– Найдётся. Поищи любую рукодельницу в инсте в твоём районе и попроси поколдовать, она определённо сделает лучше, чем ты. Что-нибудь да придумает. Совет и впрямь дельный – сам бы Мэтт до такого не додумался. – У меня ещё вопрос есть… – не совсем решительно вдруг начал он. Этот вопрос не был им запланирован или хоть сколько-нибудь обдуман, он как-то спонтанно сам по себе возник. – Предположим, есть человек. У этого человека возникают чувства к другому человеку. Другой человек совершает такой поступок, который… даже не обижает, а переводит чувства в иное состояние… противоположное. – От любви до ненависти? – хмыкнула Таш. – Что именно ты натворил, братец? – Чёрт, всё не так просто, как в твоих книжульках! И не повод для стёба! – На самом деле, в жизни всё куда как проще, чем в «книжульках», только они уже лет десять как не мои, потому что у меня трое детей, Мэтт! – Ладно, прости. И не злись… я не хотел. – Её обидеть ты, видимо, тоже не хотел, а теперь не знаешь, как разгрести? – Разгребать уже нечего. Причём давно. Семь лет прошло. – Так… а зачем же, в таком случае, ты завёл этот разговор? – Хотел… не знаю… Матери больше нет, она всегда знала ответы на такие вопросы. – Какие вопросы? Можно ли из пепла раздуть пожар? Молчание. – Я не знаю, что ответить. – Из пепла точно нет, Мэтт. А из углей, да – можно. Всё зависит от того, что именно ты сделал и что после себя оставил. Глава 14. Люби меня так, словно ненавидишь Самым страшным теперь для Ивы был стресс. Собственно, именно его так и боялась Каролина, отчитывая дочь за то, что та добровольно ввязалась в историю спасения человека. Правда, злилась она только до тех пор, пока не выяснилось, что человеком этим оказался никто иной, как Маттео Росси – сын её соседки и подруги, лучший друг детства её дочери и… а вот об этом «и» Каролине не было ничего известно, но, как и любая другая мать, она отдала бы руку на отсечение за то, что это «и» существует. В отличие от Шанель, Каролина никогда не была столь самонадеянна, чтобы прочить Маттео в мужья своей дочери, но и она всегда ощущала это «нечто» между детьми, оно было настолько реальным, что иногда, казалось, его можно было пощупать руками. Находиться в комнате, в которой присутствовали Мэтт и Ива, было невозможным: становилось трудно дышать и каждый неизменно ощущал себя третьим лишним – появлялось навязчивое желание удалиться и оставить этих двоих наедине. А ведь они были совсем ещё детьми, и интимность между ними была невозможной. Хотя, что такое интимность, и чем она отличается от близости, а говоря о последней, разве в первую очередь мы не имеем в виду родство душ? Люди, наделённые незаурядным эмоциональным интеллектом, а Каролина была именно такой, всегда понимали, что подобные вещи невозможно культивировать или воссоздать, они как волшебство неуловимы, непредсказуемы и неподвластны влиянию. Можно легко соблазнить физически, но не духовно. Это слишком тонкая материя, чтобы люди когда-нибудь обрели над ней власть. И именно поэтому Каролина знала: болезнь её дочери так или иначе, но связана с Мэттом. И если кто и мог ей по-настоящему помочь, то только он – Маттео Росси и никто другой, просто потому, что он и есть тот единственный, кто был способен нанести ей такой урон. В связи с чем жизнь Мэтта, как и его благополучие, Каролина охраняла, как свои собственные, даже невзирая на то, что допускала: Иву ждёт рецидив и, возможно, он будет опасным, но она, как и всякая мать, обладала материнским сердцем, а это другая очень тонкая материя. Ива насильно впихнула в себя последние ложки пудинга, приготовленного из раздробленных семян чиа, цельного молока, банана и черники. Черника была её единственной радостью в этом завтраке: о йогуртах, круассанах и прочих быстрых способах позавтракать для нормальных людей ей вот уже несколько недель, как пришлось забыть. У Ивы снова начал падать вес. Сколько бы она ни ела, насколько калорийной ни была бы пища – организм отказывался её усваивать и накапливать так нужный ей жир. Её давнишней стратегией борьбы со стрессом и тревожностью был фокус на текущем. «По одному шагу за раз» – таким был девиз выживания. Ива заперла дверь и направилась к машине – она уже опаздывала в клинику. Около дома напротив стоял грузовик, в каких перевозят мебель и пожитки меняющие место жительства семьи. Именно семьи, потому что такие, как Ива, переезжают в лучшем случает на собственной машине, а встречаются и те, кому хватает и пары рюкзаков. Ива удивлённо остановилась. Дело в том, что семейство Найтингейл поселилось в этом доме всего полгода назад, было крайне довольно покупкой и не собиралось съезжать в ближайшие пятьдесят лет. Район оказался идеальным для того, чтобы воспитывать детей и планировать новых. Кроме того, Амелия Найтингейл была снова беременна, а разве в таком положении женщины затевают переезд? – Амелия! – окликнула Ива хозяйку, отдававшую распоряжение грузчикам. – Ива! Милая, Ива! Как же я буду по тебе скучать! – Вы переезжаете? – Да, как видишь, – весело заметила та. – Но Тобика будем всё равно привозить к тебе – лучшего ветеринара для него нам не найти! – А что стряслось? Вы же вроде не собирались? – Ох, вот не даром же говорят: никогда не сообщай господу о своих планах, ты его только рассмешишь! – Амелия залилась смехом. – Но на этот раз, грех жаловаться, он поступил с нами милосердно. – Так что стряслось? – Ива действительно опаздывала в клинику. – Ничего, моя дорогая. Ничего плохого. Всего-навсего на прошлой неделе появился симпатичный чудак и заявил, будто-то бы этот дом дорог его сердцу. Так дорог, что он также спросил: как много нужно, чтобы мы убрались из него в течение трёх дней? А мы, не будь дураками запросили переезд в Китсилано. Парень оказался то ли тоже не дурак, то ли жмот, короче заявил, что даёт нам ровно триста пятьдесят тысяч сверху от риэлтерской оценки за то, чтобы нас тут не было. Мы с мужем рассудили, что этого конечно на Китсилано не хватит, но и триста пятьдесят тоже на дороге не валяются. За три дня мы ничего не нашли, а вот недели хватило – переезжаем сегодня. Кстати, он ещё и переезд согласился оплатить, только бы поскорее мы отсюда вымелись. Такие дела. Надеюсь, не будем об этом жалеть, – улыбнулась она. Ива стояла ни живая, ни мёртвая. И Амелия решила добавить: – Да, он странный, но, как я уже упомянула, симпатичный. Ты одна, он один… кто знает? – подмигнула соседка. – Правда… будь с ним осторожна, у него, – тут она приблизилась к Иве и прошептала ей на ухо, – у него шрам на лице… вот такой! Амелия показала примерный размер шрама, раздвинув большой и указательный пальцы. – На скуле, – уточнила Ива за неё. – О… вы знакомы? – Более чем, – устало призналась Ива. Она наткнулась на Мэтта в приёмной своей клиники. Свободных кресел уже не осталось, поэтому он стоял, расставив в стороны ноги и засунув руки в карманы своих шорт – ни дать, ни взять гора, которую не обойти, не объехать. Выражение лица у Ивы было: «Опять ты, сволочь?», и это вместо приветствия. Она прошагала мимо него в свой ветеринарский алтарь, нервно хлопнув дверью. Мэтт и хотел бы оставаться невозмутимым, но такое её поведение уже переходило все границы. Поэтому он, не раздумывая, вломился в святая святых вслед за ней и без приглашения. В комнате, увешанной шкафами и диспенсерами ваты, перчаток, пластиковых и деревянных палочек, тампонов разной величины и множеством других мыслимых и немыслимых расходных материалов в ветеринарном деле, корпела над металлическим столом Луна. Что она делала, Мэтт так и не понял, потому что Ива, завидев его, вскрикнула, отпрянула в сторону, натолкнувшись на другой металлический столик и едва не опрокинув его. – Не думал, что я настолько страшный. И чтобы кусался, тоже не припомню. В чём твоя проблема, Ива? – Моя проблема? – почти вскрикнула она, потирая ударенный локоть. Далее последовала пауза, в течение которой Мэтту почудилось, будто он услышал столько всего, в том числе и того, чего ему совсем бы не хотелось слышать, что он даже пожалел о своём вопросе. Ива тоже, словно поскандалив с ним взглядом и мыслями, выдохнула и уже более спокойно спросила: – Где Бен? – Зачем тебе Бен? – Объяснить всё насчёт кота. – Перчик – мой подопечный. Бен тут ни при чём. Кроме того, он сегодня занят со своей арабской семьёй. Да, это было правдой. Выходной у Бена был только один – суббота, а по воскресеньям он работал мужем, отцом и зятем в необъятном семействе Медины. Луна, как завороженная, переводила взгляд с Мэтта на Иву и наоборот. Затем, словно опомнившись, поспешила прочь из комнаты. – Стой! – резко окликнула её Ива. – Я сама принесу пациента. Стоило ей выйти, как Луна, зашипела на Мэтта: – И у тебя ещё хватает наглости спрашивать, в чём её проблема? Да это просто невиданная наглость! Просто неслыханная убогость души! – Убогость души… – машинально повторил Мэтт – он ещё не слышал такого выражения. – Это же надо! Хрупкая девушка, в прямом смысле рискуя собой, спасла твою задницу, а тебе хватило бесстыдства подать на неё в суд! – За что? – не поверил своим ушам Мэтт. – Как за что? Ты совсем… что ли? И тут Мэтт вспомнил: София. Да, она что-то такое орала в больнице, но он ни секунды не воспринимал её слова всерьёз. София вечно орала какие-нибудь угрозы в его адрес, главным образом, что уйдёт и заберёт Брайсона с собой, но так ни разу и не ушла. – Чёрт… – сказал он. Луна поджала губы. – Ты не знал? – неуверенно поинтересовалась она. Мэтт покачал головой. – Мда-а-а, – заключила Луна. – Ну, в таком случае, просто знай: у тебя совершенно отбитая жена.