– Ну и что же – сломан позвоночник? Срастётся, на детях всё быстро заживает. У моих знакомых был такой случай. Внук-непоседа упал с балкона. И ничего – жив. Надо верить в хорошее. – Не знаю… Состояние очень тяжелое. – Да я и не говорю, что всё это легко, – вздохнула Таня, – конечно, очень тяжело. Наверное, долго придётся лежать в гипсе. Но что делать – надо терпеть, бороться за жизнь ребёнка. Если понадобится моя помощь – можешь на неё рассчитывать. – Спасибо, – безразлично ответила Майя и после недолгого молчания добавила, – он письмо оставил. – Какое письмо? Разве он уже умеет писать? – Очень плохо, печатными буквами, но умеет. Ошибки, правда, делает. – И что он написал? – “Мама, я люблю тебя и папу Андрея”. – Так ты хочешь сказать?.. – до Тани вдруг начал доходить смысл происшедшего. – Он что, хотел умереть? Оставил предсмертную записку? – Не знаю. Он оделся, разбил окно и прыгнул. Или упал – никто не видел. – Даже оделся? Вот умница, – у Тани появилась надежда, – сейчас зима, снег лежит под окнами, да и тёплая одежда должна смягчить удар. – Может быть, – также безразлично отозвалась Майя. – Андрей, возможно, скоро придёт. Давай пока чаю попьём. – Я хотела попросить его заделать чем-нибудь окно. Очень дует. – Конечно, конечно, он сумеет это сделать. Татьяна усадила девушку на кухне и принялась хлопотать по хозяйству. А в ушах всё звучала одна и та же фраза:” Максим в реанимации… Умирает”. Ей хотелось плакать, кричать, звать на помощь, хотя это был не её ребёнок, это был чужой мальчик, но что это меняло? Человек упал с большой высоты и ему сейчас плохо. А если человек маленький, его жалко вдвойне. Андрей пришёл через час и принял случившееся близко к сердцу. Его с трудом уговорили выпить хотя бы чашку чая – от ужина он отказался. Отыскав на балконе какую -то картонку, он ушёл к Майе, чтобы закрыть дыру в окне хотя бы на ночь – стекло можно будет вставить потом. Как и ожидала его мать, домой ночевать Андрей не пришёл. Татьяна с мужем, которому она всё рассказала, долго не могли уснуть, обсуждая случившееся. Чем объяснить такой странный поступок хотя и маленького, но уже достаточно хорошо понимающего, что можно, а что нельзя, ребёнка? Уж не суицид ли это? Не протест ли против ухода из семьи “папы Андрея”? – Вряд ли, – сказал Сергей, – он же ребёнок. Он не только слов, но и понятий таких не знает. Для него слово “смерть” пока абстрактное понятие, ничего общего не имеющее с реальной кончиной. – Да, пожалуй, – согласилась его жена, – суицид надо выстрадать, к нему надо прийти. Самоубийство не может осуществиться вдруг – для него должна быть причина. Я, к сожалению, столкнулась с этим. У нас на заводе отравилась молодая женщина, которая не смогла пережить измену любимого. Что он ей обещал, я не знаю. Но когда она забеременела, он отказался на ней жениться, потому что был женат и уже имел двоих детей. Третий ему был не нужен. Когда она узнала об этом, на неё было страшно смотреть. Она кричала:” Я не хочу жить! Меня так обманули!..” И выпила уксусной эссенции. Потом, правда, пожалела об этом, просила врачей её спасти, но было уже поздно. – И что же он? – спросил Сергей. – Ничего. Живёт, как ни в чём не бывало. Ей надо было родить и стать с его женой равноправной. Но тогда было такое время: стыд, позор… А я подумала: если я потеряю всё, что мне дорого, меня спасёт Москва. У нас Москва есть, чего травиться-то? Красная площадь, Арбат, Москва-река… Посмотришь на всё это – и жить хочется. Ведь есть же, говорят, ландшафтотерапия. Можно вылечиться, глядя на лесные дали, морской прибой… А чем хуже наши кремлёвские звёзды или вид на Москву с Воробьёвых гор? Но ребёнок ещё не способен прийти к такому решению. Тут что-то не то… – Причина у него как раз есть – развод родителей, предательство, как он считает, папы. Он же не думает, что папа ушёл от мамы – он ушёл от него, от Максима… – И он решил таким способом привлечь к себе внимание, вернуть папу? В жизни, конечно, всё бывает, даже такое, что и не снилось сочинителям остросюжетных романов. Но всё-таки не верится… – Да. Потому и не по себе от случившегося. Мистика какая-то. Легче пережить трагедию, когда её причины ясны. – Будем надеяться, что Максим придёт в себя и сам расскажет, что это он такое задумал. Он вполне рассудительный мальчик, как я успела заметить, – с надеждой предположила Татьяна, – да и нет худа без добра – они помирились. Как Андрей ни хорохорился, а разрыв с Майей он переживал. – Видимо от судьбы не уйдёшь. Только бы мальчик поправился. – А я верю, что он поправится. Даже если будет немного хромать – ну и что? Смерть – это слишком жестоко, он её не заслужил. Дети не отвечают за ошибки своих родителей, – сделала вывод Татьяна. – А как же известная истина – “грехи родителей ложатся на головы их детей?”– возразил её муж. – Они уже легли. Ты разве не видишь? И именно на голову ребёнка. Сергей кивнул головой, и они ещё долго жалели этого почти незнакомого им мальчика. На следующий день Андрей, заглянув на часик домой, сообщил родителям, что ребёнок жив и находится под пристальным вниманием врачей. Если ему не будет хуже, то через пару дней его переведут в обычную палату – и тогда Майя сможет лежать в больнице вместе с ним. Родители вздохнули уже спокойнее, и, когда Андрей опять ушёл к Майе, вышли прогуляться. Не сговариваясь, они пошли туда, к дому Майи, чтобы осмотреть место происшествия и сделать свои выводы, как следователи прокуратуры. Они никогда не были на квартире у Майи, знали только, что живёт она недалеко, в Останкино. Но ошибиться они не могли – окно с заколоченной картонкой рамой хорошо просматривалось уже издали. Под окном ничего необычного не было: ни крови, ни битого стекла, ни каких бы то ни было других следов. Не было и снега. Татьяна не сразу заметила, что одно из смягчающих удар о землю обстоятельств начисто отсутствует. А когда поняла это, испугалась. Как же не повезло ребёнку, если площадка под окном Майи возле одиноко стоящей берёзы блестела, как зеркало. Там лежал плотный, каким он бывает в сильные морозы, лёд. Лёд, жесткий, как алмаз. Родители Андрея, косвенного виновника происшествия, долго смотрели на него, не зная, что сказать, а потом пошли прочь, думая всё о том же – о пострадавшем мальчике. Что же всё-таки заставило шестилетнего человечка разбить стекло? Может быть, ему стало скучно одному в замкнутом пространстве и захотелось погулять, подышать свежим воздухом? Оделся, нашёл выход из дома, но не сообразил, что находится слишком высоко от земли. Так или иначе, никто, кроме него самого, не может этого знать. Через два дня, как и предполагалось, Максим пришёл в себя, и Майю положили в больницу, чтобы она сама могла за ним ухаживать. Первое, что сказал мальчик, увидев мать, оказалось несколько неожиданным. – Ты не будешь ругаться, мама? Я ведь стекло разбил… – Не буду, не буду, – успокоила его Майя, со слезами на глазах глядя на сына, лежащего на спине в строго зафиксированной позе. – Ты почему плачешь? Я обидел тебя? – Нет, я жалею тебя. Тебе, наверное, больно? – Нет. Я упал, мама? Не помню… – Да, да, – нашлась удивлённая мама, – ты упал с горки. Надо быть осторожнее. Она не желала больше вспоминать ни разбитое стекло, ни “Скорую помощь”, ни свой отчаянный крик. Никто так и не узнал, зачем ребёнок шагнул в эту пропасть, была ли у него какая-то определенная цель, или это всего лишь трагическое стечение обстоятельств. Но если она, эта определенная цель, была, то он её достиг. Ребёнок пошёл на поправку, о чём родителям радостно сообщил Андрей, ежедневно посещавший маму и сына с фруктами и другими гостинцами. – Сегодня я прошёл прямо в палату, – поделился он своей радостью, – раньше меня не пускали, Майя выходила в коридор. – И как тебе это удалось? – удивились родители. – Лиза по блату провела. Помнишь Лизу? Она работает в этой больнице медсестрой. – Лиза? Та самая? Вот так сюрприз! – Да. Она увидела меня, посочувствовала и сделала доброе дело. – Значит, Лиза всё-таки хороший человек. Не помнит былые обиды, не мстит. Одна её фраза чего стоит: если мы обе его любим, значит, должны дружить (так она сказала своей сопернице). Ты её не оценил по заслугам, теперь она найдёт себе кого-нибудь получше. У неё очень правильный, хотя и недоступный многим менталитет. – Да она сказала эту коронную фразу просто так, лишь бы что-нибудь сказать. А ты сразу ищешь глубокий философский смысл. – И всё-таки слышать приятно. Она это не только сказала, но теперь уже и доказала. Вражды не должно быть даже между соперницами. Я уж не говорю о том, что в трудную минуту надо помогать всем. – Ага, – согласно кивнул Андрей, – дай бог ей жениха хорошего. Через месяц Майю с Максимом выписали из больницы, и Андрей, извинившись перед родителями, переехал жить на Новоостанкинскую улицу, чтобы во всём помогать тем, кто в его помощи очень нуждался. Незадолго до выписки Максим написал ему письмо, где корявыми буквами со множеством ошибок изобразил целую фразу, смысл которой можно понять так: “Папа, я хочу, чтобы ты жил с нами”. Наверное, это и решило окончательный выбор Андрея. 11.Дача. Стремительно мчится время, повсюду оставляя свои отметины. С годами стареют не только люди, но и деревья, и камни, и металл. Рассыпаются железобетонные перекрытия, мелеют реки, осыпается крутой берег. Всесильно и жестоко время. Вот и они, кажется, совсем недавно были молодыми, а теперь? У Сергея на висках седина, у Тани вокруг глаз небольшие складочки, напоминающие ещё не считающей себя старой женщине о прожитых годах. Да и сын, хотя и не женат, вполне уже зрелый мужчина, опять же безжалостно разоблачающий их немолодой возраст. Наверное, они могли бы уже иметь внуков, но нет, не сделал их Андрей бабушкой и дедушкой, не пришло ещё их время. Тем не менее и о приближающейся старости, и о будущих внуках они думали и нередко заводили разговор о их грядущей и непонятной пока жизни на пенсии. – Я жду, не дождусь, когда можно будет уйти на пенсию, – рассуждала Татьяна, – это же благодать! Представляешь, утром никуда не надо торопиться, можно поспать подольше, потом посмотреть утренние передачи по телевизору, почитать всласть какой-нибудь роман, пока никого нет дома, и никто не мешает. Можно вообще весь день никуда не выходить, грязь не месить осенью, под дождём не мокнуть, в метро опять же не толкаться… Муж выслушал жену очень внимательно, но посмотрел на неё недоверчиво. – Размечталась, старая, – сказал он, хитро улыбаясь. – Это только сейчас ты так говоришь, а потом сидеть дома тебя не заставишь. Ты же всегда говоришь, что не домохозяйка, не служанка, кричишь даже иногда, чтобы мы с Андреем сами за собой убирали. Да и пожилой женщиной ты себя не считаешь… – Что значит, не считаешь? А кто считает? Не ты ли? – Нет, что ты! Ты для меня молода, как прежде. Да никто и не даёт тебе истинного возраста. Молодец! – А где видно, что я пожилая, – не унималась Татьяна, – седины у меня нет, потому что волосы светлые. Вот брюнетки, они рано седеют, да и стареют раньше, чем блондинки. Тройного подбородка и гармошки на шее, как у некоторых моих ровесниц, тоже нет. Да и фигура у меня вполне сохранилась – ни живота, ни варикоза. На меня ещё молодые мужчины заглядываются. – Не сомневаюсь, – согласился муж, – но улыбки на его лице уже не было,– не знаю, как двадцатилетние, но на молодых пенсионеров ты ещё можешь рассчитывать – на генералов там, полковников в отставке. У них пенсия большая, не пропадёшь. – Уже обиделся? А кто назвал меня старой? Провинился – получай по заслугам. – Так я же пошутил!