Досталось от репортера и жене Туза. По его словам, «мягко говоря, спутница жизни» привыкла сорить деньгами, заработанными нелегким трудом Аркадия, а теперь их стало меньше. Поэтому она бросила его, забрав с собой детей. Но и этого мало! Как нарочно, «случилось несчастье с лучшим другом Аркадия Туза, с любимцем семьи и соседей – добродушным и жизнерадостным псом Рокером». Сокрушенно вздохнув, репортер сообщил, что, когда пес был на прогулке, «неизвестный лиходей» нанес ему тяжкий удар по голове какой-то железякой. – Как только поднялась рука этого негодяя на то, что принято называть «божьей тварью»?!! – с фальшивым пафосом восклицал он. Далее следовал рассказ, как Аркадий отвез Рокера в лучшую ветеринарную клинику, где врачи сделали все, что могли. Однако сегодня утром они были вынуждены сообщить ему о том, что Рокера больше нет. Туз отправился в ОВД Лисянское с требованием найти и наказать убийцу его лучшего друга. Но… – …Менты оказались мастерами только лишь шить «липовые» уголовные дела, – продолжал пафосным тоном репортер. – Они глумливо отказались даже принять заявление, дескать, у них и без того дел по горло. И тогда нервы у Аркадия не выдержали… Мы его не оправдываем – в этом трудно кого-либо оправдать. Но, наверное, надо понять, что он тоже в немалой степени жертва. Да, да, да! Именно жертва! Жертва обстоятельств, жертва ментовского произвола, жертва того, в какой стране мы сегодня живем, в стране, не желающей жить по высоким нравственным стандартам, свойственным любой стране Запада. «Вишенкой» на этом «торте» стал пассаж о Гурове. В телерепортаж тоже была вставлена врезка съемок, сделанных на телефон свидетеля. – …А вот и он, так сказать, «хозяин нынешней жизни», свойственной полицейскому государству, где подавлены свободы, где властвуют скомпрометировавшие себя чиновники и вполне вольготно криминалу. Это – полковник Гуров, опер Главка угрозыска. Случайно ли он оказался на улице Лисянского в этот день и этот час, – нам неизвестно. Но он пришел сюда со своим табельным оружием. И не просто пришел – воспользовавшись случаем, Гуров не преминул пустить его в ход! Именно в тот миг, когда, увидев плачущего мальчика, стоящего подле свой бабушки, которая волей рока тоже была поражена смертоносным свинцом, Аркадий замер, надо думать, вдруг осознав, что он творит нечто страшное, что ему нужно немедленно остановиться… Скорее всего, он через мгновение отбросил бы свое ружье, проклиная того, кто придумал эту адскую машину убийства. Но – не успел… Рыдающим голосом телерепортер объявил, что в самый неподходящий момент душевных терзаний Туза «опер Гуров выскочил из укрытия и прямой наводкой выпустил несколько пуль в человека, который и сам уже был готов остановиться». А потом, «понимая, что он совершил страшную ошибку, убив того, кого уже не надо было останавливать», Гуров «решил поизображать из себя спасителя ребенка – вот он, как видно, мнит себя подобием «Воина-освободителя» из Трептов-парка». – …Многие из тех, – продолжал «давить на чувства» расходившийся телелиберал, – кто стал свидетелем чрезвычайного происшествия на улице Лисянского, высказали слова сожаления о случившемся и свое недоумение по поводу действий полковника, как видно, чьей-то кровью мечтающего раздобыть себе генеральские погоны. Что ж, какая страна, таковы и ее, так сказать, герои… Стас, не проронивший ни слова в течение всего этого репортажа, под конец, не выдержав, яростно выпалил: – Козел! Урод! Брехливая, либерастическая скотина! Петро! Вот скажи мне: почему у нас терпят такие, как этот «Ливень», подлючные СМИ? Лева жизнью рисковал, а эта сволочь все переворачивает с ног на голову. И ведь как хитро подает! Типа, тот отморозок – да, виноват, что убил несколько человек. Но он, видите ли, жертва нашего государства. Я так понял, у этого чмыря вся Россия виновата в том, что у психопата Туза окончательно сорвало «крышу»? – Вот именно… – едко усмехнулся Орлов. – Они работают на деньги наших заклятых «друзей», поэтому и цели преследуют те, что им указали их хозяева – всемерно белое чернить, черное – обелять, привести Россию к майдану и в конечном итоге к распаду страны. Это во всех смыслах – «голубая мечта» Запада. А почему их терпят? С Западом нам приходится играть «в поддавки», изображать либеральную толерантность. Америкосы спят и видят, чтобы вытеснить нас с газового рынка. Поэтому по каждому пустяку и раздувают всемирную истерию, начинают давить на своих союзничков: как вы можете покупать газ у тоталитарного режима?!! Это паскудство, Стас, называется «большой политикой». Так что брешут – да и хрен с ними, пусть брешут. У всяких там «освободителей России», наподобие отставного шахматиста, отставного премьера и всякой прочей шелупони, будет лишний повод где-нибудь в Риге или Таллине потрепаться на темы «прав человека». Нам от этого – ни жарко ни холодно. Что думаешь, Лева? Гуров в ответ рассмеялся и махнул рукой: – А что тут думать? Собака лает – ветер разносит. Пусть треплет языком, мне на это начхать с высокой колокольни. Более того! Древние говорили: если тебя хвалит твой недруг – насторожись, значит, ты что-то делаешь неправильно. Если же твой враг тебя всячески бранит и поносит, – ты на правильном пути. Так что, Стас, этот репортеришка сам себе оказал медвежью услугу. Те, кто знают правду, слушать его не станут. Этот «Ливень» уже и так дышит на ладан – не из самых популярных каналов. Ну а теперь и вовсе как бы не крякнул. – И правильно! – обрадовался Орлов, видимо, опасавшийся, что услышанное повергнет Льва в крайнее огорчение. – Что у вас на завтра? – Да у нас и сегодня еще не закончилось! – хохотнул Крячко. – Теперь-то, с учетом того, что Леву от дела отстранили, мне придется бегать, как загнанной борзой. Ты сегодня к кому еще планировал заглянуть? – повернулся он к Гурову. – К бывшему депутату Цеблентальскому… – лаконично пояснил тот. – Да, Стас, ты прав, – теперь к нему съездить придется тебе. Ну а я что думаю? Если бы знать, что меня не станут ежедневно дергать на всякие комиссии, на всякие «правилки», мы бы с тобой, наверное, махнули на Байкал – в те места, где якобы коренной сибиряк Давишин начинал свою служебную карьеру. Только это нам поможет распутать все узлы и хитросплетения биографии нашего усопшего «праведника». Кстати, по мнению его наложницы Люташкиной, у которой, по ее словам, абсолютный музыкальный слух, на самом деле родом он гораздо западнее, и не только Урала, но и Москвы. Люташкина уверена, что у Давишина в голосе был какой-то то ли южный, то ли еще и западный говор. – Занятный момент… Уж не Ростов ли «папа» и не Одесса ли «мама» тут замешаны? – Стас наморщил нос, словно принюхиваясь к чему-то подозрительному. – М-м-м… Ты считаешь это обстоятельство достаточно значимым в плане вашего расследования? – вопросительно взглянул на Гурова Орлов. – При определенных обстоятельствах такие «малозначащие факты» иной раз играют решающую роль. О! Мне кто-то звонит! – прервался Лев, доставая телефон. Это была его недавняя собеседница – сотрудница министерства Анна Симакова. Она сообщила, что смогла поговорить с одной из тех сотрудниц, которая была в весьма близких отношениях с Давишиным. Встретиться с Гуровым она не захотела, но о своем бывшем любовнике кое-что все же решилась рассказать. По ее словам, она несколько раз была в загородном доме Давишина, который находится на улице Рябиновой, восемнадцать, в коттеджном поселке Веселовском. Там у него два хороших приятеля. Один, судя по лицу, уроженец Закавказья, его зовут Феликсом, и живет он рядом с Давишиным. Другой живет чуть дальше, это профессор права Тульницков Дмитрий Захарович. Больше Анне ничего дельного узнать не удалось. Поблагодарив ее, Гуров отключил связь и сообщил своим коллегам-приятелям: – В поселке Веселовском у Давишина есть загородный дом. Скорее всего, он оформлен на подставное лицо, поскольку официально на нем строение не числится. Так вот, рядом с домом Давишина проживает его близкий приятель по имени Феликс. Несложно предположить, кем он может быть… – Опаньки! – Крячко хлопнул себя ладонями по коленкам. – Давишин и Гурманидзе – соседи?!! Нехило! – Еще на той же улице проживает их общий приятель – профессор права Тульницков. Надо думать, он тоже может располагать какой-то важной информацией о Давишине, – добавил Лев, поднимаясь с кресла. – Что, хочешь сегодня к нему сгонять? – поинтересовался Орлов, вертя в руках авторучку. – Да, думаю, что стоило бы махнуть в Веселовский, не откладывая. У нас мизер информации, ни одной реальной зацепки и дефицит времени. Гарантия, что уже через день-два начнется визготня по поводу того, что расследование топчется на месте и не стоит ли передать дело более расторопным операм, – с сарказмом проговорил Гуров. – Это верно! – с выражением озабоченности на лице покачал головой Орлов. – Кое-кому страх как хочется, чтобы наш Главк опрофанился в этом вопросе. Для наших «лучших друзей» такой вариант развития событий станет лучшим подарком, причем подарком – вдвойне: и дело, к их радости, станет стопроцентным «глухарем», что избавляет их от кое-каких страхов, и нас смогут пополоскать на всех совещаниях… – Что-то мне подсказывает: ждет их большое огорчение и разочарование! – с оттенком веселого злорадства хохотнул Станислав. – Ну что, я тогда еду к Цеблентальскому? Вечер еще не скоро, времени – в достатке… Отбываем? – взглянув на Льва, мотнул он головой в сторону двери. – Пошли… – Лев шагнул к выходу, а когда они со Стасом прошли через приемную, вполголоса, с подначкой, добавил: – Да-а-а… Надо полагать, если прямо сейчас выедешь в Овражное, то еще и на свидание успеешь… – Чего-о-о?!! – мгновенно отреагировал Крячко, став в этот момент похожим на ощетинившегося ежа, заметившего невдалеке от себя какого-то хищника, намеревающегося им полакомиться. – Что ты ерунду городишь? Какое свидание?! – Хм-м-м… – окинул его вопросительным взглядом Лев. – Вообще-то из твоего рассказа о визите в «Грани неведомого» я понял вполне определенно: у вас с Викторией возникла нешуточная взаимная симпатия, и уже сегодня вечером вы встречаетесь… Нет, ну, если ошибся, – извини… В полном молчании они подошли к двери своего кабинета, и Стас, издав досадливый вздох, вполголоса посетовал: – Все же, конечно, это очень хреново, если твой друг знает тебя до мелочей и даже из дежурного сообщения ухитряется сделать какие-то далеко идущие выводы. – Ты о чем? – улыбнулся Лев, доставая из кармана ключи. – Да все о том же! – буркнул Стас. – Ну, допустим, у меня с Викой действительно сегодня свиданка. И что из этого? Что, будешь меня пилить на моралистические темы? – Ага… А ты этого прямо так и «испугался»! – от души рассмеялся Гуров, отпирая дверь и входя в кабинет. Немного помедлив, следом за ним шагнул и Крячко, продолжавший бубнить: – Ну, видишь ли… Все равно, как-то не очень уютно себя чувствуешь, если рядом есть человек, от которого хрен что утаишь… Кстати, а как ты догадался? Ну, про Вику и свидание? – Да все проще пареной репы… Слышал бы ты свой голос, когда рассказывал про Викторию… О-о-о! Он так переменился, в нем сразу появились какие-то медовые нотки… Тут даже не надо иметь какого-то особого слуха, чтобы это уловить. Элементарная наблюдательность – только и всего. Ну что, ответ принят? Отлично! Тогда возвращаемся к нашей деловой повестке дня. Та-а-к, мне надо бы напрячь информационщиков насчет номера телефона профессора Тульницкова… Кстати, ты с Цеблентальским созваниваться планируешь? – Вообще-то, да… – кивнул Станислав. – У тебя же номер Цеблентальского есть? Лев по памяти продиктовал номер депутата, а потом не спеша набрал на своем сотовом номер профессора Тульницкова. После пары гудков он услышал голос человека, которому, скорее всего, уже давно за шестьдесят: – Да, я слушаю… Поздоровавшись и представившись, Гуров поинтересовался, как бы им сегодня встретиться. В телефоне на пару мгновений повисла тишина. По этой заминке он сразу понял, что его собеседник по каким-то причинам сегодня к встрече не расположен, и, опередив возможную реакцию профессора, спросил: – Простите, Дмитрий Захарович, мне показалось или я действительно позвонил вам немного не вовремя? – Лев Иванович, вы правы – у меня сегодня сплошной цейтнот. Есть встречное предложение: встретиться завтра утром. Часиков так в девять… Ответив, что он согласен, Лев попрощался и, обернувшись к Стасу, резюмировал: – Не «срослось»! Поеду завтра – видимо, профессор чем-то занят. – У меня тоже «пролет»… – кинув на стол свой телефон, посетовал Крячко. – Сиделка Цеблентальского… Кстати, у нее такой противный голос! Так вот, она ответила, что «Никодим Вавилович уже спит, позвоните завтра утром». Ну что, по домам? – Отбываем! Я, как отстраненный, – на законных основаниях, а ты, выходит, так – в порядке самоволки. Признавайся, что, когда служил в армии, был первым самовольщиком! Ведь так же? А? – Лев окинул его нарочито суровым, «прокурорским» взглядом. – Был, был… – изобразив покаянный вид, развел руками Стас. – Помню, как сейчас… Вызывает меня наш ротный Вася – он месяц, как окончил военное, – и давай меня чихвостить почем зря. Вроде того, ты – без пяти минут изменник, дезертир, предатель… Приятели шли к выходу, смеясь над армейскими приключениями Станислава. – …Под конец он меня спрашивает: ты уж хоть расскажи, где был и чем занимался? Ну, а я ему честно отвечаю: на одной тут съемной квартире, где проживают две отчаянные девахи, которым страх как мужиков хочется. Он покраснел, как помидор, и осипшим голосом спрашивает: а меня с собой как-нибудь возьмешь? И на следующий же день мы с ним после отбоя погнали на свиданку. Пришли, а он войти боится, шепчет, что у него еще ни одной женщины не было. Я его за руку – и туда. Ну и все! Меньше чем через час из мальчика стал мужиком. До самого дембеля бегали с ним туда на пару. Друзьями стали конкретными… Блин, я даже хотел на сверхсрочку остаться, но потом передумал… – Вы с ним переписывались? – спросил Лев, спускаясь по ступенькам крыльца. – Да, года два или три… Потом заглохло. Но я догадываюсь почему. Как-то он мне написал: Стас, я женюсь на Люсе. А Люся – это из этих, отчаянных. Он на нее сразу же запал, с первой ночи. Вот и получилось, в конце концов, что он на ней женился. Ну а поскольку у меня с Люськой до Васи тоже были «шуры-муры», видимо, мои письма о чем-то таком им обоим напоминали. Вот и настал конец переписке. – Ну а ты на второй из тех двоих жениться не поимел желания? – доставая ключи от своего «Пежо», усмехнулся Лев. – Знаешь, тогда я еще был по своей натуре незрелый пацан, хоть и отслужил в армии. У нас же, зелени сопливой, была своя «дембельская философия». Типа, настоящий дембель едет домой с одним лишь чемоданом. Перед тобой – весь мир без конца и края, тебя за каждым поворотом ждут все более радужные перспективы, а на каждом углу ждут толпы нецелованных девушек… А потом оказалось, что все это – всего лишь глупые фантазии вчерашних салаг. Если бы мои нынешние мозги да вставить в тогдашнюю голову, то… Только спустя годы до меня дошло, что Люська и Клавка – самые классные во всех отношениях из тех, с кем я встречался в молодости. – Ну, надеюсь, Вика твоих ожиданий не обманет, – с наисерьезнейшим видом произнес Гуров, хотя в глазах у него явственно прыгали ироничные чертики. – Да ну тебя! – отмахнулся Стас и, насвистывая, пошел к своему «мерину». Утро следующего дня началось с ЧП, хотя его ничто вроде не предвещало. Лев уже вышел из подъезда и направился к машине, как его телефон неожиданно запиликал песенку о друге. Это означало, что у Стаса появилась какая-то срочная необходимость позвонить. Судя по всему, где-то что-то произошло… – Лева, представляешь, какая хрень?! – В голосе Крячко сквозили досада и злость. – Только сейчас позвонил в Овражное, а мне сообщает та же самая сиделка, что сегодня ночью Цеблентальский скоропостижно скончался. Не знаю, что там за причину наступления смерти назовут, но подозреваю, что ему, скорее всего, кто-то помог отправиться в мир иной. – Петру уже звонил? – спросил Гуров, как и Стас, испытав от такого известия крайнюю досаду. – Да вот, сейчас буду звонить… Что, наверное, надо мобилизовывать Дроздова, пусть он проведет экспертизу? – Да, ты прав – этот вопрос можно доверить только Дроздову. Видимо, в этом деле замешаны какие-то очень крупные люди. Поэтому заметают следы и рвут нити, что только под руку попало, не считаясь ни с чем… Блин, надо созвониться с профессором Тульницковым. Как бы и с ним чего не случилось… Лев быстро набрал номер Тульницкова и, услышав уже знакомый голос, испытал огромное облегчение – жив! Профессор уведомил его, что до десяти утра будет его ждать, после чего ему придется отбыть на работу – в Институт биохимии растений. У них сегодня ученый совет, так что присутствовать надо обязательно. Пообещав прибыть не позже чем через полчаса, Гуров сел в машину и, быстро прогрев двигатель, помчался в сторону МКАДа. В Веселовский он прибыл, как и обещал профессору, – ровно через полчаса. Среди навороченных вилл в два, а то и в три этажа коттеджик профессора смотрелся довольно скромно. Встретивший его у калитки худощавый мужчина за шестьдесят в спортивном костюме смотрелся бодрым и подвижным. Ответив на приветствие Гурова, он пригласил гостя в дом на чашку чая. Войдя в гостиную, Лев сразу же отметил, что обстановка здесь хоть и не помпезно-купеческая, зато достаточно уютная. На небольшом столике уже стоял горячий самовар, на который была водружена большая связка баранок. – Ожидая вас, специально не завтракал, – смеясь, сообщил Тульницков. – Ну, чтобы не перебирать по килокалориям. Я, конечно, не фанат по части диет, но в мои годы лучше придерживаться умеренного рациона. Я так понял, вы приехали ко мне в связи с гибелью Давишина? – наполняя чашки из самовара, с интересом взглянул на визитера хозяин дома. – Вы правы – меня интересует все, что вам известно о Давишине: друзья и недруги, родственники и так далее. Для нас важна каждая подробность, каждая деталь. Если честно, то мы сейчас даже примерно не можем сказать, кто и почему покушался на Давишина. История настолько темная, что темнее и не придумаешь. – Лев Иванович, не хотел бы вас огорчить, но знаю о покойном тоже не слишком много. Он был чрезвычайно скрытный человек. Я бы даже назвал его «человек-загадка»… Но, раз уж вам это нужно, попытаюсь ничего не упустить. Как рассказал профессор, познакомились они с Давишиным года четыре назад, когда тот только-только переехал в Подмосковье и начал работать в министерстве. Случилось так, что однажды зимней порой Тульницков возвращался из столицы домой, и на его глазах мчавшийся впереди черный «Форд» вдруг закрутило на скользкой дороге и выбросило на обочину, где он и застрял в сугробе. Будучи человеком отзывчивым, Тульницков сразу же остановился и предложил свою помощь. Когда «Форд» был освобожден из снежного плена, его хозяин настоял на том, чтобы они заехали к нему в гости. Как оказалось, он жил всего через три дома от Тульницкова. Встречались они нечасто. Их отношения дружескими или даже приятельскими назвать было бы трудно. Просто они были как бы добрыми соседями, только и всего. Иногда Давишин заходил в гости к профессору, иногда приглашал к себе. Выпив хорошего чаю или кофе с коньяком, они беседовали на самые разные темы – о природе, искусстве, политике, современной технике, здравоохранении, демографии, освоении космоса… Круг тем обсуждался самый широкий, кроме одной: всего того, что лично касалось Давишина – его биографии, родственников, работы… Но кое-что из личного иногда в разговоре с ним все же проскальзывало.