к Робу, но, вероятно, необходимость оправдана, и Костя, как и всегда, осведомлён лучше всех. – Привет. Ещё раз, – Костя здоровается первым, проталкивая в квартиру Аронова и не интересуясь, готов ли он принять гостей. – Мы ненадолго. – Мы?.. – Мы, – подтверждаю, входя следом и закрывая дверь. – Семья где? – Вера с детьми уехала отдыхать. Вернётся через пару недель. – Отлично, – цедит Парето и его кулак впечатывается в лицо Аронова. Он наносит ещё несколько ударов до тех пор, пока Роберт не начинает плеваться кровью, скорчившись на полу. И, кажется, только им понятен смысл происходящего, я же лишь зритель, охуевающий от представления. Схватив Аронова за шиворот, Костя тащит обмякшее тело в комнату и швыряет на диван, словно то ничего не весит. Подвигает стул, и, сложив ногу на ногу, прикуривает сигарету. – Рассказывай, – Островский наклоняется, выпуская клубы дыма в лицо Роберта. – С самого начала. Роберт в данный момент смахивает на человека, пойманного за непристойным занятием. Вот только наказание – не порицание, а, скорее всего, жизнь. – Пару лет назад я крупно проигрался в заведении Звона. Почти пятьдесят лямов повисли на мне, а люди мэра поставили на счётчик с жуткими процентами. К отцу не пошёл, он и так несколько лет выплачивал мои долги. – Островский кивает, а я прикидываю, что сейчас узнаю много нового о человеке, которого, казалось, знаю. – Обратился к Вике. Она дала немного. Немного в сравнении со всей суммой, конечно. И тогда мне предложили альтернативу… – Сливать информацию? – Да. Ты отдавал распоряжения Ярому, я готовил документы, соответственно, сразу узнавая, что и кому было продано. Дальше люди Звона отжимали покупку, а от нового владельца по-тихому избавлялись. Но ты не спешил расстаться с объектами, которые были действительно важны для мэра. Да и полный перечень никто не знал, даже Ярый, – указывает на меня, стирая кровь рукавом, а остатки сплёвывая на пол. – Вариантов подобраться к тебе не было: нечем придавить, точнее, некем. Но неожиданно Тася прислала заявку на работу в Школе Ритки. Воропаева давно в связке со Звоном. Её радости не было предела: прекрасный шанс отомстить тому, кто лишил её отца и любимого мужчины. Она так горела желанием подгадить, что была готова лично ехать за Тасей. А тут ещё договорённость с Липницким и намеченная сделка. Предполагали, что с дочерью ты передашь документы на все объекты, но увы, ошиблись. И тогда я обработал Липницкого, нашептал, что его могут объебать за его же бабки. Надоумил потребовать гарантии в лице тебя самого. Но явиться ты не пожелал, а перекинул всё на дочь… В день получения документов Ярый информацию подтвердил. Звон требовал бумаги, настаивал, чтобы я их выкрал у Ярого. А когда я сказал, что это невозможно… – Тебе придали ускорения, – завершаю фразу, вспоминая о нападении на дом Альберта.