Глава 4 Шахов, Приходько и Друянов отдыхают Улица шумела беззаботными голосами. Бархатный сезон был в разгаре. Друянов завтракал в открытом кафе, положив перед собой газету, но больше смотрел на улицу, порой тыча вилкой мимо тарелки. Неожиданно он встал, отодвинул тарелку с недоеденной яичницей и, наталкиваясь на стулья, пошел к выходу. По другой стороне улицы шел Шахов. Был он, как все, с полотенцем и сумкой, и шел, как большинство отдыхающих, к морю. Друянов завернул за угол кафе и появился оттуда только после того, как Шахов отошел на значительное расстояние. Тогда Друянов двинулся за ним следом. На пляже Друянов расположился неподалеку от Шахова, сразу попавшего в большую компанию молодежи, которую он развлекал гитарой и песнями. Вскоре к шумной группе, в центре которой восседал Шахов, подошел человек в обвислой соломенной шляпе. Это был мужчина лет сорока, с длинным бесцветным лицом. Вернее, все на этом лице – брови, ресницы, глаза, рот, длинные полубаки, видневшиеся из-под шляпы, – было серо-желтого цвета, словно присыпанное пылью. Рубашкой с длинными рукавами и темными брюками мужчина контрастно выделялся среди голых обитателей пляжа. Он постоял немного, как бы прислушиваясь к гитаре, потом медленно пошел вдоль берега. Шахов под одобрительные возгласы исполнил еще один душещипательный романс и тоже поднялся. За неделю он покрылся ровным загаром, и сейчас мышцы мощно переливались под бронзовой кожей. Ребята проводили своего кумира восхищенными взглядами и, когда он отошел, загалдели, что-то возбужденно обсуждая. Через несколько секунд вслед за Шаховым отправился и Друянов. В суете и разноголосице многолюдного пляжа все эти передвижения не привлекли к себе внимания. Шахов пришел за валуны, где купающихся было сравнительно много. Он огляделся и, увидев мужчину в широкополой соломенной шляпе, подошел к нему. – Приветствую, – сказал Шахов. Он удобно устроился и накинул на лицо тенниску. Мужчина подождал, пока Шахов уляжется, потом сел рядом, обхватив ноги руками и положив подбородок на острые колени. – Паршивая ситуация. – Да, Сергей, не из лучших, – ответил, не открывая лица, Шахов. Мужчина, которого Шахов назвал Сергеем, вынул носовой платок и вытер лицо и шею. – Жарко, – сказал он. – Тепловато, – согласился Шахов. – Ты бы разделся, – он приподнял тенниску и взглянул на собеседника. Сергей расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. – Дурак ты, – сказал он, позевывая. – У каждого свои недостатки. Я же ни слова не говорю про твой успех у местных женщин. Про гитару и романсы, эти свежие и оригинальные приемы. – Отставной спортсмен на отдыхе, немножко бабник, немножко самовлюблен, самоуверен, – ответил Шахов и перевернулся на живот. – А гитара – это, так сказать, реквизит, реалистическое оформление. – Станиславский. Вживание в образ. МХАТ. Может, ты и прав, Качалов – Немирович-Данченко. А что ты с валютой собираешься делать? – Сергей передвинулся к огромному валуну, стараясь спрятаться от солнца. – С Поддымовым шутки плохи, – добавил он после паузы. – Ходит, присматривается. С ним нужно держать ухо востро. – Пусть ходит. Казаков тоже ходил, – сказал Шахов. – Какой быстрый. На штуки считаешь? На глаза Поддымову не попадайся. Он может тебя в лицо знать. Тогда провал. – Поддымов – твоя забота, – Шахов встал. – Давай расходиться. Машину не готовь. Нужно будет – достану. Если номер с Друяновым не пройдет, завтра утром тебя найду. Будем думать. – Договорились, – Сергей тоже встал. Шахов сделал уже несколько шагов, но потом вернулся и спросил: – А где сейчас инженер? – Час назад играл в шахматы, теперь, наверное, со своей рыжей обедает. – До завтра, – Шахов встал на валун, огляделся, потом спрыгнул на гальку и широким шагом пошел к пляжу. Через несколько минут ушел и Сергей. Когда Шахов и Сергей затерялись в толчее городского пляжа, метрах в тридцати от места их встречи из-за нагромождения камней поднялся Друянов. Он постоял минуту в нерешительности и пошел вслед за ними. Приходько действительно обедал. Но не в кафе, как обычно. Он сидел один в маленьком ресторанчике, спрятавшемся за высокими кустами акации. Трудолюбиво прожевав последний кусок шашлыка, он тщательно вытер кусочком хлеба металлическую тарелку и отодвинул ее в сторону. Потом взял бутылку пива и стал медленно наполнять бокал золотистой жидкостью. Когда тонкий слой пены выгнулся линзой, Приходько наклонился к бокалу и, довольно жмурясь, сделал несколько крупных глотков. В ресторан вошел мужчина и окинул присутствующих быстрым взглядом. Был он лет пятидесяти, с красивым энергичным лицом; серый цвет лица напоминал, что где-то есть другие города, без моря и солнца. Мужчина замешкался при входе, но потом легкой спортивной походкой подошел к Приходько и спросил: – Как пиво, дорогой? – Исключительно замечательно! – ответил Приходько и, не отрываясь от бокала, добавил: – Садитесь, Поддымов. Поддымов сел и подозвал официанта. Сделав заказ, он повернулся к Приходько и недовольно сказал: – Не ожидал я от вас, Иван Николаевич. Приходько, прищурившись, оглядел Поддымова, отхлебнул пива и тихо ответил: – Вы сами, Поддымов, говорили, что дело предстоит сложное. Вы же говорили, что полностью доверяете моему опыту. Теперь вы прилетели проверять. Ваше право. Но дело начал я. Я и буду его заканчивать. И именно так, как считаю нужным. – Так я же волнуюсь за тебя, Ваня, – перешел на «ты» Поддымов. – Если ошибешься – за Казакова отвечать придется. – Не за меня вы волнуетесь, а за себя, – не поддерживая дружеского тона, ответил Приходько. – Сейчас не этот покойный деляга главное. Вы это отлично понимаете. И никакой ошибки не будет. – Какие-то амурные дела на работе, ты же не мальчик, – продолжал Поддымов. – Именно поэтому вас мои личные дела не касаются, – Приходько налил пиво, подождал, пока официант поставит на стол минеральную воду и салат. – Не выпутаться из этой истории дорогому Александру Викентьевичу, – продолжал Приходько, – уверен, что не выпутаться. Я об этом позабочусь. Ордена за это дело вы, Поддымов, не получите, но неприятностей тоже иметь не будете. Приходько встал и посмотрел на часы. – Завтра здесь в это же время. Доложу, как идут дела, – сказал он и пошел к выходу. После обеда Шахов вышел из гостиницы и стал прогуливаться у входа. Он несколько раз поднимал руку, пытаясь остановить проезжавшие мимо такси. Наконец одна из машин остановилась. Шахов сел рядом с шофером, проехал два квартала, положил на счетчик пять рублей и попросил подождать. Сам он вылез из машины и прошел в аллею, ведущую от гостиницы к морю. Минут через пятнадцать в конце аллеи показалась высокая сутулая фигура Друянова. Шахов встал и направился ему навстречу. – Добрый день, Александр Викентьевич. Что-то вас с самого утра не видно? – Здесь я. Куда мне деваться, – ответил Друянов, останавливаясь. – На пляж путь держите? – Нет. Вас жду, – Шахов взял Друянова под руку. – Мне нужно с вами поговорить. Только здесь неудобно. – И далеко мы пойдем, Михаил Алексеевич? – спросил Друянов, останавливаясь у выхода из аллеи. – Только выедем из центра. Чтобы не отсвечивать на глазах у всего города, – Шахов открыл дверцу такси. – У вас и машина наготове, – удивленно протянул Друянов и остановился в нерешительности. – Садитесь, Александр Викентьевич, – Шахов настойчиво подсаживал спутника в машину. – Подождите, – Друянов отстранил руку Шахова и захлопнул дверцу. – Минуточку. Он пересек улицу и подошел к табачному киоску. – Михаил Алексеевич, – крикнул он, – идите сюда! У меня мелочи нет. Шахов нехотя подошел и протянул ему двугривенный. – Понимаешь, Рашид, – сказал Друянов продавцу, – едем с приятелем кататься, а у меня сигареты кончились, – он показал рукой на Шахова. – Знакомься. Мой друг Михаил. Хороший человек. Продавец, сгорбленный старик с непропорционально большой головой, протянул Шахову жилистую коричневую руку. – Здравствуй, Миша. Приходи ко мне. Гостем будешь. Вот мой дом, – и показал на соседнюю с киоском дверь. Потом строго посмотрел из-под лохматых бровей на Друянова: – Обижаешь ты меня, Саша, – и бросил полученную монету в ящик. – Это же не твой ларек, Рашид, – Друянов потрепал старика по плечу. – Завтра жди в гости. Готовь вино и сыр.