А я стою, словно вкопанная, не в силах пошевелиться, потому как лишь в эту секунду осознаю, что могу больше его не увидеть. Он подходит, заглядывая в глаза и недовольно покачивая головой. – Аннушка, не вздумай отказаться, – бросает жёстко. – Ты ведь сама понимаешь, что так нужно. – Да. Я… – Слова застывают, не успев сорваться в свободном полёте, и я прижимаюсь ко Льву, обвив его шею руками. Стискиваю так, что запястья ноют, но не могу отстраниться. Оказывается, когда ты стоишь на краю, так много хочется сказать, что не понимаешь, с чего начать. Во мне скопилось столько неозвученного, важного, что сейчас я больше всего желаю задержать чёртово время, тлеющее невероятно быстро. – Тебе пора, – гладит ладонями по спине. – Иначе опоздаешь на свой рейс. – Я понимаю. Я всё понимаю, Лев, но… – Слова тонут в предательском всхлипе, предвещающем тяжёлые капли, которые скатываются по щекам. – Я столько хочу тебе сказать… Я хочу… – прижимаюсь к его губам, требуя поцелуй. – Ты уже всё сказала, – останавливает, чтобы прижать к своей груди. – Я приду за тобой, – шепчет над ухом. – Даю слово. Произнесённое действует завораживающе, потому что обещания Льва сродни клятве. Два коротких слова, которые я уже слышала и могла убедиться в их правдивости. Наконец, отпускаю его, расцепив руки, дарю глубокий поцелуй и, развернувшись, быстро шагаю к ожидающей машине, чтобы не передумать. Забираюсь на заднее сиденье, и машина срывается с места, чтобы унести меня прочь от того, в чьих руках осталось моё сердце. Лев так и стоит, провожая нас взглядом, пока не превращается в маленькую тёмную точку на обочине дороги. И только в этот момент растекаюсь по сиденью и обращаю внимание на водителя, который тут же поднимает перегородку, изолируя меня. Даю волю слезам, сжавшись в комок и закрыв ладонями лицо. Теряюсь во времени, сосредоточив мысли на своём киллере, который планирует вернуться в самое пекло. Вспоминаю о телефоне и, включив аппарат, теряюсь в количестве сообщений и пропущенных звонков от Таси и мамы. Сестре напишу, когда буду знать точно время прилёта, а пока набираю Дину, которая оставила с десяток оповещений. – Привет… – Аня, как ты? Всё хорошо? Телефон был отключён, а я переживала, – тараторит так, что я слова вставить не успеваю. – Когда твой киллер появился на пороге моей квартиры, чуть сознание не потеряла. Узнала его только по шраму на лице. Потребовал собрать твои вещи и документы. Я всё отдала. А потом сказал, что Женя в больнице… – всхлипывает. – Как он? – Нормально. Твой привёз меня в больницу и сразу уехал. Женя на тот момент уже в себя пришёл. Но я не паниковала, как ты учила. Была спокойна: без истерик, слёз и причитаний. Поговорила с врачом, выяснила, какие травмы и насколько серьёзные. Аптечку по твоему списку собрала. – И когда успела? – улыбаюсь, понимая, что Дина прислушалась к моим словам и готова соблюдать все пункты. – Когда домой поехала, чтобы вещи ему собрать и необходимое купить. Ты где сейчас? – Еду в аэропорт. Дин, я уже сегодня буду дома. Не спрашивай, так нужно. – Никто ничего мне не говорит… – разочарованно вздыхает. – Даже шеф Жени приехал в больницу и сразу меня из палаты выпроводил. – Игнатов приезжал в больницу? – напрягаюсь, готовясь к неприятным новостям. – Да. Я только услышала, что спрашивал про сына и тебя. Дальше уже не присутствовала при их беседе. Женя лишь обмолвился, что получил нагоняй, что тебя не уберёг. И в этот момент, вероятно, Павел Валерьянович больше переживал за Льва, чем за меня, прекрасно зная, что его человек должен был доставить меня в аэропорт по просьбе сына. Уверена, и о Пахомовой рассказал, и о перестрелке в ресторане. – Он это переживёт. Не страшно. А ты когда в Москву? – Я решила остаться. Вчера была в местном университете, выяснила, что есть схожее направление. Позвонила декану, чтобы до начала учебного года перевестись. Есть ещё неделя, сказал, что поспособствует и постарается сделать всё быстро. Подумала, что уеду, и паршиво стало… Мама ещё на костылях, да и без Женьки не смогу. Приезжать раз в две недели на выходные? Да я с ума сойду. Так что я выбрала. Права ты была: наступает момент, когда приходится делать выбор. Но я не сомневалась. – Рада за тебя. За вас. Всё сложится, даже не сомневайся. – Ой, – взвизгивает подруга, пугая меня, – в Москве же твой второй чемодан остался. И как теперь забрать? Может, отправить? – Я подумаю, как лучше сделать. Когда будешь съезжать с квартиры, забери с собой. – Конечно. Женю выпишут, и мы вместе съездим за вещами. Одну не хочет отпускать. И знаешь, Ань, ты кулон свой забыла у меня. Я сразу не увидела, чтобы мужчине твоему отдать. Чёрт! Бесконечно дорогая для меня вещь осталась на тумбочке, когда я собиралась принять душ, предварительно сняв его, чтобы не намочить мамино фото внутри. А затем как ошалелая бежала навстречу Жене, чтобы отправиться на место перестрелки. – Сохрани, пожалуйста, Дин. Я обязательно заберу. Он мне дорог. Я что-нибудь придумаю. – Будет повод вернуться. – Слышу, как подруга улыбается, заманивая в гости повторно. Не думаю, что в ближайшее время мне будет доступна подобная привилегия. Но Лев ведь обещал приехать, так что возможность вернуться будет. Или нет… – И правда, – поддерживаю её веселье, поглощаемая тревожными мыслями. – Так ты на свадьбу нас пригласишь? В мысли врывается Барни и предстоящее торжество, от упоминания о котором меня подташнивает. Не представляю, что чьи-то ладони касаются меня там, где побывал Лев. – Там проблемы с организацией, – вру подруге, – приеду, и станет понятно, состоится ли она вообще. – Ты за своего киллера замуж выйдешь, да? – переходит на шёпот. – Я… – зависаю, не понимая, как ответить и имею ли право что-либо утверждать. – Не знаю. Обязательно позвоню и всё тебе расскажу. – Ну ладно, – произносит с явной обидой в голосе. – Держи меня в курсе. И напиши, как окажешься дома, ладно? – Обещаю. И прости, что так получилось. Летела к тебе, а по факту провела время с каким-то мужиком. – Проехали. Будем считать, что это я его тебе подкинула. Моё стопроцентное зрение нашло нам проблемы. Пока. – До связи. Остаток пути провожу, ворочая тяжёлые мысли в полном одиночестве. Перегородка ни разу не опускается, словно человек за ней отгородился от людей. Проваливаюсь в дрёму на короткое время, открываю глаза и вновь слежу за мелькающими указателями. На границе предъявляю документы, и мужчина приказывает вернуться в машину. Короткий разговор с таможенником, и мы трогаемся. Заглядываюсь на фонтан, расположенный на территории аэропорта, пока перевозчик паркуется, чтобы сразу покинуть машину и поманить меня за собой. Вручает мне билет и ждёт. Следует в зону контроля, не выпуская меня из вида, и остаётся рядом даже в автобусе, подвозящем пассажиров к трапу. Лев не соврал, когда пригрозил, что его человек проконтролирует мою отправку вплоть до салона самолёта. Так и есть. Лишь когда я занимаю место, предварительно затолкав рюкзак в отделение для ручной клади, мужчина оставляет меня. И пока пассажиры занимают свои места, пишу Тасе с просьбой встретить. Планирую переночевать у них с Гришей, а уже завтра бодрая и готовая к допросу, вернуться домой. Мне придётся лгать, недоговаривать и придумывать, только бы папа не докопался до истины. Несколько часов в полёте, мягкая посадка и выход из зоны прилёта. Звоню Тасе, чтобы узнать, где она, когда над головой раздаётся: – С возвращением, Аннушка. Папа. Передо мной напряжённый отец, разговор с которым я предполагала перенести на завтра. Но, видимо, он решил по-другому, и Тася помешать не смогла или не захотела. – Привет, папуль, – обнимаю, оставляя касание на щеке, а сама дрожу. – Почему вернулась на три дня раньше? Итак, съехать не получится. Допрос уже начался и будет только набирать обороты. – Дина с мамой. Она ещё на костылях. Гипс только через неделю снимут, поэтому сидеть в четырёх стенах не захотела, а гулять одной не очень радостно, – отчитываюсь, ни разу не запнувшись в надежде, что папа проглотит мою ложь. – Мне кажется или у тебя было два чемодана? – перехватывает багаж, внимательно осматривая. – Не кажется. Купила большой, чтобы не таскаться с несколькими. – А почему рейс из Минска? – Прямого не было, только с пересадкой. Врастаю в землю под придирчивым взглядом отца, обдумывающим мои слова. Молюсь, чтобы поверил, и когда кивком указывает в сторону выхода из аэропорта, с облегчением выдыхаю. Поверил. Или же создал видимость. – Поехали. Все у нас. Тася с девочками и Гришей. Вторую неделю торт обсуждают, – недовольно бурчит. – Завидую терпению Лены. Я бы уже давно послал нахер Алет. – Пап, нельзя. Они наши будущие родственники, – остужаю его, напоминая, что хорошего мальчика он выбрал для меня сам. – Придётся мириться: на семейных обедах, совместных торжествах и праздниках. И по мере перечисления шрам на лице папы багровеет, что означает – он на пределе. Не знаю, как он представлял себе общение с семейством Шеран, но сейчас я описала картинку, которая его не привлекает. – С Барнаби созванивалась? – Писала. Он по-прежнему не понимает моей тяги к незнакомой для него стране. – Я, если честно, тоже. – А мне понравилось. Умолчав о Льве, прикидываю, смогу ли переехать, если потребуется. Однозначно да. Неважно где, важно с кем. – Привет! – Едва успеваю вылезти из машины, как на меня налетает Тася, сжимая в объятиях и причиняя боль. – Тась, не так сильно, – шепчу, кривясь от неприятных ощущений. – Мне больно. – Аннушка… – Всё потом. Когда останемся вдвоём, – цежу, вытаскивая вещи. – Но, пожалуйста, не прикасайся ко мне. Хвала понятливости сестры. Схватив мои вещи, Тася подталкивает в спину, а когда вхожу в дом, встречаю на кухне маму и Гришу. – Два часа ночи. И почему все не спят? – хохочу, обнимая маму. – Все маленькие давно отправлены в постель, а мы решаем сложную задачу. – Сама проводит ладонью над столом, где выставлены несколько мисок. – Мы все уже пробовали и, кажется, теряемся во вкусах. Твоя очередь. – Тут же перед моим ртом появляется ложка, а настойчивое предложение попробовать не оставляет шанса. – Смородиновый крем-чиз, с лёгкой кислинкой. Подходит для прослойки и украшения.