Когда Гамаш вернулся, приглашенные на обед гости уже собрались и теперь выпивали, ели яблоки и сальсу из авокадо с кукурузными хлопьями. – Вижу, ты благополучно довез Лорана до дома, – заметила Рейн-Мари, встретив его у двери. – Нашествия инопланетян не случилось? – Мы пресекли его в зародыше. – Не совсем, – возразил Габри, стоявший у двери в кабинет. – Один сумел просочиться сквозь защитные сооружения. Арман и Рейн-Мари заглянули в маленькую комнату при гостиной, где сидела в кресле и читала пожилая костлявая женщина со стрелками на чулках и с пятнами на свитере. – Пробился самый опасный, – удрученно вздохнул Габри. На них пахнуло ароматом джина. На коленях у женщины сидела утка, а Анри, немецкая овчарка Гамашей, лежал, свернувшись клубком, у ног старухи и восторженно смотрел на утку. – Можешь не встречать меня у дверей, – сказал Арман псу. – Я перебьюсь. Правда. Он взглянул на собаку и покачал головой. До чего же странные формы принимает любовь. Однако Анри явно прогрессировал: до этого он был влюблен в подлокотник дивана. – Первым признаком проникновения был запах джина, – сказал Габри. – Кажется, ее раса только им и питается. – Что будет на обед? – спросила их соседка Рут Зардо, с трудом вставая с кресла. – И давно вы здесь? – спросила Рейн-Мари. – А какой сегодня день? – Я думал, ты сегодня забиваешь дубинкой детенышей тюленя, – сказал Габри, подхватывая Рут под руку. – Этим я займусь на следующей неделе. Ты что, не читаешь обновления у меня в «Фейсбуке»? – Комик. – Гомик. Рут похромала в гостиную. Утка Роза вразвалочку прошествовала за ней. А за уткой последовал Анри. – А ведь когда-то я был главой отдела по расследованию убийств Квебекской полиции, – задумчиво протянул Гамаш, глядя на это шествие. – Я в это не верю, – сказала Рейн-Мари. – Bonjour, Рут, – сказала Антуанетта. Рут, которая только теперь заметила, что в комнате есть кто-то еще, посмотрела на Антуанетту и Брайана, потом на Мирну: – Они-то что здесь делают? – Нас пригласили, в отличие от тебя, пьяная маразматичка, – сказала Мирна. – Как ты можешь быть поэтессой и ничего и никого вокруг не замечать? – Мы что, знакомы? – спросила Рут и повернулась к Рейн-Мари: – А где придурок? – Они с Анни уехали в город вместе с Изабель и детишками, – ответила Рейн-Мари. Она знала: ей следовало бы отчитать Рут за то, что та называет ее зятя придурком, но старая поэтесса называла Жана Ги придурком так давно, что Гамаши к этому уже привыкли. Даже Жан Ги откликался на придурка. Но только если его так называла Рут. – Я видела, как мальчишка Лепаж опять стрелой выскочил из леса, – сказала Рут. – Что на сей раз? Зомби? – Вообще-то, мне кажется, он растревожил гнездо поэтов, – ответил Арман. Он взял бутылку красного вина и принялся доливать в бокалы гостей, а себе положил сальсу, приправленную медом и лаймом. – И пришел от этого в ужас. – Поэзия пугает большинство людей, – сказала Рут. – Я знаю, что моя точно пугает. – Пугаете их вы, Рут, а не ваши стихи. – О да. Так даже лучше. И что говорит мальчишка? Что он там видел? – Гигантскую пушку, а на ней монстра. Рут кивнула, явно впечатленная. – Воображение не такая уж плохая вещь, – сказала она. – Мальчишка напоминает мне меня в его возрасте, и посмотри, что из меня получилось. – Никакое это не воображение, – сказал Габри. – Просто откровенная ложь. Я не уверен, что парнишка вообще отличает правду от лжи. А ты что думаешь? – спросил он у Мирны. – Ты же мозгоправ. – Я не мозгоправ, – обиделась Мирна. – Шутишь! – фыркнула Рут. – Я психотерапевт, – сказала Мирна. – Ты библиотекарша, – возразила Рут. – В последний раз тебе говорю, – сказала Мирна. – У меня книжный магазин. Прекрати таскать оттуда книги. Впрочем, бог с тобой. – Она махнула рукой на Рут, которая улыбалась, глядя в стакан, и повернулась к Габри. – О чем мы говорили? – О Лоране. Он не сумасшедший? Хотя я и понимаю, что здесь планка здравомыслия стоит очень низко. – Он посмотрел на Рут, которая о чем-то разговаривала с Розой. – Вообще-то, так сразу не скажешь. В своей практике я встречала много людей, которые теряли связь с реальностью. Но я говорю о взрослых людях. У детей грань между реальностью и воображением размыта, однако с возрастом становится все четче. – Не знаю, к худу это или к добру, – вставила Рейн-Мари. – То, с чем сталкивалась я, было к худу, – сказала Мирна. – У моих клиентов галлюцинации часто носили параноидальный характер. Они слышали голоса, видели всякие ужасы. И совершали всякие ужасы. Лоран, как мне кажется, счастливый ребенок. Хорошо приспособившийся к обстоятельствам. – Невозможно одновременно быть счастливым и приспособившимся, – возразила Рут, у которой одна только эта мысль вызвала смех. – Вряд ли он хорошо приспособился, – сказала Антуанетта. – Слушайте, я совсем не против воображения. Театр живет за счет воображения. Зависит от него. Но я согласна с Габри. Здесь есть кое-что еще. Не пора ли ему вырасти? Как это называется, когда человек не понимает последствий своих поступков или не думает о них? – Рут Зардо? – предположил Брайан. Наступила неожиданная тишина, затем последовал взрыв смеха. Смеялись все, включая и Рут. Брайан Фицпатрик был человеком неразговорчивым, но если открывал рот, то нередко попадал в самую точку. – Не думаю, что Лоран психопат, если вы об этом спрашиваете, – сказала Мирна. – Не в большей степени, чем любой другой мальчишка. У некоторых воображение настолько сильно, что оно берет верх над реальностью. Но я уже сказала, что они вырастают из этого. – Она посмотрела на Рут, которая гладила свою утку и что-то ей напевала. – По крайней мере, большинство из них. – Один раз он заявил, что его одноклассницу похитили, – сказал Брайан. – Вы помните? – Правда? – спросил Арман. – Да. Потребовалась целая минута, чтобы понять, что он врет. Но минута была долгая. Родители девочки находились в бистро, когда он прибежал со своей новостью. Сомневаюсь, что они когда-нибудь придут в себя после шока или смогут его простить. Он не самый популярный мальчишка в округе. – Зачем он лжет? – спросила Рейн-Мари. – Ваши дети тоже, наверное, приходили к вам с выдумками, – сказала Мирна. – Да, случалось, но никогда ничего столь серьезного… – И столь образного, – заметила Антуанетта. – Он умеет дорого продать свои выдумки. – Может быть, он просто хочет привлечь к себе внимание, – сказала Мирна. – О господи, разве ты не ненавидишь таких людей? – пробормотал Габри. Он пристроил морковку себе на нос и пытался удержать ее там. – Тут один тюлень напрашивается, чтобы его забили дубинкой, – сказала Мирна. Рут прыснула со смеху, потом уставилась на Мирну: – А ты разве не должна быть в кухне? – А ты разве не должна вырезать дырки в простыне? – парировала Мирна. – Слушай, мне нравится мальчишка, но давай смотреть правде в глаза, – сказала Рут. – Он был обречен с момента зачатия. – Что вы имеете в виду? – спросила Рейн-Мари. – Да ты посмотри на его родителей. – На Ала и Ивлин? – уточнил Арман. – Мне они нравятся. Кстати, вспомнил. – Он пошел к дверям и поднял с пола полотняную хозяйственную сумку. – Это мне Ал дал. – Боже мой, – сказала Антуанетта. – Только не говорите мне…