— Веро, я готов тебя выслушать. Хорошо, давай поговорим, я постараюсь тебя понять. Я согласен попытаться. Я делаю шаг, а по ощущениям — проваливаюсь в пропасть. Долго лечу, все ниже и ниже, у ямы позора, кажется, вообще дна не бывает, соответственно, и конца моему падению не предвидится. Сердце останавливается, поэтому, наверное, кровь в жилах остывает, и меня бросает в холодный пот. Я просто не могу понять, не могу поверить, как так можно? Только что ведь… вместе были, говорил, что любит и доказывал действиями. А на самом деле… Смотрю ему в глаза, вижу, что Егор тоже нервничает, секунда на раздумья… и меня охватывает небывалой силы гнев, превратив в какую-то… бешеную фурию! — Ты… что? — теперь наступаю я, захлебываясь от ярости. — Что сделаешь? «Постараешься»?! Одолжение мне хочешь сделать? — у меня шок, на языке сплошные междометия. Мой тон пугает меня саму. — Да я… да ты… да не пошел-ка ты на*ер? Постарается он! Ты действительно решил вот так поступить со мной?! И от мамы следом приходит: «Только не говори дяде Вове, он лежит с самого утра, как приехал. Не смей, дочка, он не переживет». Последняя капля. Меня затрясло, но уже не от сладкого счастья, а от негодования. В исступлении я, как полоумная, начинаю орать на Озерского, швырять в него вещи. Требую немедленно убираться. Я кричу, что он последний му*ак, и чтобы катился к дьяволу. Что ненавижу его! И что так больно, как он, мне никто никогда не делал! А у меня в прошлом есть такие экземпляры, как Август и Генка. Дура! Какая же дура! Связалась с женатиком! Мало мне маминого примера?! Я растеряна, уязвлена. Я глубоко несчастна. Поначалу он пытается меня успокоить, потом сам начинает злиться — судя по всему, не особо считает себя виноватым. Он говорит: «трусы сначала надень, истеричка». Я посылаю его от души далеко и надолго. Может, зря, но не могу остановиться. Оказывается, я такие слова знаю, что удается задеть даже филолога. — Если я сейчас уйду, то уже навсегда, — угрожает он мне. Озерский полностью спокоен, призывает остановиться, остыть и не жечь мосты. А где, мать твою, были твои умные советы, когда ты ехал к моей маме с кольцом на пальце?! Я топаю ногами. Натянув майку и трусы, иду к входной двери и распахиваю ее настежь. IV часть Мистер Математик Привет, блог *опа. Именно это нецензурное слово произносит на второй минуте первой серии нового сезона «Веселых денечков» главный герой, глядя в камеру. Выражение его лица, по задумке, должно вызывать у зрителя восторг (от встречи с полюбившимся обаятельным неудачником) и снисходительную улыбку (опять, дескать, вляпался, болезный; и на минуту тебя оставить нельзя без присмотра!). Камера едет назад, и мы видим, что у него за спиной. А картина там следующая: разъяренный лысый качок в бронежилете с битой в руках на фоне мигалок полицейских тачек. Вокруг темнота и деревья. А герой наш голый, прикрывается блюдцем, которое мгновением позже падает и разбивается вдребезги (камера, понятное дело, на блюдце). И герой, взгляд которого мечется между преследователями и осколками, мрачно повторяет: «Вот *опа!» — Руки вверх! И курсивом: «Тремя днями ранее…» Каждый мой день начинается теперь с того же слова, потому что тремя днями ранее… я занимался сексом с женщиной своей мечты, до этого сделав все возможное для того, чтобы сей половой акт больше никогда не повторился. Эпический провал. Вот жил человек один, нормально ему было. Собачек себе завел, черепашек всяких, например. По хозяйству успевал, какие-то планы у него были, скажем, дрова заготовить на зиму, грибов насушить, мяса наморозить. А потом дали ему друга, который поначалу не особенно-то восхитил, потом вроде как незаметно притерся, открылся. Друга не в том смысле, в котором трактуют соцсети — у Егорки Озерского триста семьдесят друзей, добавляйтесь-с меня лайк аватарке! — нет: чтобы душа с душой соприкоснулась, а не больно и не шершаво от этого, хоть каждый день контактируй. Вот дали этому человеку друга, а потом отобрали. Друг не тем оказался, за кого себя выдавал. А душа-то уже привыкла. Ну, человек взял да и умер. Ладно, коротко о том, что произошло за последние дни. Наконец, закончил работать над «Ягненочком». Долгое время не получалось прийти с самим собой к согласию насчет последних страниц книги. В итоге только сегодня отправил Регинке окончательный вариант рукописи вместе с синопсисом, она тут же отложила дела, прочитала и прислала в ответ короткое: «фигня». Сама ты фигня. «Егор, книгу мы продадим дорого, обещаю. Редактор, с которым я работаю, сможет показать синопсис кое-кому из Голливуда, но только если ты поменяешь концовку. Сейчас положение дел такое, людям нужна надежда, а издателям — деньги». «Иной концовки быть не может». «Ты пугаешь меня, братик». «Не может быть иной концовки. Все. Работу я закончил. Если ничего не получится, то не получится. Спасибо за попытку». «Егор, Егор, Егор. Что же мне с тобой делать?! Почему ты вечно сам роешь себе могилу? Тебе нравится над собой издеваться, да?» «Да, душевная боль меня возбуждает. Кто-то душит себя, пока д*очит, а я вот ищу поводы оттолкнуть от себя людей, люблю, знаешь ли, с размаху мордой о бетон. Прикольно». «Егор, я вижу перед собой самую смелую книгу в жанре мужской прозы с начала века. Ты понимаешь, что она порвет аудиторию? Поднимет бурю. После публикации тебя будут любить и ненавидеть миллионы, гарантирую. Люди отвыкли от таких текстов. Это так глубоко, что многие утонут, не нащупав дна. О литературе подобного масштаба, о такой… прямой душевной откровенности в нашем веке попросту не принято разговаривать. Оттого подобные книги нужны сейчас, как никогда раньше. Но концовка — прости, полный отстой». Молчу, она продолжает: «Хочешь, расскажу, как будет? Прочитав рукопись до конца, тебя либо пошлют, либо купят авторские права, но только для того, чтобы превратить текст в сценарий, который испоганят какой-нибудь пошлятиной. В таком виде, как сейчас, «Ягненочка» в производство не пустят». «Пофигу». «Рр-р-р! Столько времени ждала, пока ты вырастешь и сумеешь завершить эту историю, ты вырос и что в итоге? Нифига ты не вырос! Если честно, я расстроена до потери пульса». «Прости. Мне жаль». Накосячил по всем фронтам. Глаза окружающим открыл на действительное положение дел, вроде как благое дело совершил, но радости и легкости взамен не получил. Деечонок нельзя бить, их слезы потом тебя изнутри разъедят раскаянием. А еще… кажется, купание в горном озере дало о себе знать. А может, накопилось просто, третий день сижу дома с температурой, работаю, вроде бы терпимо, но слегка как в тумане. Держался на одном энтузиазме, а как отправил Регине рукопись, голова затрещала. Не лечусь медикаментозно, потому что не привык болеть. Даже не знаю, что там жрать надо, парацетамол какой-нибудь? Выпил кофе, думал — поможет, в итоге хуже стало. Возможно, у меня какой-то хитрый азиатский или африканский грипп. Кто его знает. Попросил у Леси осторожно уточнить, как себя Веро чувствует, потому что есть вероятность, что я ее заразил той невиданной дрянью, от которой страдаю сам. По ощущениям — череп расслаивается и тяжелеет, думать совершенно невозможно. Сплю. Долго. Не могу пошевелиться, башку от подушки не могу оторвать. Вечером понимаю, что надо бы до ванной добраться, а потом попить, горло дерет адски. Может, скорую вызвать? Интуиция подсказывает, что на данном этапе кофе уже не поможет. Интересно, а есть ли у меня чай? Не помню, когда в последний раз было настолько плохо физически, разве что в глубоком детстве. На полпути к холодильнику голова внезапно начинает кружиться так сильно, что хватаюсь за стену, сажусь на корточки в коридоре, прислоняюсь затылком к дверному косяку и закрываю глаза. От света они слезятся, нащупываю выключатель и вырубаю лампочку. Сижу некоторое время в темноте. Черт, надо в «скорую» звонить или хотя бы кому-нибудь, вряд ли это нормально. Радует, что Вероника в порядке. Тайный агент под прикрытием Леся, без одной недели Санникова, ежедневно умудряется осведомиться о здоровье Веро. Мы вроде как… расстались, а я продолжаю тревожиться за соседку. Чушь какая-то. Не моя больше проблема. Но это происходит на каком-то другом уровне. Вот с Регинкой мы редко общаемся, в некоторые годы едва с днем рождения друг друга поздравляем, а мне все равно она не безразлична. Но Регина-то родная, сестренка с которой рос, а Вероника? Еще одна в моей жизни… Сколько таких было? Сколько еще будет? Десятки. Третий вечер сижу в темноте и пялюсь в окно, чтобы увидеть… не знаю — силуэт, цвет одежды, движение какое-нибудь. Вот лампочка зажглась — вернулась с работы. Мелькнет то на кухне, то в комнате. Штора дернулась. Что в ней особенного? Точно так же, как и Ксюша, была поймана на измене, а после встречалась с женатым мужиком. Все ее железобетонные принципы удалось сломать за каких-то пару-тройку недель. Один за другим. Легко. Вскрыть по щелчку пальцев. А были ли они вообще? Она бросила вызов, я победил, как и планировалось, но победа не доставляет удовольствия. Я думаю о том, что она, наверное, плакала после того, как я ушел. Болеть премерзко. Был бы под рукой пистолет с сигнальной ракетой, применить его самое время. Но пистолета нет, а сотовый в комнате. На некоторое время выключаюсь. Как по волшебству, слышится щелчок, входная дверь открывается. Прикидываю, у кого могут быть ключи — арендодатель или Вероника, не так много вариантов. Настраиваюсь на то, чтобы позвать на помощь. Челюсть не слушается, не шевелится. Мгновенный путь сигнала от мозга к телу вдруг видится сложным и тернистым, я посылаю команды, но не могу их выполнить. В прихожей включается свет. — Егор? Ты дома? — зовет Вероника. Я дома. Пройди по коридору и найди меня. Я кое-что понял, и я тебе об этом расскажу. Или напишу, потому что язык в кои-то веки не слушается. — Отлично, так и знала. Галочка, ты где, малышка? Ну и бардак он тут устроил, кошмар какой. А, вот ты где, привет, ребеночек. Он тебя хоть кормил? Или просто забыл и бросил? О да, верю, от него можно ожидать всего, чего угодно. Я сама до сих пор под впечатлением. Жаль, что ты не умеешь разговаривать, думаю, тебе есть на что пожаловаться. Три дня света в квартире нет, гадаю — неужто забил на тебя? Как я рада, что ты жива! Знаешь, а я уже ничему не удивляюсь. Иди ко мне. Так, отлично, вот твоя корзинка. Все, валим, Галюсик. Бежим отсюда, пока не застукали. К черту Математика, без него справимся. Мамочка тебя не бросит. Затем шаги, свет в комнате гаснет, хлопок двери. Капец, эта женщина только что украла у меня черепаху! Сомнений больше не остается, я болен чем-то смертельным, не может быть, чтобы обычный грипп парализовал тело и тормозил мысли. Мне кажется, у меня галлюцинации. Тем не менее, упорно не помираю. Некоторое время собираюсь с силами, затем, наконец, добираюсь до комнаты, в кровати нахожу мобильный, перебираю номера и звоню единственному человеку, который мне поможет несмотря ни на что: — Мама, привет, — она тут же хватается за мой голос, подмечает интонации всего лишь двух произнесенных слов. Мама есть мама. Крошечного «привет» ей более чем достаточно, чтобы насторожиться. Она тараторит без остановки, едва успеваю вставлять слова: — Слушай, я… что-то не так делаю. Хуже становится. Нет, не волнуйся. Не пьяный. Не, не обдолбанный. Честное слово. Вызови мне скорую. Нет, не вздумай ехать сама. Мама! Я прошу не приезжать потому, что боюсь — вдруг это заразно. Блин, да клянусь, что не передоз у меня! Ну ты чего?! — молодец, Егор, родная мать тебя дерьмом считает! Есть чем похвастаться к тридцатнику. Так держать! — Адрес… я писал тебе, помнишь? Адрес студии, где работаю. Вызови скорую, ладно? Мам, мне так жаль. Годы идут, а позвонить, кроме тебя, по-прежнему некому. Что ж я такой сволочью вырос, а? А потом я долго лежуна одеяле и тупо улыбаюсь факту, что Веро утащила мою черепаху Галину. Стырила! Из-под самого носа! Я в восхищении. Злюсь по-прежнему на себя и окружающих, но продолжаю одновременно с этим посмеиваться. Во дает девка! А знаете, наверное, быть сволочью не так уж плохо, когда находишь своего человека, пусть даже не многим тебя лучшего. Ключевое слово — «своего». Да, Вероника не идеальная, далеко не образец для подражания. Но вместе мы становились лучше. Честное слово, становились. Рядом с ней не было стыдно. Вообще никогда. Чтобы бы мы ни делали, получалось как-то… правильно и естественно. Может быть, это трудно понять человеку другого образа жизни и иной комплектации элементов сознания, но поверьте такому, как я, попробовавшему разное, — жить без чувства стыда — волшебно. Затягивает. И находятся поводы для гордости. Маленькие и большие. На пристойное поведение можно подсесть. К нему тянет. Пусть между Веро и Ксюшей есть нечто общее — возможно, немало — и я прав, посчитав, что натыкаюсь на те же грабли с тем же энтузиазмом, но… разница в том, что Вероника меня полюбила. Идиота такого. Действительно полюбила, а я полюбил в ответ. Теперь уже дико смешно. Нет, мне не нужна праведная монашка-девственница. Что мне с ней делать, вы на меня поглядите. Мне нужна девушка из моего же жесткого, с прожилками подлости теста, пусть она будет с нечистым прошлым, неидеальная, порочная. Но любящая меня. Мне нужна та, что не побоится сразиться с миром за свои чувства. Та, что одновременно сильная и слабая. Ставящая меня выше собственных идеалов. Мне нужна моя Вероника.