Шахов молча стоял рядом, глядя со скучающим видом в сторону. – Поехали, я готов, – Друянов распрощался со стариком и пошел к машине. – Хороший человек Рашид. Старый очень, но память у него отличная, – Друянов заглянул Шахову в лицо и добавил: – Особенно на лица. Меня с пятьдесят шестого года помнит. – Завидую людям, которые имеют на юге друзей, – сказал Шахов, усаживаясь с Друяновым на заднее сиденье. – А вы, значит, в этом городе постоянный гость? Заждавшийся водитель рванул сразу на второй скорости. Шифротелеграмма. МОСКВА. УГОЛОВНЫЙ РОЗЫСК. ДАННЫЕ ПОДТВЕРЖДАЮТСЯ. ГОТОВЛЮСЬ К ЗАДЕРЖАНИЮ. Виктор Виктор пришел на место за час до условленного времени и стал внимательно изучать подходы к гостинице, хотя видел все здесь десятки раз. – Уже работаешь, сынок, – услышал он за спиной чей-то голос и обернулся. Рядом стоял какой-то курортник в мятом парусиновом костюме. В руках он держал полотенце и сумку для фруктов. Виктор узнал Сергея Сергеевича. – Товарищ старшина... – начал было строго Виктор, но тот перебил: – Зови просто – дядя Сережа. Виктор увидел, что глаза у основателя городской милиции совсем не сонные, а внимательные и добрые. Наступившую паузу прервал вынырнувший из-за угла Толик. Подойдя к ним, он почти шепотом доложил: – Милиционер Мухов для выполнения задания прибыл. Без формы Толик выглядел еще моложе. С бритой головой, в застиранной тенниске, рваных шароварах и тапочках на босу ногу, Толик был самым настоящим сыном курортного города, который знал всех и все, мог появиться в любом месте, не привлекая к себе особенного внимания. Они сели втроем на скамейку. – На Портовой улице в доме шесть, – начал объяснять Виктор, – живет один курортник. Толщины он такой же, как ты, Толик. Но в два раза выше. Носит соломенную шляпу. В общем, найти его нетрудно. – У меня на Портовой, в доме восемь, свояченица живет, – сказал Сергей Сергеевич. – Вот и отлично, – Виктор посмотрел на одного, потом на другого. – Мы должны знать об этом человеке все, что знает его хозяйка. И даже больше. Справитесь? – В обед доложу, – Сергей Сергеевич встал. – Пошли, малец. Толик мастерским ударом забил в кусты акации валявшуюся на дороге пустую консервную банку и отправился за старшиной. А Виктор сидел на лавочке и чертил веточкой на песке. В сквере почти никого не было. Он не пошел в кабинет, чувствуя, что если пробудет там хотя бы еще час, то непременно понадобится медицинское вмешательство. Документы, противоречащие один другому, поступали так быстро, что он еле-еле успевал их проглядывать. К тому же надрывался телефон. Трубка рокотала начальственным голосом, а отвечать Виктор вынужден был однообразно и односложно: «Нет. Пока еще нет. Стараемся. Будет сделано». Дома даже привычная ко всему сестра смотрела на него, как на больного, испуганно-вопросительно. Даже ее шестилетний сын Сашка, которого участковый врач научно определила как ребенка несколько чрезмерно активного, соседи – бандитом, а бабушка – «горе мое», – даже Сашка в эти дни не путался под ногами и задал всего один вопрос: «Вить, а Вить, жулики – это работа, да?» Но получив вместо ответа легкий подзатыльник, Сашка благоразумно убрался в сад. Папка с документами на столе Виктора толстела. И вот он запер сейф и кабинет и сбежал из отдела. А теперь сидит на горячей скамейке и пытается из фактов и фактиков сложить хоть что-нибудь похожее на приличную версию. Ответственность его не пугала, но, естественно, и не радовала. Зарезали человека. И никто другой, а именно он, Виктор Перов, исполняющий обязанности начальника уголовного розыска города, должен найти и обезвредить преступника. Простое и емкое слово: должен. Тысячи людей приехали сюда отдыхать и веселиться, десятки тысяч живут здесь: трудятся, учатся, отдыхают, радуются и печалятся, короче, живут нормальной жизнью. И среди них мечется, как бешеный зверь, преступник. Нет, он не мечется. В том-то и дело. Матерый хищник мягко ходит, в любой момент готовый к прыжку. Зарезал человека. Поставил себя вне общества. Убийца знает, что пощады не будет, и готов ко всему. Готов уничтожить любого человека, оказавшегося у него на пути. И нет ему, Виктору, покоя, пока тот – Виктор даже в мыслях не называл его человеком – ходит среди хороших, доверчивых людей. Виктор сидел и чертил веточкой на земле разные замысловатые фигуры, стирал и чертил заново. Вот получился домик с окнами. На домике надпись: «Приморская». Набрал камешков и стал их раскладывать. Два маленьких – Друянов и Шахов. Они живут уже здесь, а Казаков мог остановиться и в другой гостинице. Каждому по плюсу. Провел черту в сторону. Нарисовал самолет, подумал, подписал «Аэропорт». Положил третий камешек – это Приходько. Рядом положил четвертый – Казаков. Они приехали вместе, но именно Казаков сел к Приходько в машину, а не наоборот. В показаниях водителя такси сомневаться не приходится. Значит, Приходько тоже плюс. Вроде никто из троих его не ждал. Компания сколачивалась по инициативе самого Казакова. Предлог – преферанс. Но слишком они разные для такого быстрого сплочения. Друянов бреет Казакова. Что это – репетиция? Какая-то история с пиджаком. Виктор нарисовал вопросительный знак. Приходько имеет твердое алиби. По первоначальной версии – минус, но сейчас уже это твердый плюс. Виктор перестал чертить и просто тыкал веткой в свою схему. Приходько уходит во время шахматной игры за папиросами... Шахов имеет в городе знакомого, который не купается... Друянов бреет Казакова... Друяновым интересуется москвич... Виктор встал и зло ударил ногой по своему сооружению. Камешки разлетелись в разные стороны. Все, конец. Нечего упрямиться. Посылка с этой троицей с самого начала была ложной, думал Виктор, возвращаясь в отдел. Людей замучил, результат – ноль. Но почему тогда молчат москвичи? – Чистой или с сиропом? – раздался над ухом девичий голос. Виктор поднял голову. Он стоял у ларька с водой. – Чистой, девушка, только чистой. Какой уж тут сироп? Он выпил воду и пошел дальше. – Меня спрашивали? – спросил он у секретарши. – Нет, Виктор Иванович, никто не спрашивал, – ответила та, на секунду отвернувшись от машинки и сочувственно, как показалось Виктору, взглянув в его сторону. «И эта туда же», – вконец расстроился Виктор. Словно узнав о его появлении, зазвонил телефон. Виктор раздраженно снял трубку: – Перов. – С добрым утром, Виктор Иванович, – услышал он знакомый голос. – Нужно срочно увидеться. – Где и когда? – быстро спросил Виктор. – Через тридцать минут ждите меня с машиной на углу Сиреневого бульвара у газетного киоска. – Хорошо. – Услышав отбой, Виктор по-мальчишески подмигнул невидимому собеседнику и аккуратно положил трубку на рычаг. Хорошо, что он вовремя вернулся. Виктор нажал кнопку звонка, но вместо секретарши в кабинет вошел капитан Сальников. Он поздоровался, а потом, как бы между прочим, спросил: – Знаешь, почему приятель Шахова не купается? – И, не дожидаясь ответа, пояснил: – У приятеля на теле целый уголовный роман написан. От «не забуду мать родную» до целующихся голубей. Не человек, а картинная галерея. В кабинет вошел следователь Фроленков. – Шахов? – спросил он прямо с порога. – Я думал над твоей версией, Виктор. У меня получается тоже Шахов. Не знаю, видел ли он, как Друянов брил Казакова, но именно Шахов посоветовал дежурной сообщить нам о виденной сцене. – Подсовывает свидетелей? – быстро спросил Виктор. – Видел – не видел, но знал, – Сальников грузно опустился на диван. – Но доказательств у нас нет. Виктор посмотрел на часы и пошел к дверям. – Собирайте всех в отдел и ждите меня. Леночка Леночка свернула на центральную аллею и увидела Виктора, разговаривающего с дядей Арамом, чистильщиком сапог. Она прошла мимо, не ответив на приветствие. «Вот как работают», – думала она. Леночка считала, что сотрудники уголовного розыска сейчас должны бегать, искать, преодолевать всевозможные, неведомые простым людям препятствия. А этот стоит себе, подбоченившись, и в ус не дует. Хоть всех здесь зарежут, ему и дела нет. А она еще жалела его вчера. Он мотался по гостинице такой несчастный и усталый. Два часа задавал ей никчемные вопросы.