Часть 38 из 39 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Костя, ты где? Мы приехали.
– Ну что, паршивый зять, – папа, встрепенувшись, смотрит на Льва, – пойдём знакомиться с тёщей.
Эпилог
Три года спустя
– Пап, где мой муж? – врываюсь в кабинет отца, чтобы снова задать интересующий меня вопрос.
– Сегодня вернётся, – отвечает, не поднимая головы.
– Это ты говорил вчера, – недовольно фыркаю, плюхаясь в кресло. – Мы прилетели на две недели, а ты успел вовлечь его в свои дела, отправив с Гришей в неизвестном направлении.
И хотя вчера я получила сообщение со скрытого номера, с привычным текстом «Всё в порядке, Дефектная», меня не покидает раздражение.
– Аннушка, ваш с Тасей выбор имеет последствия. – Папа, наконец, обращает на меня внимание, закрывая ноутбук. – Вам оказались не по душе хорошие мальчики, по этой причине придётся мириться с некоторыми… нюансами деятельности ваших мужчин. Дело, в котором задействован Лев, обсуждалось нами давно. Так что для него это не было неожиданностью.
Вот так значит… Лёвушку ждут нагоняй и негодование рассерженной жены, которая узнаёт подробности не из первых уст.
– Мы не дома. Я переживаю.
– А дома, значит, переживаний нет?
– Не так остро, – честно признаюсь, понимая, что в России у него имеется ворох знакомых под каждую критическую ситуацию, а здесь рядом лишь Ярый.
– Бери пример с Таси. – Повернув голову вслед за папой, через панорамное окно наблюдаю за сестрой, которая носится по двору с сыном. – Уверен, она тоже переживает, но не показывает это детям.
– Она с Гришей восемь лет и за это время привыкла к вашим делам и отъездам мужа.
– И ты привыкнешь. Машке три года, пора вам подумать о втором ребёнке. Тогда твои мысли будут перенаправлены в иное русло, и на переживания о взрослом мужчине времени не останется.
– Ага, скажи ещё двойню, – закатываю глаза, вспоминая, как Тася опасалась, что второй раз будет два плода. Но родился Марк – на радость дедушке.
– Почему нет? Паша обделается от счастья, а если два пацана, будет тебе ноги облизывать.
– Он этим и занимается, – хохочу, потому отец мужа всегда и во всём на моей стороне, а внучка возведена в ранг самого ценного. – А Маша из дедушки верёвки вьёт, понимая, что он исполнит любую прихоть.
Но у Льва, безусловно, непререкаемый авторитет. Папе не требуется даже повышать голос для достижения нужного результата – достаточно взгляда. Мой муж лукавил, предостерегая, что не имеет шанса стать хорошим отцом. На каком-то интуитивном уровне Лев находит общий язык с дочерью и принимает верные решения в воспитании, точно понимая, когда Маша заслуживает похвалы, а когда порицания. В такие моменты я лишь сторонний наблюдатель, не считающий нужным вмешиваться.
– Кстати, как Эля?
– Лучше. Намного лучше. Терапия и лечение помогают, и сейчас она уже чаще находится во вменяемом состоянии, может поддержать беседу, ответить на вопросы и вспомнить некоторые моменты из прошлой жизни. Иногда оставляю на неё Машу, конечно, нахожусь поблизости, приглядывая, но пока ничего критического не случилось.
– А как она относится к Паше?
– Спокойно. Мне кажется, она наконец-то поняла его поступок, возможно, даже частично приняв. Психиатру Эля сказала, что простила мужа. И, судя по поведению, это правда.
– Я рад, что у неё есть шанс прожить остаток дней как человек. В семье, где о ней заботятся.
Во взгляде папы проскакивает тоска и угасшая надежда, дающая понять, что он сопереживал Эле, перемалывая и своё горе. Он поделился воспоминаниями тех дней, когда Игнатовы ещё были полноценной семьёй, и моментами после, когда идиллия была уничтожена.
Теория, высказанная когда-то Львом, казалось бредовой. Но Эля, в один из вечеров сбежав из своей комнаты, наткнулась на сына, только что привезённого из больницы и подключённого к аппаратам. Увиденная картинка оказалась настолько яркой, что вызвала сдвиг, вернув её на пару десятков лет назад, когда таким перед ней представал Макар. Триггер, позволивший сознанию переключить ту самую заветную кнопку. Терапия и нужные специалисты стали дополнением, позволив маме Льва вернуться к почти нормальной жизни. Дни в беспамятстве бывают, но и их становится меньше. Она всё так же на попечении Игнатова, но мне кажется, что и с ним всё наладится, насколько это вообще возможно в её случае.
– Знаешь, Павел Валерьянович уверен, что всё наладилось благодаря мне. По его мнению, именно моё появление в его доме стало началом той светлой полосы, что продолжается и сейчас.
– Я с ним согласен, Аннушка. Ты вернула ему сына и пополнила семью Игнатовых девочкой Машей. А надежда, что внуков станет больше, добавляет оптимизма. Кстати, я предложил Льву переехать и работать на меня.
– Что он ответил? – Сердце бешено стучит, потому как раньше подобные разговоры только раздражали мужа.
– Сказал, что подумает. И посоветуется с тобой.
– Даже так?
И это удивительно, потому как долгое время Лев отказывался даже обсуждать подобное. Ему хорошо там, где он вырос и применяет свои способности. Я же готова остановиться в любом месте. Главное, с ним.
– Наступит момент, когда меня не станет. – Папа прерывает рвущиеся из меня возражения жестом. – Аннушка, мне шестьдесят три. Люди не живут вечно. Глупо надеяться, что перед смертью меня не разобьёт инсульт или я буду вменяемым до последнего вздоха. В этом случае моё дело перейдёт Грише, как и забота о вас всех. Не забывай, есть ещё Костя, не понимающий пока, в какую сторону двигаться, и Соня, практически одного возраста со старшими внуками. Я бы хотел, чтобы Грише кто-нибудь помог, и желательно, чтобы этот кто-то был членом семьи. И Лев – тот самый человек, кто способен вытянуть проблемы наравне с Ярым.
– У Игнатова тоже есть… бизнес, который он желает передать сыну.
– В его случае доверенное лицо может решить все проблемы, в моём же есть большая семья, требующая внимания. Подумай.
– Пап, я подобного решения принять не могу. Всё зависит от Льва. Как он скажет, так и будет.
– Молодец, – довольно причмокивает, развалившись в кресле. – Уверен, как только вы окажетесь наедине, мозг чайной ложечкой ты ему выскребешь, но для всех он глава семьи. Верная тактика.
– Не понимаю, о чём ты… – поднимаюсь, чтобы покинуть отца и примкнуть к Тасе, которая взяла Машку на себя.
Удаляюсь, окидываемая улыбкой папы, который точно знает, что направить в нужную сторону мужа для меня не проблема, но в такого рода вопросе я жду его решения. Не хочу наблюдать метания родного человека и осознавать, что стала инициатором переезда, который ему не по нраву.
– По-моему, им очень хорошо вместе, – наблюдаю за Машей с Марком, резвящимися со шлангом, из которого струёй бьёт вода.
– О чём с папой говорила? – Тася, не переключая внимания с детей, задаёт вопрос. Она уже не раз говорила, что нужно просто ждать, но тревога не покидает.
– Снова спрашивала, когда вернутся мужчины. И о переезде.
– Серьёзно? Насколько я помню, Лев я даже слышать об этом не хотел.
– Что-то изменилось, – пожимаю плечами, желая услышать пояснения мужа. – Он обещал папе, что подумает. Это означает, что мы можем оказаться рядом с вами.
– Тебя это не радует?
– Лев только-только наладил отношения с отцом, да и матери уделяет много времени. Старается, по крайней мере. Понимаешь, у него наконец-то появилось место, куда он хочет возвращаться, и сменить его означает начать всё сначала. Я слишком много сил вложила, чтобы научить его думать не только о себе.
И когда я это произношу, вспоминаю первый год, давшийся мне тяжело. Советы мамы, которая когда-то прошла подобное с отцом, невероятно помогли и научили в первую очередь терпению. Не срываться, не упрекать, а маленькими шажками подталкивать Льва к тому, чего желаю. Я хотела семью с человеком, который привык идти по жизни в одиночку. Потребовалось время, чтобы муж научился принимать моё мнение, слышать и идти на уступки, и постоянные напоминания, что кому-то он дорог и важен. Сообщение, которое я получила вчера, давно стало кодовой фразой, означающей, что уведомление поступило именно от него. Он ещё учится, но пока я вижу, что его желание оставаться со мной такое же сильное, как и моё, двигаюсь в заданном направлении.
– Знаешь, Аннушка, я думаю, что дело не в месте – дело в тебе. Он будет возвращаться туда, где его понимают.
– Думаешь?
– Гриша же возвращается вот уже восемь лет.
Тася сбрасывает обувь и врывается в игру наших детей. Пищит и скачет на радость сыну и Машке. Игра затягивается до приезда мамы, которая собирает всех за ужином, заботливо уделяя время внукам. Но в первую очередь папе. Всегда папе. Непреложное правило нашего дома.
Отец чувствует, что я нервничаю, посматриваю на ворота, ожидая прихода Льва. Душа не на месте, а сердце сбивается с ритма, реагируя на звук каждой проезжающей машины. Радуюсь, что дочка захотела спать в одной комнате с Марком, заигравшись допоздна, потому что сама кручусь, не могу найти удобное место беспокойству и тревоге. Ненавижу это ощущение, требующее лишь одного человека рядом.
В конце концов, провалившись в сон, вздрагиваю, когда чувствую прикосновение: настойчивое, горячее, родное. Лев ведёт ладонью по спине, опаляя шею горячим дыханием. Поворачиваюсь, чтобы столкнуться с неживым взглядом, переливающимся похотью. Я знаю, что ему нужно. Объяснений не требуется. Поэтому стягиваю одежду, не тратя время на лишние разговоры, и оказываюсь под ним.
Тянусь губами, попадая в плен его жадных и настойчивых. Вгрызается, поглощая каждый вздох, требуя всего. Всю меня. Возвращаясь, желает одного – жёсткого секса, позволяющего скинуть адреналин, растекающийся по венам. И чем опаснее было дело, тем сильнее его желание отыметь меня. Не стоит ждать нежности и долгих прелюдий, лишь моя грудь получит особое внимание. Зато на втором заходе он сделает всё, чтобы я теряла сознание от разрушительных оргазмов.
Втягивает поочерёдно соски, прикусывая, а затем зализывая и кружа, сминает ладонями и скользит языком. Вызывает дрожь, а следом желание, которое чувствует, словно животное. Опускаю ладонь, чтобы добраться до пряжки, расстёгиваю, нырнув под резинку белья, и сжимаю каменный член. Толкается несколько раз, подавая резко бёдрами и издав рычание – завораживающее и опасное. Лев закидывает мои руки над головой, сжав запястье, и вонзается единым толчком, двигается, врезается членом быстро, на всю длину, не позволяя опомниться и сжигая мои стоны в грязном поцелуе. Бешеный и голодный, подпитанный опасностью и желающий разделить её со мной.
Бьюсь в первом оргазме, сжимая член и чувствуя бешеную пульсацию внутри. Впитываю каждый стон Льва, двигая бёдрами навстречу до влажных шлепков и искр возбуждения, вспыхивающих с новой силой. Теряюсь, не соображая, наслаждаясь им, наполняюсь и горю. Отпускаю себя, выгибаясь и принимая его целиком. Тело, мокрое и разгорячённое, отвечает мужчине, требует его, нуждается и дрожит. И в следующую секунду он закидывает мои ноги себе на плечи и трахает безостановочно, подводя нас обоих к оргазму.
Так откровенно лишь с ним, для него одного. Не скрывая эмоций, не пряча желаний, принимая всё, что он может мне дать. Член проникает всё быстрее, глаза закатываются от подступающего удовольствия, и я теряюсь, когда тело пронзает серия взрывов, растекающихся под кожей. Сквозь пелену и сладость момента просачивается скупой рык мужа. Долго кончает, продолжая двигаться во мне и сжимая до боли кожу. Дарит жадные поцелуи на шее, плечах, груди, оставляя укусы.
Оказавшись на спине, притягивает к себе, чтобы я привычно закинула на него ногу, которая попадает в плен его пальцев, будто это движение сродни успокоительному. Тяжело дышим, захлёбываясь остатками гуляющей по телу неги.
Сладко от накрывшего оргазма, спокойно от его нахождения рядом. Метавшаяся несколько дней душа, наконец, успокоилась и готова мурчать рядом со Львом. Ещё несколько минут потребуется, чтобы он заговорил.
– Островский предложил переехать, – начинает с того, что считает самым важным. Вероятно, решение уже принято, но Лев всё же выслушает моё мнение. – Я крепко задумался.
– По какой причине такая перемена во мнении? – упираюсь подбородком в широкую грудь, проводя пальчиками по колючей щетине. – Ещё полгода назад ты не желал говорить на эту тему.
– Во-первых, отец планирует перевезти маму к морю. Врачи советуют морской воздух и настаивают на исключении места, где она снова и снова возвращается в прошлое. Новое место, новая жизнь, новые воспоминания.
– И он готов?
– Его привязка к месту была обусловлена лишь мной. Ему под семьдесят и дела не заботят как прежде. То, что осталось, он перекинет на надёжных людей, уступив место более сильным и молодым. А денег у него достаточно, чтобы жить, ни в чём себе не отказывая.
– А во-вторых?
– Мне понравилось работать не в одиночку.