В голосе инженера звучала насмешка. – Что ж, ваше право, – сказал Виктор. – Отдыхайте, если можете. Зарезали человека, а вы отдыхайте. Делите на ваше и наше. – Я же просил – не надо слов говорить, – сказал, поднимаясь, Приходько. – Да как вы убийцу можете найти, если даже моего партнера по шахматам до сих пор не разыскали? Сыщики... Он аккуратно прикрыл за собой дверь. Оставшись один, Виктор отключил телефон, запер кабинет, сел в угол дивана. Что-то ускользало, что-то в этом разговоре настораживало. Равнодушие? Нежелание говорить откровенно, по душам? Это, к сожалению, случается. Но сейчас было еще что-то. Виктор почувствовал, что Приходько чем-то восстанавливал против себя. Он начал вспоминать весь разговор. Даже пересел в кресло – начинать, так от печки. Мысленно посадил перед собой Приходько. «Да он уголовник!» – мелькнула шальная мысль. И чем больше Виктор думал, тем больше убеждался в реальности своего предположения. «Ну, не уголовник, – урезонивал себя Виктор, – но срок отбывал, и именно по уголовной линии». Манера сидеть, взгляд мимо, вроде смотрит в лицо, а глазами не встречается, недобрая усмешка. Раньше Виктор не видел этого. Все выступило только здесь, в кабинете, на этом стуле. Профессиональная привычка, выработанная годами, над которой человек уже не властен, которая живет самостоятельно, независимо от хозяина. Сейчас становится ясно, почему не удается найти такого важного свидетеля. Если бы только этот шахматист существовал, его бы нашли наверняка. Но нет этого Петросяна. Нет, и все тут. Теперь Виктор уверен, что историю с шахматами Приходько выдумал с самого начала. Поэтому и держится так нагло, что боится. Нет у него алиби. Друянов? Виктору редко давали остаться одному. В кабинет его то и дело входили сотрудники. Они приносили рапорты о проделанной работе, рассказывали о том, что, по их мнению, могло хоть как-то прояснить ситуацию. Но картина оставалась все такой же неясной. Часов в двенадцать к Виктору пришел следователь Фроленков. – Виктор, кое-что есть, – начал он прямо с порога. – Ухватись за стул, а то упадешь. Виктор недоверчиво посмотрел на собеседника и подпер голову рукой. Фроленков улыбался и прятал что-то за спиной. – Если обманываешь, – сказал тихо Виктор, – пойдешь под суд, как за нанесение тяжких телесных повреждений. – Встречаю я на улице двух девушек, работающих в гостинице, – начал свой рассказ Фроленков. – Вижу – девчата шушукаются и на меня поглядывают. Я и пригласил их в кабинет. Поговорили. Прочти, – он протянул Виктору протоколы допросов. – Девушек я привел сюда, может, у тебя будут вопросы. Виктор успел прочитать только первый протокол, когда в дверь постучали. – Разрешите, – сказал утвердительно Друянов, входя в кабинет. Но, видимо, что-то его насторожило, так как он остановился и уже нерешительно спросил: – Совещание? Я помешал? Виктор медленно поднялся с кресла. Он понимал, что ошибаться нельзя. – Прошу вас, Александр Викентьевич, – Виктор указал на стул, – всегда рады. – Он, как вычислительная машина, просчитывал и тут же отбрасывал один вариант за другим. – Садитесь, я сейчас, – сказал он, так и не найдя четкого решения. – Вот только отпущу товарища, – и посмотрел на Фроленкова. Тот устроился на диване и поднял возню с папиросами и спичками. Виктор тоже закурил, взял протоколы, обсуждение которых прервал неожиданный визитер. Содержание протоколов делало фигуру Друянова центральной в развернувшихся событиях. Виктор дважды прочитал их и теперь раздумывал, как построить предстоящий разговор. Наконец он отложил бумаги в общую папку. К нему вернулась уверенность, присущая человеку, которому предстоит слушать, а не говорить. – Без меня из отдела не уходите, – сказал он Фроленкову, кивнув головой на дверь. Тот вышел. – Слушаю вас, Александр Викентьевич, – Виктор, не скрывая любопытства, разглядывал своего визави. Друянов перестал изучать свои ногти и внимательно посмотрел на Виктора. – Виктор Иванович, – начал он с решительностью человека, входящего в холодную воду. – Прошу меня выслушать, не перебивая. Это полностью совпадало с намерениями Виктора, и он молча кивнул головой. – Три дня назад, то есть второго сентября, примерно в пятнадцать часов, я зашел в номер Казакова. Пока он заканчивал свое очередное переодевание, я сел в кресло и стал читать журнал. Должен вам сказать, что Казаков очень хорошо одевался, а я тоже неравнодушен к красивым вещам, – Друянов поднял глаза, словно проверяя, какое впечатление производит рассказ. Виктор понимающе глядел на собеседника, стараясь изобразить на лице самое радушное выражение. – Так вот, – продолжал Друянов, – я давно обратил внимание на серый, очень красивый пиджак Казакова. Сидя в кресле, я увидел, что этот пиджак висит на спинке стула около меня. Я его взял. Мне хотелось посмотреть, чье это производство. Неожиданно Казаков бросился ко мне, вырвал пиджак и швырнул его на кровать. Потом он смутился, начал извиняться. Действительно, такой поступок производил более чем странное впечатление. Вы не находите? – спросил Друянов, снова пытаясь перехватить и задержать взгляд собеседника. Виктор пожал плечами. – На следующий день, то есть третьего сентября, – не дождавшись ответа, продолжал Друянов, – я зашел к Казакову рано утром. Он ходил по номеру расстроенный, собирался в парикмахерскую. Сам он бриться не мог, так как у него болел палец. В свое время я тоже брился опасной бритвой, а в студенческие годы даже подрабатывал в парикмахерской и понимаю человека, который не хочет отдавать себя в руки случайному цирюльнику. Я предложил свои услуги и выбрил его. Он сидел в том самом кресле, в котором был зарезан на следующее утро, – торопливо закончил Друянов. Виктор взял лежавшую на столе папку, делая вид, что ищет какие-то документы. Оба нужных ему протокола лежали сверху, но он старательно перебирал всю пухлую кипу бумажек. – Да, вот еще что, – снова заговорил Друянов, – у вас может возникнуть вопрос: почему я не рассказал все это вчера? Но поставьте себя на мое место, Виктор Иванович. Вот так сразу, на отдыхе, взвалить на себя столь серьезные улики... Друянов удрученно замолчал. Виктор понял, что дальше тянуть бессмысленно, и передал Друянову только что полученные документы. – Спасибо за доверие, так сказать, но мне эти факты были известны еще вчера. Инцидент с пиджаком видела уборщица Павлова, а то, как вы брили Казакова, – дежурная Никифорова. Они допрошены. С протоколами можете ознакомиться. Так что ваша помощь следствию несколько запоздала. Они внимательно изучали друг друга. Друянов опустил глаза первым и, взяв протоколы, стал их читать. «Доказать сейчас, конечно, ничего не удастся, – думал Виктор, – но и это уже кое-что. Зацепили. Не выдержали у Александра Викентьевича нервы, пришел». – Все правильно, – Друянов положил протоколы на стол. – Только зачем же так грубо? Эти материалы вы получили за минуту до моего прихода, – он ткнул волосатым пальцем в дату и время составления протокола. – Я же не мальчик. – А вам не кажется такой тон неуместным, гражданин Друянов? – Виктор поднялся, заглушая в себе стыд за допущенную ошибку и гнев на Друянова. – Идите в соседний кабинет и напишите все, что сейчас рассказали. – Задерживать не будете? – спросил Друянов. – Вы же не мальчик, не так ли? – Виктор снова стал перебирать на столе бумаги. – Зачем же задавать праздные вопросы? Вам же самому ясно, что на основании имеющихся материалов ни один прокурор не даст санкции на ваш арест. – Виктор Иванович, – Друянов уже дошел до двери, но затем вернулся к столу, – послушайте мой совет. Ищите убийцу. Не заостряйте внимания на моей скромной персоне. Преступник толкает следствие на меня. Узнайте, кто, кроме дежурной, видел, как я брил Казакова, и вы у цели. Он вышел из кабинета и плотно прикрыл за собой дверь. Действительно, можно построить такую версию: преступник видит, как Друянов бреет Казакова. Одновременно преступник видит, что эту сцену наблюдает дежурная. Решение принято. Казаков зарезан во время бритья. Дежурная дает показания. Следствие поворачивается в сторону Друянова. Но кто этот человек, который видел, как Друянов брил Казакова? Шифротелеграмма. МОСКВА. УГОЛОВНЫЙ РОЗЫСК. ВЫШЕЛ НА СЛЕД ПРЕСТУПНИКА. ЖДУ ПОДРОБНЫЕ ДАННЫЕ НА ДРУЯНОВА АЛЕКСАНДРА ВИКЕНТЬЕВИЧА. Шахов? Вечером в кабинет быстро вошел капитан Сальников, старший оперативной группы, работающий по версии «Шахов». Капитан положил на стол несколько листков, исписанных мелким каллиграфическим почерком. – У Шахова в городе есть приятель, – начал Сальников. – Связь с ним Шахов скрывает и, надо думать, имеет для этого основания. Приятель же довольно интересный. Виктор молчал. «Если и этот подозрительный, – грустно думал он, – то запутался я окончательно». Сальников устроился поудобнее и продолжал: – Встречаются тайком, в основном в утренние часы. Личность Приятеля, как мы окрестили знакомого Шахова, установить пока не удалось. Паспорт на прописку он не сдал, беспокоить его без твоей санкции мы не решились. – Что в нем подозрительного, Федор? – раздраженно спросил Виктор. – Без прописки живет? Половина наших дикарей тогда подозрительна. Встречаются тайно? Почему вы решили, что тайно? – Он не купается, Витя, – смущенно сказал Сальников. – Как не купается? – Вообще не купается. Одет в ковбойские брюки, рубашку с длинными рукавами. Ходит по берегу моря, а в воду ни-ни. Сегодня и вчера не купался. Мы ребят нашли, которые его уже неделю знают, говорят, вообще в воду не входил. – Ну и что?! – Виктор вскочил. – Что из этого, я тебя спрашиваю? Кашель у него, ангина! Да мало ли по какой причине он не купается! – За сегодняшний день он съел четыре порции мороженого, – сказал Сальников и тоже встал. – Мое дело доложить, – закончил он обиженным тоном и вышел. При других обстоятельствах Виктор наверняка бы вернул Федора, но сейчас ему было не до того. «Тоже мне, обижается, – все более раздражаясь, подумал Виктор. – А мне на кого прикажете обижаться? Один отмалчивается, другой обижается...» Виктор посмотрел на телефон. Москвичи больше не звонили. И он, вначале решивший дожидаться от них хоть какой-нибудь помощи, теперь стремился найти ускользающую нить до установления связи. Обида ли взыграла, профессиональная гордость или просто обязанность – разбираться сейчас в своих чувствах он не мог, да и не хотел. И поэтому целый день сидит в кабинете, перебирает выученные наизусть протоколы, чертит на листках отрывного календаря схемы поисков и рвет их. Виктор подошел к окну, выглянул на улицу. Эх, не вовремя уехал отдыхать Николай Федорович.