Вероника недоступна, видимо, в дороге без связи. «Ты давно в курсе?» — пишу Леське. «Догадывалась, но ты бы слушать не стал. И… ты бы меня не простил». «Я не из тех, кто казнит гонцов с плохими вестями». «Ты бы не поверил, а враждовать с лучшим другом своего любимого — худшее дело». «Что же изменилось?» «Ты изменился. Перестал вести себя как баран». Поверить трудно, но в реальности ситуация, когда о рогах на башке последним узнает сам рогоносец — случается часто. Просто влюбленные лохи не смотрят по сторонам. И в зеркало. Никогда. «Санни знает?» — спрашиваю. «Нет. Я пыталась ему сказать, но ты ведь знаешь, какой он. Про Ксюху — либо хорошо, либо никак. Вы оба такие». «Были». «Как меня бесит эта коза, кто бы только знал, — и следом добавляет: — Удали переписку. Санни не должен ее видеть! Поклянись, что удалишь». «Удалю, не очкуй. Все будет нормально. А как ты узнала адрес?». «Приехала в салон уточнить насчет украшения зала, смотрю, Ксюша садится в такси, а там уже есть один пассажир, который мне знаком. И проследовала за ней». «Ты следила? Ого, Леся». «А что такого? Я ей говорила, если не перестанет трепаться об аллергии Санни, я ее проучу». «Вижу, ты сильно разозлилась». «Не то слово! Уже все знают! Это только наше с Колей дело — я ее предупреждала много раз. Наша проблема громадных масштабов, а не повод для шуток всяких ТП». «Ладно, я понял». «Если бы они поехали в кафе, я бы направилась домой. А они — в мотель на другой конец города. Только ты с ней полегче, все же беременная». «Я спокоен». Ждать остается недолго. Выходят голубки вместе, даже не по очереди, а за руку держатся. Не боятся. Совсем охренели. Ну что, друзья, это писец. Даже злиться не могу, мне смешно. Замирают оба, пялятся на меня, как на исчадие ада. Между нами узкая проезжая часть в две полосы, трафик свободный. Наверное, сильнее меня унизить просто невозможно. Я благодарю Бога за то, что не заикнулся Ксюше о своем диагнозе, не выставил себя на посмешище. Уж эти двое не упустят возможности лишний раз вытереть ноги. По-настоящему больно ранят только те, кто близок. Родные люди охотно пользуются этой привилегией. Они стоят, я подхожу сам. Ксюша бледнеет, Тренер тоже растерялся. Не ожидали. — Да он же на героине сидит, — развожу руками, — тебе не страшно, кто там родится, а? — показываю на ее живот. — От наркомана! Ты почему не в клинике, кстати? — Так запасы закончились, приехал пополнить, — скалится он. — Егор, это не то, что ты подумал, — бормочет Ксюша, хватая ртом воздух. — Че правда, бл*ть, с ним? Я все понимаю, натура у тебя бл*дская, но… Ксюша, с моим другом? Ты вообще меня не уважаешь? — Не-не, брат. Одно дело — трахнуть твою бабу, а потом глядеть на твою довольную физиономию влюбленного идиота, другое — подписаться на пеленки. Не мой ублюдок, она мне позвонила пару месяцев назад. Я тут ни при чем, — поднимает руки вверх, будто под прицелом. — Черт, интрига сохраняется, — брезгливо морщусь. Рвотные позывы подкатывают к горлу. — Ксюш, а мы вообще когда-то выясним? Или придется половине Москвы сдавать ДНК? — меня несет. — Егор, прекрати! Все совсем не так! — не могу понять, она злится или оправдывается. — В машину, — гаркаю я, — чтобы не слышала того, что сейчас будет. — Только не деритесь! — Ты упала, что ли, драться еще из-за тебя? Тренер хохочет: — Я тебе говорил, шлюхи они все. А ты не верил — кому, если не мне, доказать. — Ты когда в следующий раз тонуть в собственной моче будешь, не звони мне больше. Будь уверен, не приеду. Удивительно, но я совершенно спокоен. Думал, когда столкнусь с правдой, буду рвать и метать, орать, как припадочный, и размахивать кулаками. Но нет. Мне просто легче. С каждым новым днем становится легче, потому что совершенно не жаль прошлого. Похе*ить его хочется поскорее, забыть, будто не было. Такая жизнь мне не нравится, о другом будущем мечтаю. Не хочу грязи, опостылело испытывать отвращение к себе. Мне нужен мир, чертова гармония внутри. Я… может, когда-то меня подобное заводило. Возбуждение на грани, переживания, раздирающие душу. Грязный секс, групповые отрывы под наркотой, секс назло и в качестве мести. Секс, за который потом стыдно. Возможно, раньше бы я оценил поступок этих двоих. Сейчас уже нет. Смотрю на парочку перед собой и осознаю, что каким-то чудесным образом из всего этого умудрился вырасти. Я не стану бить, потому что могу убежать. Туда, где меня ждут и где мне комфортно. Ксюша все еще топчется рядом, ну что ж, тогда уйду я. Поворачиваюсь в сторону своей машины, как слышу в спину: — Не приедешь, значит? — Илья басит сквозь зубы. — Да и похрен, Озер! У меня на этот случай скидочная карта в похоронку имеется. Рывком оборачиваюсь. Слишком быстро, чтобы это не бросилось в глаза, и жаждущий сцен Тренер хватается за новую возможность достать меня. Понимает, что нащупал слабое место. — Ты этот адрес раз и навсегда забудь, увижу рядом — убью, сука. Ты понял? — вот теперь я в бешенстве. Подхожу почти вплотную и смотрю ему в глаза. Я сам себя боюсь в этот момент, но еще больше — за Веронику. — Мы как раз по поводу Вероники твоей и говорили, кстати, — говорит Илья тише, его улыбка становится нервной. Уголок губ дергается. Я не моргаю. — Мы из-за нее и встретились, — вякает Ксюша где-то сбоку — а не то, что ты подумал. Мне просто было не к кому обратиться! — Ага, в мотеле, — обрываю ее. — Ты меня понял? — смотрю на Тренера в упор. Давай, скажи, что нет. И писец тебе. Ляпни что-нибудь, я этого даже жду. Да, я хочу этого. Пальцы сжимаются в кулаки, тело напрягается, я готов к атаке. Он снова поднимает ладони вверх, сдаваясь. — Боюсь-боюсь! Полегче, Озер! Да понял я, любовь-морковь у вас. Она сама меня бреет в последнее время. Говорит, что не может со мной общаться, — пытается скопировать ее интонации, — дескать, Егор не разрешает. Она послушная, не переживай. Вцепилась в тебя намертво. То, что мы перепихнулись разочек, ничего не значит. Красная тряпка. Я бью прежде, чем осознаю, что делаю. Вранье. Не верю ему, а все равно бью, потому что за слова отвечать надо, даже пустые, даже сказанные бывшим другом. Сам факт того, что он позволяет такое сказать о Веронике, выбешивает до такой степени, что перестаю себя контролировать. Вспышка перед глазами. Одна мысль о том, что эта тварь когда-то с ней говорила, смешила ее, знает номер ее телефона и адрес работы — срывает резьбу. Я бью изо всех сил. Снова и снова. А потом бьют меня. И если еще какой-то год назад писатель тренеру был бы не соперником — даже часто посещающий спортзал писатель — сейчас наркоман терпит поражение. Ярость перекашивает его физиономию, но без толку, потому что кипящий адреналин в крови придает мне бешеной силы. Я бью, потому что защищая свое, я априори сильнее. Очухиваюсь, когда понимаю, что сверху, а перед глазами его окровавленная рожа. Он пытается хрипеть, что не было ничего. Я припечатываю его затылком об асфальт. — Было или нет? — ору. — Не было! Не было! — в ответ. — Клянусь! Чем хочешь клянусь! — Егор, прекрати, ты его убьешь! — Сука, чтобы я больше ни разу не слышал, что было, ты понял? — я бью его. — Ты понял? Чтобы ни мне, ни кому-то еще… Шутки, бл*ть, ради или в качестве отомстить. Ни единого, сука, раза! — Егор, он понял! — Ничего с твоей Вероникой у меня не было! — стонет он, захлебываясь. — Я просто пошутил! — Советую именно так отвечать кому бы то ни было, — а потом добавляю, чтобы раз и навсегда расставить приоритеты (Ксюша рядом, это даже на руку): — Илья, вне зависимости от правды, — он смотрит на меня, я — на него. Я больше не ору, я говорю спокойно, даже тихо, но он отчетливо слышит: — Убью тебя. Я просто убью тебя, если еще раз ты позволишь себе раскрыть пасть в отношении этой женщины. Ты понял? Отчаянно кивает в ответ. Пошел пятнами, глаза косые. Я поднимаюсь, тяжело дышу, оглядываюсь. Перекрыло на эмоции, не ожидал от себя такого. Ух ты. Накопилось, видимо. Черт его знает. — Егор… — Ксюша подходит ближе, смотрит на меня вытаращенными глазами. Она тоже не видела меня таким. Я при ней не дрался. Она хочет взять меня за руку с целью успокоить, но я грубо выдергиваю ладонь. — Не трогай меня! — гашу себя и продолжаю спокойнее: — Никогда. Больше никогда меня не трогай. И лучше не попадайся на глаза, — поднимаю палец выше в предупреждающем жесте. Тренер перекатывается на живот, поднимает зад и встает на четвереньки, кашляет, силится встать на ноги. Кто-то кричит: «Ментов вызывать?», мы втроем хором: «Нет!» — Она, по-твоему, лучше? — Ксюша плачет. Кажется, до нее только сейчас дошло, что между нами все кончено. — А что мне оставалось делать? Всю беременность я хранила тебе верность, ждала, пока ты одумаешься, но ты… ты ни во что меня не ставил! Трахал всех вокруг, унижая меня перед подругами! Ты игнорировал меня! Думаешь, легко ходить на УЗИ, когда все с мужьями, а мой вечно занят! А когда я хотела показать тебе фотографии, что ты мне ответил? «Позже»! Да потому что это не мой ребенок, дура! Но я сдерживаю себя, не произношу этого вслух. Лжет она, смотрел я фотографии. И в больничку ее катал — может, не так часто, как делал бы это с женщиной, беременной от меня, но специально не пытался обидеть. — Всегда сама, всегда одна! А потом, оказывается, ты себе шалаву нашел, с которой живешь! А я, как дура…