Бовуар надел перчатки, опустился на колени, включил фонарик и сунул в дыру голову. Он напомнил Гамашу (хотя Гамаш ни за что не сказал бы ему это) Винни-Пуха, чья голова застряла в горшке с медом. – Что там? – спросил Гамаш. – Не уверен. Вы должны взглянуть сами. Сказав это, Бовуар залез в дыру целиком и исчез из виду. Арман последовал за ним, предварительно приказав всем оставаться на своих местах. Уговаривать никого не пришлось. Протискиваясь в отверстие, Гамаш увидел куски порванной камуфляжной сетки. А потом он оказался в мире без солнца. Здесь царили темнота и тишина. Даже грызуны не копошились. Ничего. Кроме луча фонарика Бовуара. Он почувствовал крепкую хватку Жана Ги – зять ухватил его за руку и помог подняться. Никто не произнес ни слова. Гамаш двинулся вперед и почувствовал на лице паутину. Смел ее, сделал еще один осторожный шаг вперед. – Что это за место такое? – спросил Жан Ги. – Не знаю. Оба говорили шепотом, опасаясь потревожить то, что может здесь оказаться. Но интуиция Гамаша говорила ему, что здесь ничего нет. По крайней мере, ничего живого. Жан Ги порыскал вокруг лучом фонарика, чтобы оценить ситуацию. Потом круговые движения луча замедлились. Луч останавливался то тут, то там. Внезапно он замер, и Бовуар отпрыгнул назад, столкнулся с Гамашем и выронил фонарик. – Что там? – спросил Арман. Жан Ги быстро нагнулся за фонариком: – Не знаю. Но он знал, что здесь с ними есть что-то еще. Бовуар повел лучом вверх. Вверх. Еще выше. И у Армана отвисла челюсть. – Боже мой, – прошептал он. Это было невероятно. Немыслимо. Камуфляжная сетка и старые вьющиеся стебли образовали громадное пространство. Полое пространство. Но не пустое. Внутри находилась пушка. Огромное артиллерийское орудие. В десять, в сто раз больше, чем все, что видел когда-либо Гамаш. Или о чем слышал. Или считал возможным. А от основания лафета, словно из земли, тянулась вверх фигура. Крылатый монстр. Извивающийся. Гамаш шагнул вперед, но остановился, почувствовав, что наступил на что-то. – Жан Ги, – сказал он, показывая на землю. Бовуар направил туда луч фонарика, и в круге света они увидели палку. Слух распространился быстро. Через несколько минут уже вся деревня знала: в лесу что-то найдено. Ал и Иви Лепаж не пропускали ни одной смены, разыскивая в лесу палку сына, а отдыхали, только когда сырость и холод пронизывали их до костей и лишали сил. Они сидели в бистро в минуты редкого отдыха, когда Жан Ги Бовуар быстрым шагом прошел в дом Гамашей. Лепажи последовали за ним и в дверях услышали, как он разговаривает с кем-то в местном отделении Квебекской полиции. Потом он сделал еще один звонок – в свой отдел в Монреале. Просил прислать криминалистов. – Что вы нашли? – спросила Иви от дверей кабинета. За ней стоял Ал, полный решимости не выпускать Бовуара, пока тот не ответит. – Мы нашли палку Лорана, – сказал Жан Ги. Он говорил тихим, мягким голосом. Подтверждая их худшие страхи. О том, что на чердаке обитает призрак, под кроватью прячется монстр, а в подвале – вампир. Монстры существовали. И один из них убил их сына. – Я хочу увидеть это сам, – сказал Ал. Они с Иви последовали за Бовуаром в лес, где их встретил Гамаш. Бовуар снова пролез внутрь сквозь дыру и начал проводить предварительное следствие, а Армана оставил снаружи, чтобы тот никого не пускал внутрь. Габри и Оливье вернулись в деревню, чтобы встретить полицию и провести по лесу. – Я не могу вас впустить туда, – сказал Арман Алу и Иви. – Извините. Пока не могу. Ал Лепаж, и без того крупный, раздулся от ярости, даже его борода как будто стала гуще. Если Арман надеялся, что Ивлин станет голосом разума, то он ошибался. Хотя она и уступала мужу в размерах, ее ярость была не меньше. – Прочь с дороги! – рявкнула она, наступая на него и пытаясь оттеснить плечом в сторону. Но Арман удержал ее на месте, обняв за талию, и прошептал в ее длинные растрепавшиеся волосы: – Нет, Иви, пожалуйста. Пожалуйста, остановитесь. Он знал, что бессмысленно взывать к ее разуму, говорить, что она может уничтожить улики, что сначала туда должны пройти криминалисты. Доводы рассудка тут не действовали, только инстинкты. Нечто первобытное. Она должна была попасть на то место – не туда, где ее сын умер, а туда, где прошла его последняя минута. А Арман должен был остановить ее. Остановить их. – Что еще там находится, Арман? – спросил Ал, беря жену за руку. – О чем вы не хотите нам говорить? Гамаш не ответил. – Мы слышали, Жан Ги по телефону вызывал подмогу, – не отступал Ал. – Он просил их привезти мощные фонари и прожектора. И приставные лестницы. Отец Лорана посмотрел на стену зарослей, переплетенных, сросшихся стеблей, которые создавали практически непреодолимое препятствие. Кроме того, они создавали trompe l’oeil, оптическую иллюзию того, что перед вами просто густые заросли. Любой человек, случайно забредший сюда, подумал бы, что это самый обычный лес. Но сюда никто никогда не забредал. Они находились в глубине леса, в полукилометре от Трех Сосен. С дороги, ведущей в деревню, можно было разглядеть лишь старую, заросшую тропинку, но даже и она исчезала метров через сто. – Что там? – повторил Ал. Гамаш посмотрел на родителей Лорана, на других участников поиска, включая и Рейн-Мари, – у всех на языке вертелся тот же вопрос. – Я пока не могу вам сказать, – ответил Арман. Тревожное выражение на лице Рейн-Мари стало еще явственнее. – Не говорите нам все, – сказала Антуанетта. – Просто несколько слов, чтобы мы не беспокоились. Эта просьба была вполне обоснованной, но Арман не мог ее удовлетворить. Пока не мог. Послышался звук шагов по сухим листьям, и вскоре из-за деревьев появились трое – Габри и двое полицейских. – Дальше мы сами, – сказал один из этих молодых агентов, отпуская Габри. Он посмотрел на жителей деревни, которые явно испытали облегчение, увидев полицию. – Почему мы здесь? – спросил он, оглядевшись. – Это что, шутка? – Вовсе нет, – ответил Гамаш. Он шагнул вперед и протянул руку. – Меня зовут Арман… – Разве я спрашивал, как вас зовут? Non. Я спросил, почему мы с напарником стоим здесь, посреди леса. Оливково-зеленая форма молодого полицейского была жесткой и свежей. Но не после стирки, а оттого, что была почти неношеной. Возможно, подумал Гамаш, сегодня первый день его работы. Почти наверняка первый месяц. Бовуар позвонил в полицию больше часа назад. Они явно не спешили с приездом. У агента был раздраженный и надменный вид, рука его лежала на рукояти пистолета – он впервые вкусил, что такое настоящая власть. На верхней части левого рукава его полицейской формы Гамаш заметил нашивку с именем. Фавро. Фамилия знакомая. И тут Гамаш вспомнил: это ведь та самая фамилия, которая стояла под рапортом о смерти Лорана. Тот самый полицейский, который сделал заключение о несчастном случае.