Смотрю, как Мэй Мобли макает свою Барби в воду, прыгая вокруг бассейна. Но и на женщин тоже поглядываю. И замечаю, какая мисс Хилли ласковая и радостная, когда разговаривает с Хизер и Уильямом, но каждый раз, как повернется к мисс Лифолт, улыбка сразу становится презрительной. – Эйбилин, принесите еще холодного чая, будьте добры, – просит мисс Хилли. Я отправляюсь к холодильнику за кувшином и слышу ее голос, когда возвращаюсь: – Никто же не захочет присесть на сиденье унитаза, которым они пользуются. – Да, это важно, – соглашается мисс Лифолт, но тут же замолкает, завидев меня. – О, спасибо, – благодарит мисс Хилли, когда я наполняю их бокалы. Потом смотрит на меня хитро так и спрашивает: – Эйбилин, вам ведь нравится иметь отдельный туалет, верно? – Да, мэм. – Никак ей не надоест, все твердит про этот унитаз, уж полгода прошло. – Раздельные, но равные, – обращается она к мисс Лифолт. – Вот что считает правильным губернатор Росс Барнетт, и нельзя спорить с правительством. Мисс Лифолт хлопает ладошкой по бедру, будто у нее есть гораздо более интересная тема для разговора. Тут я на ее стороне. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. – Я тебе рассказывала, что на днях сказал Рэйли? Но мисс Хилли не унимается: – Эйбилин, вы ведь не захотели бы ходить в школу, в которой полно белых детей, правда? – Нет, мэм, – бормочу я и встаю, чтобы снять резиночку с хвостика Малышки. А то если намокнет, ни за что не распутаешь. Но на самом деле мне хочется закрыть ей ушки ладонями, чтобы не слушала эти разговоры. И главное, не слышала, как я со всем соглашаюсь. А потом думаю: а почему? Почему я должна стоять тут и соглашаться с ней? И если уж Мэй Мобли слушает, пускай услышит хоть что-то разумное. Собираюсь с духом. Сердце бешено колотится. Вежливо, как могу, замечаю: – Не в ту школу, где только белые дети. А туда, где белые и цветные учатся вместе. Хилли и мисс Лифолт таращатся на меня. А я слежу за детьми. – Но, Эйбилин… – Вот теперь улыбочка мисс Хилли просто ледяная. – Цветные и белые, они же… разные. – И морщит нос. Губы у меня кривятся. Конечно, разные! Всем известно, что белые и цветные – это не одно и то же. Но мы же все равно люди! Ох, да я слыхала, что у самого Иисуса кожа была темная, когда он жил в пустыне. Стискиваю губы, чтоб не нагрубить. Но это уже неважно, потому что мисс Хилли несет дальше. Ей все нипочем. Опять начинает шептаться с мисс Лифолт. Откуда ни возьмись, наплывает громадная темная туча, закрывает солнце. Похоже, нас сейчас хорошенько польет. –.. Правительству лучше знать, и если Скитер думает, что ей удастся протолкнуть эти цветные… – Мама! Мамочка! Посмотри на меня! – кричит Хизер из бассейна. – Посмотри на мои косички! – Я вижу тебя, детка! Уильям намерен баллотироваться в следующем году… – Мам, дай мне свою расческу! Я сделаю себе красивую прическу! – …Не могу иметь в своем окружении подруг, поддерживающих цветных… – Мамаааа! Дай мне расческу, дай расческу! – Я читала это. Нашла в ее сумке. И я намерена предпринять определенные действия. Мисс Хилли замолкает, принимается рыться в своей сумочке. Громовой раскат раздается над Южным Джексоном, вдали слышен колокол, предупреждающий о торнадо. А я пытаюсь осмыслить слова мисс Хилли. Мисс Скитер. Ее сумка. Я это прочитала. Она ведь это только что произнесла? Вынимаю детей из бассейна, закутываю в полотенца. Еще один удар грома потрясает небеса. Стемнело. Я сижу в кухне за столом, верчу в пальцах карандаш. Передо мной книжка «Гекльберри Финн» из библиотеки для белых, но читать не могу. Во рту горько, будто разжевала кофейную гущу со дна чашки. Нужно срочно поговорить с мисс Скитер. Я звонила ей домой всего два раза, когда другого выхода не было. Первый – сказать, что согласна работать вместе с ней, и второй – сообщить, что Минни тоже согласилась. Я понимаю, что это рискованно. Все же подхожу к телефону, кладу на него руку. А что, если ответит ее мама или папа? Прислуга-то, поди, ушла домой давным-давно. И как мисс Скитер объяснит, почему какая-то чернокожая звонит ей по телефону? Возвращаюсь на место. Мисс Скитер приезжала три дня назад, поговорить с Минни. Все вроде было нормально. Не как в тот раз, несколько недель назад, когда ее остановили полицейские. И о мисс Хилли она не сказала ни слова. Очень неспокойно на душе, хоть бы телефон зазвонил. Подскочив с кресла, пытаюсь догнать и прихлопнуть тапком таракана. Таракан победил. Заполз под узел с тряпьем, что отдала мне мисс Хилли. Он тут стоит уже несколько месяцев. Что-то нужно с этим барахлом сделать. Я привыкла, что белые дамы отдают мне одежду, – у меня полно шмоток, хотя лет тридцать уже сама ничего не покупала. Но всегда нужно время, чтобы к ним привыкнуть, почувствовать своими. Когда Трилор был еще маленьким, я как-то надела пальто, подаренное дамой, у которой я тогда служила. Так мой Трилор, он эдак покосился на меня и отодвинулся. От тебя, говорит, белыми пахнет. Но с этим узлом все иначе. Ни за что не надену ни одной вещи оттуда, даже если подойдет по размеру. И подружкам своим отдать не могу. На каждой вещи – юбка-брюки, блузка с круглым воротничком, розовый пиджак с большим жирным пятном, даже носки, – на всех них вышиты буквы X В. X. Маленькие изящные красные буковки. Наверное, Юл Мэй пришлось их вышивать. Надев это, я буду чувствовать себя личной собственностью Хилли В. Холбрук. Поднимаюсь, пинаю пакет изо всех сил, но таракан и не думает вылезать. Ладно. Беру тетрадку, собираюсь записать молитву, но уж очень беспокоит меня мисс Хилли. Что же она имела в виду, сказав: «Я прочитала». Постепенно мысли мои текут в нежелательном направлении. Слишком хорошо я знаю, что случится, если белые леди прознают, что мы пишем о них, рассказываем всю правду про то, какие они на самом деле. Женщины, они совсем не то, что мужчины. Женщина не придет к тебе с дубиной в руках. Мисс Хилли не станет целиться в меня из пистолета. Мисс Лифолт не будет поджигать мой дом. Нет, белые женщины не любят марать руки. У них есть маленькие изящные инструменты, острые, как ведьмины когти, но чистые, аккуратно разложенные, будто на подносе у дантиста. Они ловко с ними обращаются. Первым делом белая леди вас увольняет. Вы огорчены, но думаете, что найдете другую работу, когда все уляжется, когда белая леди позабудет обо всем. У вас есть немного сбережений, чтобы заплатить за квартиру – за месяц, не больше. Знакомые приносят вам тушеные овощи. Но через неделю после увольнения вы находите у себя в двери маленький желтый конверт. Внутри УВЕДОМЛЕНИЕ О ВЫСЕЛЕНИИ. Каждый домовладелец в Джексоне – белый, у каждого – белая жена, и все дружат со всеми. Вот тогда вы начинаете паниковать. Работы никакой не предвидится. Двери захлопываются перед вашим носом. А теперь вам еще и негде жить. С этого момента события пускаются вскачь. Если ваша машина куплена в кредит, ее изымают. Если у вас есть неоплаченная квитанция за парковку, вас посадят в тюрьму. Если у вас есть дочь, возможно, вы переедете к ней. Она тоже работает в белой семье. Но через несколько дней дочь возвращается домой с новостью: «Мама, меня выгнали». Она напугана, не понимает, за что. И вам приходится объяснить, что все это из-за вас. Хорошо хоть у ее мужа есть работа. По крайней мере, будет чем кормить ребенка. Но потом увольняют и мужа. Еще один крошечный острый блестящий инструмент. Они кричат, плачут, обвиняют вас, спрашивают, зачем вы это сделали. А вы даже не можете вспомнить зачем. Проходят недели, и ничего – ни работы, ни денег, ни дома. Вы надеетесь, что наконец уже все, она удовлетворена, готова забыть. Но глубокой ночью раздается стук в дверь. Нет, это не белая леди. Она никогда не делает таких вещей самолично. Но когда кошмар все же происходит – пожар, или нападение, или избиение, – вы осознаете то, что на самом деле знали всю жизнь. Белая леди никогда ничего не забывает. И не остановится до самой вашей смерти. На следующее утро к дому мисс Лифолт подъезжает «кадиллак» мисс Скитер. У меня в руках сырой цыпленок, плита разожжена, Мэй Мобли хнычет, потому что до смерти проголодалась, но я не могу больше терпеть. Иду в столовую, прямо с грязными руками. Мисс Скитер расспрашивает мисс Лифолт про барышень, которые работают в комитете, а мисс Лифолт объясняет: – Глава комитета по выпечке – Эйлин. А мисс Скитер возражает: – Но председатель комитета – Роксанна. А мисс Лифолт говорит: – Нет, помощник председателя – Роксанна, а Эйлин – глава. И так меня взбесили эти разговоры про выпечку, что просто готова ткнуть мисс Скитер под ребра своим измазанным пальцем, но все-таки хватает ума понять, что уж лучше не перебивать их. Но они про сумку ни полслова. Не успеваю я глазом моргнуть, как мисс Скитер и след простыл. Господи. Вечером, после ужина, мы с тараканом играем в гляделки по разным концам кухни. Он здоровенный, дюйма полтора. И черный. Чернее меня. Стрекочет своими крылышками. Я держу тапок наготове. Звонит телефон, мы оба от неожиданности подскакиваем. – Привет, Эйбилин, – говорит мисс Скитер. Слышно, как хлопает дверь. – Простите, что звоню так поздно. – Как же я рада, что вы позвонили, – выдыхаю я. – Я просто хотела спросить, нет ли… новостей. От других горничных, я имею в виду. Голос у мисс Скитер странный. Сдавленный какой-то. В последнее время она сияет, как светлячок, потому что влюбилась. Сердце у меня бьется все быстрее. Но я все же не задаю сразу главный вопрос. Даже не знаю почему. – Я спросила Корин, что работает у Кули. Она говорит – нет. Потом еще Ронду и сестру Ронды, которая у Миллеров… но обе тоже отказались. – А Юл Мэй? Вы с ней… разговаривали в последнее время? А вдруг мисс Скитер ведет себя странно именно из-за этого? Я ведь ее обманула. Месяц назад сказала, что спрашивала Юл Мэй, а на самом-то деле не спрашивала. И не потому, что плохо знаю Юл Мэй, а потому, что она работает на мисс Хилли Холбрук. А все, что связано с этим именем, меня пугает. – В последнее время – нет. Может… я еще раз попробую, – вру я и сама себя ненавижу за это.