– На содержание йода, по поводу моей язвы, я каждый год его сдаю. Высади меня у баптистской больницы, а потом можешь ехать к Хилли. Мне хотя бы не придется беспокоиться из-за парковки. Покосившись в ее сторону, жду дальнейших разъяснений, но она сидит, строго выпрямившись, в идеальном светло-голубом платье, идеально скрестив лодыжки. Не помню, чтобы в прошлом году она сдавала какие-то анализы. Константайн обязательно написала бы мне. Должно быть, мама держала это в тайне. Пять минут спустя мы уже около больницы. Помогаю ей выйти из машины. – Евгения, бога ради. Конечно, я еду к врачу, но это вовсе не означает, что я инвалид. Высоко подняв голову, она направляется к стеклянным дверям. – Мам, ты не хочешь… чтобы я пошла с тобой? – Пусть я очень спешу – нужно срочно разобраться с Хилли, – но почему-то не могу просто взять и бросить ее здесь. – Это все пустяки. Отправляйся к Хилли и возвращайся за мной через час. Она удаляется по длинному коридору, прижимая к груди сумочку, а я все провожаю ее взглядом, хотя давно пора бы развернуться и бежать. Какой хрупкой и растерянной стала мама. Прежде, бывало, стоило ей вздохнуть, и в комнате сразу становилось тесно, а ныне… ее как будто стало меньше. Мама сворачивает за угол. Еще секунду смотрю на светло-желтую стену, за которой она скрылась, потом бегу обратно к машине. Уже через полторы минуты звоню в дверь Хилли. В обычных обстоятельствах я обязательно поговорила бы с ней о маме. Но сейчас ее нельзя отвлекать. Первое мгновение все покажет. Хилли чрезвычайно искусно врет, но лишь с того момента, как открывает рот. На пороге возникает Хилли. Красные губы плотно сжаты. Смотрю на ее руки. Сплетены почти в узел. Я опоздала. – Ну и скорость, – бросает она, впуская меня в дом. – Вот она, эта мерзкая штука. Надеюсь, ты не возражаешь, что я просмотрела кое-что. От волнения я, кажется, даже дышать не могу. Внимательно смотрю на свою лучшую подругу, пытаясь понять, что именно она успела прочесть в моих бумагах. Но на лице ее лишь дежурная, почти сияющая, улыбка. Момент истины миновал. – Выпьешь чего-нибудь? – Нет, спасибо. – И тут же предлагаю: – Не хочешь покидать мяч вечерком? Чудесная погода. – У Уильяма совещание, а потом мы идем на «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир». Непонятно. Разве не сама она всего два часа назад предлагала сходить на этот фильм завтра вечером, причем двумя парами? Медленно продвигаюсь к дальнему концу стола, как будто опасаюсь, что она набросится, если я буду двигаться слишком быстро. Хилли берет серебряную вилку с буфета, постукивает пальцем по зубчикам. – Да, э-э, я слышала, Спенсер Трейси просто божественный, – бормочу я и небрежно роюсь в сумке. Записи Эйбилин и Минни глубоко в потайном кармане, застегнутом наглухо. Но «туалетные планы» Хилли прямо в середине большого отделения, вместе с листочком, на котором я записала: «Джим Кроу или “туалетная инициатива” Хилли – в чем разница?» И рядом наброски информационного бюллетеня, которые Хилли уже просмотрела. Но брошюра – с законами – я все обыскала – исчезла. Хилли, прищурившись и чуть склонив голову, внимательно смотрит на мои манипуляции. – Знаешь, я тут вспомнила, как отец Стюарта стоял рядом с Россом Барнеттом, когда они не давали тому цветному парню пройти в «Оле Мисс». Они так близки, сенатор Уитворт и губернатор Барнетт. Открываю рот, чтобы ответить хоть что-нибудь, но тут в комнате появляется сынишка Хилли, двухлетний Уильям. – Маленький мой! – Хилли подхватывает его на руки, утыкается носом в детскую шейку. – Мой чудесный, чудесный мальчик! Уильям смотрит на меня и хихикает. – Что ж, приятного вечера. – Ага. – Хилли машет мне вслед ручонкой Уильяма, пока я спускаюсь по ступеням. И захлопывает дверь, прежде чем я успеваю добраться до машины. Эйбилин Глава 14 Бывали в моей жизни напряженные моменты, но тут с одной стороны сидит Минни, с другой – мисс Скитер, а обсуждаем мы, каково быть негром и при этом работать на белых женщин. Господи, хоть бы они друг друга не покалечили. Время от времени до этого почти доходило. Как, к примеру, на прошлой неделе, когда мисс Скитер показала мне соображения мисс Хилли насчет того, почему нужны отдельные туалеты для цветных. – Такое чувство, будто читаю документы Ку-клукс-клана, – сказала я тогда мисс Скитер. Мы сидели в гостиной, вечера становятся все теплее. Минни вышла в кухню, постоять около открытого холодильника. Наша Минни, она только в январе не потеет, да и то минут пять, не больше. – Хилли хочет, чтобы я опубликовала это в информационном бюллетене Лиги, – сказала мисс Скитер с отвращением. – Простите, наверное, не следовало показывать вам это. Но мне больше не с кем поделиться. Через минуту и Минни вернулась. Я сделала мисс Скитер знак, чтоб она спрятала листочек под свой блокнот. Минни, кажется, не остыла. Пожалуй, еще больше разгорячилась. – Минни, а вы с Лероем разговариваете о гражданских правах? – спросила мисс Скитер. – Когда он приходит домой после работы? У Минни на руке здоровенный синяк – вот чем занимается ее Лерой, когда возвращается с работы. Гоняет ее по дому. – He-а, – только и ответила Минни. Не любит она, когда лезут в ее жизнь. – Да что вы? И он не рассказывает о том, что думает по поводу маршей протеста и сегрегации? Может, на работе, его босс… – Хватит про Лероя. – Минни скрестила руки, чтобы синяка не было видно. Я тихонько наступила Скитер на ногу. Но у мисс Скитер, у нее такой вид, будто что-то задумала. – Эйбилин, как вы считаете, не следует ли нам осветить и точку зрения мужей? Минни, возможно… Минни вскочила так резко, что абажур закачался. – Я в этом больше не участвую. Вы лезете в личную жизнь. А я не намерена сообщать белым, как я живу. – Конечно, Минни, простите, – тут же уступила мисс Скитер. – Мы не должны упоминать о вашей семье. – Нет. Я передумала. Найдите кого другого, чтоб выкладывать правду. Мы через такое уже проходили. Но на этот раз Минни собрала сумочку, подхватила свой «похоронный» веер, упавший под стул, и заявила: – Прости, Эйб. Но я просто больше не могу играть в эти игры. Тут я запаниковала. Она ведь и вправду уйдет. Этого нельзя допустить. Минни – единственная, кто согласился нам помочь. Поэтому я наклонилась и вытащила листочек с планами Хилли из-под блокнотика мисс Скитер. Сунула его Минни прямо под нос. – Что это такое? – спросила она. Я равнодушно так пожала плечами. Нельзя было дать ей понять, что я очень хочу, чтобы она прочитала, а то бы она точно отказалась. Минни пробежала глазами по листку. И тут же я увидела ее ровные зубы. Но Минни вовсе не улыбалась. Потом долгим тяжелым взглядом окинула мисс Скитер. И проговорила: – Пожалуй, мы продолжим. Но не лезьте в мою личную жизнь, ясно? Мисс Скитер кивнула. Она смышленая. Я готовлю яичный салат на ланч мисс Лифолт и Малышке, кладу сбоку немножко пикулей для красоты. Мисс Лифолт усаживается за кухонный стол вместе с Мэй Мобли и принимается болтать с ней о том, что в октябре появится малыш, говорит, как она надеется, что уже выйдет из больницы к традиционной встрече выпускников «Оле Мисс», как ей хочется подарить Малышке братика или сестричку, и спрашивает, какое имя лучше выбрать. Как это приятно – видеть, что они вот так мило беседуют. Все утро мисс Лифолт провисела на телефоне, сплетничала о чем-то с мисс Хилли и вовсе не замечала дочку. Когда родится еще один ребенок, Мэй Мобли, пожалуй, от мамочки будут доставаться одни оплеухи. После ланча веду Малышку на задний двор, наполняю зеленый пластиковый бассейн. На улице уже пекло. У нас в Миссисипи самая непредсказуемая погода в стране. В феврале и морозы случаются, и хочется, чтоб поскорее наступила весна, а на другой день, глядишь, уже дышать нечем – и так на следующие девять месяцев. Солнышко сияет, Мэй Мобли плещется в бассейне в одних плавочках. Лифчик свой детский она первым делом стянула. Мисс Лифолт выходит из дома и говорит: – Как здорово! Позвоню-ка я Хилли, пускай приведет Хизер и маленького Уилла. Не успела я оглянуться, как тут резвятся уже трое ребятишек, брызгаются и хохочут. Хизер, дочка мисс Хилли, она очень хорошенькая. На шесть месяцев старше Мэй Мобли, и Мэй Мобли ее просто обожает. Вся головка у Хизер в темных блестящих кудряшках, а еще у нее веснушки, и она жуткая болтушка. Прямо уменьшенная копия своей мамочки, но симпатичная, потому что маленькая. Крошке Уильяму два годика. Он светловолосый и пока не говорит. Только ковыляет, как утенок, за девчонками – в заросли обезьяньей травы в углу двора, к качелям, которые с одной стороны цепляются, если слишком сильно качнешь, и я боюсь их до смерти, потом обратно в бассейн. Что надо признать – мисс Хилли любит своих детей. Почти каждые пять минут целует Уилла в макушку. Или спрашивает Хизер, весело ли ей. Или говорит, мол, подойди обними мамочку. Бесконечно повторяет, что та самая красивая девочка на свете. И Хизер тоже маму любит. Глядит на мисс Хилли с восторгом, как на статую Свободы. Мне, когда такое вижу, всегда плакать хочется. Даже если это и семья мисс Хилли. Потому что сразу же вспоминаю Трилора, как сильно он меня любил. Очень мне приятно видеть, что дети обожают свою мамочку. Мы, взрослые, сидим в тени магнолии, пока дети резвятся. Я благоразумно устраиваюсь поодаль. Дамы постелили полотенца на свои черные металлические стулья, потому что уже стало жарко. А мне нравится сидеть на зеленом пластмассовом складном стульчике. Так ногам прохладнее.