Мороз и ветер сковывают потное тело. Я наспех надеваю куртку и накидываю на голову платок. Я не помню, когда в последний раз бегала столько, сколько сегодня. И я опять бегу. Только через задний двор, и не знаю куда. Бегу и не оглядываюсь, пока не оказываюсь на улице с жилыми домами и многоэтажками. Захожу в первый попавшийся магазин. Прислоняюсь спиной к стене, и закрываю глаза. Слезы льются градом. Вот и прошла собеседование… Что за невезение? - Девушка, - смотрю на девушку-продавца, - вам плохо? - Сейчас, - я не могу говорить, руки трясутся, ноги еще сильнее, я сползаю по стенке вниз. Все-таки бег не для меня, да еще в такой мороз. Сердце колотится так сильно, что я слышу его стук. Дышать... я учащенно дышу, в глазах темнеет. Мне подносят стакан воды, - спасибо... большое. - Убегали от кого-то? - я киваю и прикладываю ко рту стакан. Пока мое дыхание не восстанавливается, девушка не отпускает меня. Настоятельно рекомендует съесть шоколадку и выпить кофе, который она мне делает. Да, в простом обычном продуктовом магазине, работают такие люди, с большим душой и сердцем. Только когда восстанавливается дыхание и работа сердца, девушка меня отпускает. Я выхожу на улицу и не понимаю, в какой стороне города нахожусь. Так бежала, что не смотрела по сторонам. Теперь ж просто иду, не в ту сторону, откуда бежала. В другую. Мысли путаются в голове. Я иду, ничего не соображая. Меня колотит мороз, когда вспоминаю колючий взгляд Марка... как там его звали. Его глаза... они так похожи наего. Наверное, это просто обычное совпадение, так бывает в жизни. Я перехожу дорогу, заворачиваю за угол и оказываюсь в районе больницы. Этот район мы называем “больной”, не знаю почему его так называют. Может потому что тут на одном участке расположены несколько зданий: роддом, приемный покой, онкология, инфекционная, детское и... морг. Это не наш район. Другой и я понимаю, что бежала очень много. Иду на остановку, чтобы уехать домой, к Петру Михайловичу. - Асият? - вздрагиваю, когда слышу до боли родный голос. Тело покрывается мурашками, каждый волосок на моем теле поднимается. Мне становится страшно, я боюсь повернутся, очень боюсь. Но поворачиваюсь, когда слышу, - Асият? Это ты? Асият? Глава 39 - Самир? - полными глазами слез я смотрю на родного человечка, так повзрослевшего и сильно изменившегося, возмужавшего брата. Ему сейчас восемнадцать лет. Кудрявые русые волосы развеваются на ветру, он ходит без шапки, никогда не любил шапки. Темно-серые глаза, полные боли смотрят, не моргают. Когда я ушла из их жизни, ему было четырнадцать. Каждый его день рожденья, я покупала подарок и дарила случайному прохожему подростку. Мысленно поздравляла Самира, желая только здоровья, остальное прибудет. Я заставляла не вспоминать о них, о жизни в селе. Но это невозможно. Это часть моей жизни, они моя жизнь. Дя, я понимаю Самир и отец не должны нести ответственность за поступок матери, но я же не знаю, как бы повели они себя, узнав о случившемся? Самир воспитанный теми устоями, правилами и обычаями, смог понять меня? Нет. Сейчас я смотрю на полные слез глаза брата, на дрожащие губы и руки и понимаю, что не должна была лишить его сестры. Но... и мать не должна была так поступить с моим ребенком. Тогда мое решение лишить их себя, для меня было самым правильным. Сейчас я понимаю, что нет. Но поздно что-либо менять, прошло достаточно времени, его не вернуть и не исправить. Сейчас я другая, я изменилась, а тогда я была маленькой глупой девочкой, которая не знала, как себя вести. Как защитить своего ребенка. Как настоять на своем, не бояться и не ехать с мамой. Тогда я, глупая, зависела от них. Они меня содержали, они имели полную власть надо мной. Я не смела им перечить. Их слово, слово матери и отца – закон в нашей семье. Сейчас я сильная, самостоятельная женщина, потерявшая своего ребенка. С трудом восстановившаяся от того горя, и сейчас я встретила брата. Который вернул, напомнил мне всю боль, которую я тщательно прятала столько лет в груди. Я кулаком стучу по своей груди, хочу чтобы провалилась боль, которая сейчас застряла в горле, давит, сковывает грудь и не дает мне сказать хоть слово. Я раскрываю объятия, хочу чтобы Самир сам обнял меня и жду... что он отстранится. Потому что слабо верю, что он обнимет меня, воспитанный теми правилами и устоями, вряд ли примет меня такую, столь изменившуюся. Но он обнимает. И громко плачет, не сдерживая себя. Слезы прорываются и льются из глаз рекой. Я отстраняюсь, чтобы лучше рассмотреть его. Глажу по волосам и отросшей щетине, опять обнимаю. И снова отстраняюсь, потому как Самир отстраняется, чтобы рассмотреть меня. - Асият, родная моя! Ты живая? - Живая, Самир. - Неужели это ты? Ущипни меня, - просит с болью в голосе, - ущипни, чтобы я понимал, что это не сон, что это действительно ты. - Нет, - я плачу, сердце разрывается, причиняя тупую боль горлу, - не хочу причинять тебе боль... - О всевышний, это она! Это точно моя сестра, - он крепко обнимает и прижимает к себе. Мой Самир, теперь такой большой, выше меня ростом, с крепкими стальными мышцами, кажется сейчас задушит. - Ты такой большой стал, совсем взрослый. А помнишь когда ты был маленьким, и спорил, всегда, что вырастешь и станешь больше меня? Помнишь? - плачем оба навзрыд, - я обижалась, - слова с трудом удается выговорить. Он кивает, вытирает мое лицо, своей заледеневшей ладонью. - Ты такая красивая стала. Очень красивая. А когда я был маленьким, я завидовал, что все тебе говорили, что ты красивая. Я на зло тебе говорил, что ты не красивая. Потом, я каждый день плакал, когда ты пропала, я просил Аллаха, чтобы я смог найти тебя и сказать, что врал, - он задыхается, с трудом произносит слова, - хотел сказать, что ты красивая. - Глупый мой... Господи! - я сейчас понимаю, какую большую ошибку совершила, когда ушла от них, когда обиделась на них на всех, когда для меня рухнул мир, я ни о ком не думала, кроме себя. Кроме своего горя. - Я столько искал тебя. Сначала вместе с папой, а потом, когда чуть вырос и сам, хоть мне и было шестнадцать лет тогда, я расковырял весь интернет, я давал объявления о пропаже сестры во все поисковые сайты. Я клеил на остановках объявления с твоим фото. Но все тщетно. Никакого результат. Я опустил руки и перестал на что-то надеяться и искать тебя. - П-папа искал меня? - Пойдем, - он тянет меня за руку, - здесь неподалеку есть кафешка. Выпьем чаю, ты заледенела. Мы заходим в уютное и теплое кафе, только тогда я понимаю, как замерзла на улице. Самир сам заказывает нам чай, просит чтобы принесли в больших кружках, с малиновым вареньем. Он помогает мне снять верхнюю одежду, ложит на соседний стул, потом сам снимает свою куртку. Мы молча рассматриваем друг друга, то и дело улыбаемся, не верим своим глазам. И только после нескольких глотков он начинает. - После того, как мы несколько дней не смогли дозвонится, папа решил, что с тобой случилось что-то плохое и решил срочно выехать к тебе. Только мама не смогла поехать с нами, она после того как вернулась от тебя – заболела, - он делает еще один глоток, я же прячу глаза, стыдно теперь смотреть брату в глаза, - мы не нашли тебя. Вахтер, та злая тетка, сказала, что девушки часто пропадают или с ними что-то случаются, если они занимаются плохим делом. На вопрос каким делом вы занимались, она ожидаемо не ответила, только вернула твой телефон. Сказала, что нашла его в твоей комнате. Он кстати до сих пор дома, им никто не пользуется, папа запретил всем к нему прикасаться, - я опять плачу, понимаю какую боль причинила самым родным людям, - мы остались тогда в городе на неделю. Искали тебя. Сами, пешком ходили во все инстанции, где что-либо могли узнать о тебе. Но твоя история закончилась для нас в январе того года. Нигде никакой информации нет о тебе. Единственное что мы узнали, это то, что ты выписалась из нашего дома. Папа тогда вообще растерялся, с ума сходил и я вместе с ним, только мама каждый плакала, и ничего не говорила. Потом папа продал половину нашего хозяйства, нанял человека, чтобы найти тебя. Потому что не верил, что ты занималась каким-то плохим делом, как нам сказала вахтер. Типа, что вы ночью поздно возвращались и сто процентов куда-то влипли, мы не верили. Ни я ни папа, а вот мама и плакала и говорила, что нам не узнать, каких мы вырастили и воспитали детей. - Господи.. а ты веришь? Что я занималась плохим делом? - и спрашиваю и боюсь услышать ответ. Ком застрял в горле, я плачу и теряю дар речи, пока жду ответа. - У меня даже мыслей таких не было, - только после этого я облегченно вздыхаю, делаю глоток чая, чтобы ком не задушил меня. - Ну даже человек, нанятый папой, не смог найти о тебе ничего. Будто ты испарилась, исчезла. Просто так, с лица земли. О тебе нигде нет никакой информации. Как так Асият? - Я.. - отворачиваюсь от него, смотрю в окно, на проходящих людей, все куда-то спешат. Только лишь мы с Самиром сидим, никуда не спешим. Но мне так кажется, что не спешим, пока Самиру не звонит папа. - Асият, папа звонил. Нам нужно возвращаться домой. Поедешь с нами? - я отрицательно мотаю головой и горько плачу, - там мама. Она болеет. У нее... она когда тогда вернулась от тебя, заболела, и до сих пор болеет. - Как так? - я вытираю салфеткой сопли и слезы. - У нее онкология Асият. Последняя стадия. Ей осталась недолго. - Что? - я вздрагиваю, будто меня ошпарили кипятком, - Чем она тогда заболела? Чем? Господи, что за болезнь такая? - Папа продал все оставшееся хозяйство, чтобы вылечить маму. Но эту болезнь не победить. Поедешь, с нами? Мама только и мечтала в последнее время, чтобы увидеть тебя перед смертью. Иногда мне кажеться, что она не умирает только лишь для того, чтобы увидеть тебя. Ждет. Может я и не прав. - Господи! - я прикрываю рот ладонью, не верю во все происходящее, мама умирает? - Это последнее ее посещение онкологии. Врач сегодня увеличил дозу обезболивающих. Она уже давно на наркотиках, чтобы терпеть боль. - Нет, не может быть! Скажи, что это неправда! - я реву, не могу остановиться. - Если ты надумаешь приехать, ты знаешь где мы живем, - произносит Самир обиженно. Видимо понимает, что сейчас я не готова встретиться с мамой. Встает, забирает куртку и шагает на выход. Я долго еще не могу прийти в себя. Просто сижу и плачу. Пока мне не звонит Злата. - Только не говори, что ты который час подряд проходишь собеседование! - возмущенным голосом говорит Злата, не дожидаясь моего але, - папа разжег костер и пригласил гостей, всех наших родных и любимых людей в честь Жени, хочет познакомить с ними и тебя. И да, Женя сказала, что ничего есть не будет, если мама Майя не приедет! Вот так! Так что поднимай свои булки и едь домой! - на одном дыхании говорит Злата, не давая мне возможности вставить хоть слово. - З-злата, - говорю прорезанным голосом и еще сильней и громче плачу, - Злата, ты мне так нужна! - Боже Майя, ты где? - Я .. я в каком-то кафе. - Скинь геолокацию, я приеду. - Не надо милая, займись дочкой и отцом, - я всхлипываю, - я сейчас вызову такси. - Скажи мне что случилось? Почему ты плачешь? - Я скоро приеду, расскажу. Такси останавливается у входа в дом Петра Михайловича. Я расплачиваюсь, выхожу. Так холодно, ужасно холодно, мороз и ветер пронизывает тело насквозь. Я дрожу и стучу зубами, пока шагаю ко входу в дом. Злата видит меня через большое окно и выходит встречать меня. - Боже Майя! - она тянет за руку меня внутрь. Пока мы сидели в кафе, моя потная одежда успела высохнуть, но меня знобит и я ничего с этим не могу поделать, - что случилось, девочка моя? - она помогает мне снять куртку и платок. - Я встретила Самира. То есть он меня узнал.. и .