– Когда мы уже заехали в город, Жорка сказал: «Пацаны, вляпались мы в херовую историю. Еще лет двадцать назад за «групповуху» с «мокрухой» давали «вышку». Спасибо «дяде Боре» – отменил расстрел… Но если докопаются, срок все равно нам могут отмерить – мама не горюй!» Гришка ему орет: «Заткнись! И без тебя тошно! Не ссы – все будет, как надо. Пусть сначала нас найдут и докажут. А на крайняк предки пусть скинутся, ментов купят, и все будет шито-крыто. Главное – самим не расколоться!» Вопреки надеждам «мажоров», Алексей Давишин определил круг подозреваемых достаточно быстро. Когда за Никодимом пришли опера, он понял: дело – дрянь, засыпались… Пусть он и не участвовал в избиении и изнасиловании, но, как соучастник похищения, тоже рисковал отправиться на нары. Когда его привезли в райотдел, Вульпагин и Фипиков были уже там. Жалкие и трясущиеся, они тем не менее «играли в молчанку», надеясь на всемогущую силу денег своих папаш. И те их надежды оправдали. Уже на следующий день стало известно, что опер Давишин попал в ДТП и теперь лежит в реанимации областной клиники. Почти сразу же их отпустили из КПЗ, а еще через день новый опер, которому передали расследование, нашел других подозреваемых, которые, после соответствующей обработки, заключили судебное соглашение и взяли вину на себя. И хотя возмездие их миновало, трое «мажоров» все равно чувствовали себя в постоянном напряжении, – что, если Давишин выживет, вернется и добьется пересмотра дела? Но когда Давишин вернулся, то, к радости всех троих негодяев, он почему-то сразу же согласился с итогами расследования и решением суда. Как-то раз, проходя по улице, Бурчук издалека увидел уже ставшего майором Давишина. Тот садился в служебную машину, как видно, куда-то собираясь ехать. – Знаете, это был он, Давишин. Но это был и не он. Правда, мне потом рассказали, что ему на физии делали пластику после ДТП. Ну, тогда стало ясно, почему он стал чем-то наподобие робокопа. Так что, гражданин начальник, что бы вы обо мне ни думали, я если и виноват, то только в том, что помог Гришке и Жорке увезти Светку. Вот… Я почему об этом открыто говорю? Срок давности по статье «Похищение» уже истек. Только не надо думать, что тот проклятый вечер я уже забыл… Хотел бы забыть, да не получается. Мне иногда Светка снится. Приходит и молча смотрит на меня. Просыпаюсь в поту, волосы дыбом стоят… – А где сейчас Вульпагин и Фипиков? – выслушав Никодима, спросил Гуров. – Там… – Бурчук указал пальцем куда-то вниз. – Гришка ушел на кладбище лет десять назад от цирроза. Пил беспробудно. Его кодировали, да безтолку. Жена с ребенком от него сбежала года через два, как поженились, жил один. Когда его хоронили, он лежал в гробу весь желтый, как лимон. Его батя умер от рака прямой кишки. Мучился жутко. Жил на обезболивающих уколах. Жорку в Иркутске задавила машина. Года четыре назад это было. Вообще, жил он хреновато. Раза три был женат, детей нет, квартиру отняли коллекторы… Да и я не процветаю. Аукнулась нам Светка, всем аукнулась. Эх, если бы можно было все вернуть назад!.. Закончив с делами в Ивановке, Гуров отправился обратно в Кедровое. По пути он созвонился со Стасом, рассказал ему про звонок Ежалова. Крячко в этот момент беседовал с бывшим подследственным, которому около двадцати лет назад «посчастливилось» общаться с Давишиным, расследовавшим убийство четы пенсионеров. В Кедровое Лев приехал ближе к обеду. Стас к этому моменту уже вернулся в гостиницу. Учитывая обеденную пору, приятели решили зайти в буфет, чтобы там подкрепиться перед поездкой в Зорянку. Пообедав местными деликатесами – ухой из омуля с шаньгами и пельменями, они заодно обговорили итоги своих встреч. Выслушав Льва, который, как всегда, был предельно конкретен и лаконичен, Станислав констатировал: – И в самом деле, ощущение возникает такое, что в больницу попал один человек, а вышел оттуда совсем другой. Я здесь тоже много чего наслушался. И от бывших ментов, и от бывших сидельцев… По его словам, он только что разговаривал с человеком, который когда-то стараниями Давишина едва не отправился на нары за чужое злодеяние. Случилось так, что поздней осенью кто-то пробрался в дом к престарелой чете и зверски с ней расправился. Орудовал убийца в духе Раскольникова – зарубил обоих топором. Давишин, который лично курировал громкое преступление, сразу же заподозрил в этом ближайшего соседа потерпевших. Тем более что у него под дровами нашли окровавленный топор. И сидеть бы бедолаге остаток жизни в тюрьме (Давишин буквально принуждал подозреваемого сознаться в том, чего он не делал), если бы настоящего убийцу не замучила совесть и он не пришел с повинной в полицию. Как оказалось, стариков зарубил их собственный внук – хронический наркоман, уже сидевший за воровство. Он узнал, что его дедушка с бабушкой пару дней назад продали свою скотину (держать живность им стало не под силу) и у них в доме хранится изрядная сумма денег. А у него как раз началась «ломка», и он решил добыть денег таким вот кровавым путем. Старики сами открыли ему дверь, не зная о том, что всего через мгновение оба будут убиты. Разделавшись со своими жертвами, убийца решил «перевести стрелки» на их соседа – хорошего парня, который только недавно женился. И гнить бы ни в чем не повинному за решеткой, если бы не одно необычное событие. Когда убийца вогнал себе в вену из «баяна» вожделенную порцию героина, он вдруг увидел кошмарное зрелище: к нему пришли убитые им бабушка с дедушкой. Окровавленные, с отрубленными головами, они сказали ему: «Свою смерть мы тебе прощаем – как видно, есть и наша вина в том, что ты стал выродком. Но если вместо тебя пойдет в тюрьму безвинный, мы тебя проклянем во веки вечные…» Убийца, до дрожи в коленках напуганный этим видением, придя в себя от наркотической дури, тут же побежал в полицию с повинной. Впрочем, даже это не стало поводом к тому, чтобы неправедно задержанного тут же отпустили на волю. Давишин решил использовать этого парня «по полной программе». Вроде того, раз уж он задержан, то почему бы на него не повесить несколько «глухарей»? И лишь вмешательство адвоката, который, к счастью, оказался человеком дотошным и совестливым, избавило невиновного от этой участи. Рассказывая Станиславу о своем тогдашнем задержании, бывший подследственный повторял, знобко передергивая плечами: – Какая же это была тварь, какая же это была конченая сволочь, этот упырь Давишин! Сразу же после обеда опера отправились в Зорянку. Дорога в направлении этого села была довольно ветхой и изобиловала множеством выбоин на асфальте. Поэтому средняя скорость их авто не превышала полусотни километров в час. Впрочем, в этом тоже имелись свои плюсы – неспешная езда позволяла полюбоваться прекрасными видами Прибайкалья. Село Зорянка, несмотря на свою отдаленность (ехать до него пришлось километров семьдесят), оказалось достаточно большим и протяженным. Оно раскинулось на берегу одноименной речки в низине, обрамленной лесистыми сопками. Без особого труда разыскав дом отставного опера Ежалова, который жил почти в центре села, приятели с ходу попали за богато уставленный стол, за которым их дожидались не менее десятка родственников и просто односельчан Василия Терентьевича. Отговорки гостей насчет того, что они уже пообедали и есть больше не хотят, были категорично проигнорированы гостеприимным хозяином. Повздыхав, опера из Москвы были вынуждены приглашение принять. В ходе долгого разговора (вначале, по традиции, он касался сугубо застольных тем, а также того, в сколь добром здравии пребывают родные и близкие участников застолья) поведал Ежалов и о том, что ему удалось узнать от одного своего бывшего коллеги, который пожелал остаться неизвестным. А узнать удалось и в самом деле нечто чрезвычайно интересное. Бывший коллега Ежалова (которого тот условно назвал «Иван Иванович»), много лет проработавший сельским участковым, тоже, лет пять как выйдя на пенсию, не забывал о своем прежнем поприще. Как-то, года два назад «Иван Иванович» услышал от знакомого гаишника про одно странное ДТП, приключившееся в их районе. Успешный бизнесмен, владевший в Кедровом небольшим ЗАО, которое обслуживало городские сети водоснабжения, погиб при весьма необычных обстоятельствах. По каким-то своим делам он поехал на городскую базу отдыха, совладельцем которой стал уже довольно давно. Но в пути его черный «бумер» неожиданно воспламенился. Очевидцы случившегося утверждали, что салон машины в какой-то миг вдруг заполнился пламенем, словно в него влили ведро бензина. Хозяин авто сгорел заживо и, судя по его отчаянным воплям боли и ужаса, перед тем, как умереть, успел пережить запредельную, страшную муку. «Ивана Ивановича» этот случай очень заинтересовал. И хотя официальное следствие пришло к выводу, что произошел несчастный случай (вроде бы из-за заводского дефекта лопнул бензобак автомобиля, а из-за статического электричества возникла искра, которая воспламенила горючее), старый опер с этим не согласился. Прежде всего он выяснил, как звали потерпевшего. Как оказалось, это коренной житель Кедрового Антоний Макальцев, некогда работавший в администрации города завотделом спорта и молодежной политики. Позже он ушел в бизнес, организовал ЗАО «Новь» на базе городского муниципального предприятия «Водопровод». Дела его шли неплохо, он стабильно обеспечивал Кедровое питьевой водой, хотя с появлением ЗАО цена воды существенно повысилась. И хотя каких-либо трений у «Нови» ни с населением, ни с местной властью, ни даже с криминалом не замечалось, «Иван Иванович» заподозрил, что случившееся с Макальцевым – вовсе не несчастный случай, а преднамеренное убийство. Причем весьма изощренное, с намеком на месть за что-то очень серьезное. Но кто и за что мог мстить Макальцеву? Около года «Иван Иванович» по крохам собирал информацию о Макальцеве и его окружении. Но это никак не позволило ему хоть на шаг приблизиться к разгадке. А в прошлом году история с горящим авто повторилась – вновь произошло то же самое, что и с Макальцевым. На этот раз пострадал хозяин юридической фирмы районного масштаба Арнольд Дадушкин. Причем все повторилось один в один: деловая поездка, воспламенение в салоне, страшная, мучительная гибель. Даже дата – двадцать шестое апреля – была одна и та же. И вновь «Иван Иванович» усомнился в случайности воспламенения. Впрочем, на этот раз и официальное следствие признало случившееся преднамеренным убийством. Вернулись и к прошлогоднему делу о гибели Макальцева – его тоже признали погибшим в результате чьего-то злого умысла, и оба дела объединили в одно. Ну, а «Иван Иванович» с новыми силами продолжил свое личное расследование. Он вспомнил, что когда-то Дадушкин работал следователем местной прокуратуры. Тут же возникло подозрение: уж не один ли из тех, чьим делом Дадушкин когда-то занимался, решил свести с ним счеты? Но тогда при чем тут Макальцев?.. Его-то за что сожгли? К частичной разгадке этой криминальной «шарады» бывший участковый подошел, можно сказать, случайно, после одной необычной встречи. Как-то раз, приехав по делам в Кедровое, «Иван Иванович» шел по улице и вдруг увидел перед собой хорошо известного ему Семена Баршенкова. Шаман стоял на тротуаре не двигаясь и задумчиво смотрел на «Ивана Ивановича», словно желая что-то сказать. Экс-участковый тоже остановился, молча глядя на шамана. Молчание длилось около минуты, как вдруг по лицу Баршенкова, которое отчего-то исказилось горестной гримасой, побежали слезы. – Она кричала и горела, горела и плакала… – с каким-то надрывом произнес шаман и, утерев лицо ладонью, молча зашагал прочь. – Как ей страшно было умирать, совсем молодой, совсем юной… – добавил он уже на ходу. И только тут «Иван Иванович» вспомнил дикую историю почти двадцатилетней давности, когда неким подонком (или некими подонками) в селе Светловке была похищена, а затем изнасилована и сожжена заживо победительница весеннего, восьмимартовского сельского конкурса красоты Анастасия Ветринцева. И случилось это именно двадцать шестого апреля. Расследование громкого дела курировал лично Давишин, к той поре уже полгода проработавший в Кедровом замом начальника РОВД. Подозреваемого он нашел лично, причем достаточно быстро, без проволочек. Им оказался местный житель того же села. Его осудили, и он был отправлен в места лишения свободы на длительный тюремный срок. Вспоминая о том кошмарном случае, «Иван Иванович» вдруг подумал, что та давняя история и недавние «крематории на колесах» меж собой как-то связаны. Но чем и как конкретно? О том, каким «гением сыска» был Давишин, «Иван Иванович» знал очень хорошо. Ему было известно, какими «ударными» способами тот добывал «чистосердечное признание вины» у подозреваемых. Получается, Ветринцеву мог погубить не тот, кто отправился за решетку, а кто-то другой, которого Давишин постарался выгородить, посадив невиновного? Очень даже может быть. Но тогда какова может быть роль в этой истории Макальцева и Дадушкина? И «Иван Иванович», чтобы разобраться с этими «непонятками», отправился в Светловку. Ему удалось разыскать родственников Анастасии Ветринцевой – ее мать, младшую сестру и брата. Услышав о том, по какому поводу к ним приехал бывший участковый, родственники Насти долго не хотели говорить на эту тему. То ли не желали бередить свои давние душевные раны, то ли чего-то опасались. Но, в конце концов, разговор все же состоялся. Мать Анастасии рассказала, что ее дочь встречалась с местным, светловским парнем Юрием Зиминым. Тот работал в райцентре в небольшой транспортной компании шофером-дальнобойщиком. По мнению односельчан, они очень подходили друг другу и смотрелись завидной парой. Настя работала нянечкой в местном детсаду и заочно училась в Иркутске в педагогическом. Той осенью они собирались пожениться. Не сбылось… По словам родственников Насти, ее исчезновение они заметили не сразу. Она собралась съездить в Кедровое за наглядными пособиями для детсада и отправилась на автобусную остановку. В последний раз ее видели у павильона остановки, где девушка ждала проходящий автобус до райцентра. С кем и когда она могла уехать, никто не знал. Первой тревогу забила мать, когда ближе к вечеру Настя так и не появилась. Начались поиски. И лишь на следующий день в соседнем с селом лесном массиве было обнаружено обмотанное толстым, крепким шнуром обгоревшее женское тело. По часам на левом запястье, серьгам и цепочке было установлено, что это и есть пропавшая без вести. Шокирующая новость мгновенно разлетелась по всему району. Некоторые очевидцы утверждали, что на поляне, где была обнаружена Настя, имелись нарисованные на земле и деревьях сатанистские символы. После опознания и экспертиз, в ходе которых было установлено, что перед смертью Настя была изнасилована, а затем облита горючей жидкостью и подожжена, закрытый гроб с ее телом был передан родственникам для погребения. Хоронили Настю всем селом. Когда процессия уже приблизилась к кладбищу, внезапно примчалась милицейская машина, из которой вышли Давишин и двое сержантов, все при оружии. То, что было дальше, родственники Насти вспоминали как продолжение уже пережитого кошмара: прибывшие прилюдно арестовали безутешного жениха убитой, обвинив именно его в столь жестоком убийстве. Крики односельчан, доказывавших невиновность Юрия, Давишин проигнорировал. Парня заковали в наручники и увезли в Кедровое. Как выяснилось позже, кто-то из светловцев (а может, и не из светловцев вовсе) сообщил кедровским операм о том, что днем ранее у сельского клуба Зимин и Ветринцева якобы из-за чего-то поссорились. Этого Давишину вполне хватило, чтобы тут же, как говорится, «на колене», состряпать удобную для него версию, тем более что железного алиби у Зимина не было. В тот злополучный день он ездил порыбачить на лесные озера и вернулся только вечером. То, что у парня вообще не было никакого мотива убить Настю, Давишина не волновало – главное, нашелся подозреваемый, а детали особого значения не имеют. Самым гнусным в этом «липовом» обвинении было то, что неведомым образом нашлись «свидетели» из числа кедровских бомжей, которые подтвердили, что они будто бы видели лично, как Зимин заталкивал Настю в свою машину. Кроме того, на поляне, где совершилось убийство, была найдена расческа, которую экспертиза признала принадлежавшей Юрию. Поэтому его попытки доказать свою невиновность на суде оказались безуспешными. Правда, вместо пожизненного, как того требовал представитель обвинения Дадушкин, Зимину было назначено в виде наказания пятнадцать лет строгого режима. Разговаривал «Иван Иванович» и с родственником Зимина – его двоюродным братом. Родители Юрия давно уже умерли, его сестры вышли замуж и разъехались. Игорь Зимин, работавший в Светловке телефонистом на местной АТС, тоже был не очень склонен к разговорам. С выводами следствия и приговором суда в отношении Юрия он был категорически не согласен. По мнению Игоря, его брата попросту засудили, чтобы увести от ответственности настоящих подонков. На вопрос «Ивана Ивановича», кто, по его мнению, мог на самом деле убить Настю, Игорь лишь пожал плечами. – Я не ясновидящий… – сердито буркнул он. – Но кое-что слышу и вижу. Вы же слышали про то, как двое жлобов из Кедрового сгорели в своих машинах? Мне кажется, это не случайно. Ведь как говорят? Бог – не Тимошка, он видит немножко. Сгорели эти двое, как видно, за что-то очень нехорошее. Не они ли Настеньку сожгли? А? Это суждение «Ивана Ивановича», можно сказать, ошеломило: неужели и впрямь виновники смерти Анастасии Ветринцевой – Антоний Макальцев и Арнольд Дадушкин?!! И хотя это предположение на первый взгляд смотрелось дикой нелепицей, он решил проверить: а вдруг это и в самом деле так? Он решил побывать в местах проживания и Антония, и Арнольда. Как оказалось, до своей кончины те обитали в двухэтажных многоквартирных домах, построенных еще в шестидесятые годы. Поговорив с соседями обоих усопших, «Иван Иванович» с удивлением узнал, что оба эти субъекта никогда не были женаты, при этом были близкими друзьями. Даже периодически ночевали друг у друга. Общаясь с соседями Макальцева, «Иван Иванович» выяснил интересную деталь: когда тот сгорел в своей машине, родственников, которые могли бы унаследовать его квартиру, не обнаружилось. Поэтому по прошествии положенного срока ее оформили в муниципальную собственность и передали нуждающимся (таковой оказалась секретарша главы администрации). Вступив во владение этой жилплощадью, новая хозяйка пришла ее осмотреть с какой-то подругой, скорее всего, тоже сотрудницей администрации. Отперев замки и войдя в квартиру, всего через минуту обе дамочки выскочили оттуда как ошпаренные. Любопытствующие соседи рискнули заглянуть за дверь, которую те, убегая, даже не заперли. И если в прихожей все было, как обычно, то комната представляла собой что-то наподобие сатанистского притона. По всем стенам были развешаны какие-то страхоглядные амулеты, изображения клыкастых чудовищ с перепончатыми крыльями, человеческие черепа с начертанными на них каббалистическими знаками. Секретарша главы в той квартире больше так и не появилась. Вскоре туда вселилась какая-то многодетная семья из погорельцев, которая всю сатанистскую «хреновину-морковину» вывезла в чистое поле и там закопала. Затем силами новых жильцов в квартире был учинен капитальный ремонт – сорван пол и заменена штукатурка, после чего пригласили батюшку, который провел чин освящения жилища. По словам новых хозяев квартиры, пока батюшка читал молитвы, от неведомых порывов ветра в помещении трижды гасли свечи, а потом как будто все успокоилось. Соседи Дадушкина тоже поведали много интересного. В частности, по их словам, ежегодно в ночь с тридцатого апреля на первое мая и с тридцать первого октября на первое ноября их жилец куда-то обязательно отбывал, возвращаясь уже утром. Где он был и чем занимался – оставалось загадкой. Да и кто бы посмел задавать какие-то вопросы следователю прокуратуры?! На момент приезда «Ивана Ивановича» квартира Дадушкина была опечатана, поэтому войти туда было невозможно. Но, видимо, и там имелась целая экспозиция сатанистской символики. Все это, вместе взятое, по мнению «Ивана Ивановича», являлось хотя и косвенным, но весьма серьезным подтверждением того, что Анастасия Ветринцева была убита именно Макальцевым и Дадушкиным, которые учинили в лесу сатанистское жертвоприношение. А пообщавшись с бывшими коллегами того и другого, в этом мнении он укрепился еще больше. Разыскав бывших учащихся кедровского ДЮСШ, от одного из них он услышал рассказ о том, как однажды Макальцев, который курировал его работу, пытался уговорить его поехать с ним на рыбалку с ночевкой, обещая подарить за это новенький цифровой «фотик». Однако, заподозрив нечто нехорошее, паренек отказался наотрез, чем очень разозлил излишне «заботливого дядю». А вот некоторые другие с Макальцевым «на рыбалку» ездили, о чем позже в общении со сверстниками вообще не хотели даже вспоминать. Имелись какие-то «мутные» странности и в биографии Дадушкина. Как рассказал один бывший сотрудник прокуратуры, когда Арнольду доводилось расследовать дела, где фигурантами были молодые женщины, он излишне часто возил их то на какие-то очные ставки, то на следственные эксперименты. При этом было несколько случаев, когда подследственные от него сбегали, и их потом уже невозможно было найти. Но теперь возникал вопрос: кто же разделался с этими двумя явными сатанистами? Ответ напрашивался сам собой: тот, кто хотел расквитаться с ними за причиненное ими зло. Но, по словам Игоря Зимина, от своего брата Юрия он уже давно не получал никаких известий. После суда того отправили в одну из тюрем где-то на Верхней Волге. Потом, лет через пять, перевели на другую «зону», откуда письма приходили очень редко. А потом они и вовсе перестали приходить. И где сейчас может быть Юрий, неизвестно. Неизвестно даже, жив ли он… Во всяком случае, все запросы, сделанные родственниками Юрия Зимина во ФСИН, или где-то терялись, или, если на них и приходили какие-то ответы, то многословные и непонятные, типа: ты ему – про Фому, а он – про Ерему… Выслушав эту историю, Гуров высоко оценил усилия неведомого им со Стасом «Ивана Ивановича», который на голом энтузиазме очень даже здорово продвинул их расследование: – От нас со Станиславом Васильевичем «Ивану Ивановичу» полнейший респект и уважение. Ну и, понятное дело, наша глубокая благодарность. Хотелось бы выразить признательность ему лично. Но раз уж он желает остаться инкогнито, передайте вы, что он, по сути, решил судьбу нашего расследования. Думаю, теперь дело фактически уже раскрыто. – Вы Юрку арестуете и посадите? – неожиданно спросил сидевший на другом конце стола молчаливый гость с бородищей, годами за шестьдесят. – Знаете, наверное, так сделать и придется. Но, скажу откровенно, радости в этом для нас нет никакой. – Стас грустно усмехнулся и добавил: – Иногда к задержанному испытываешь больше уважения и сочувствия, чем к потерпевшему. Вот как в этом случае… Покончив с делами в Зорянке и поблагодарив его гостеприимных жителей, переполненные впечатлениями и съеденными угощениями, опера отправились в обратный путь, в Кедровое. Когда село скрылось за стеной леса, запиликал телефон Гурова. Судя по рингтону, это был Петр. – Ты ответь, а то дорога, сам видишь, не располагает к болтовне по телефону… – попросил Лев, указав взглядом на свой сотовый, лежащий на приборной панели. Кивнув, Крячко поднес сотовый к уху и вальяжно обронил: – У аппарата! – Стас, привет! Лева за рулем, я так понял? А чьи «колеса», откуда? – деловито проговорил Орлов. Выслушав ответ, он поинтересовался ходом расследования. Известие о том, что теперь уже точно есть реальный подозреваемый, Петра обрадовало. – Ну наконец-то! – облегченно выдохнул он. – А то наши подколодные «доброжелатели» уже задолбали своими запросами. Значит, вон что там было… Понятно! Какие планы на дальнейшее? – Завтра мы уже выезжаем обратно, по пути хотим завернуть в ту клинику, где когда-то лечился Давишин. Надо выяснить: он вышел оттуда или это вовсе не он. – Вот даже как?!! То есть вы не исключаете подмену одного человека другим? – Предполагаем. А вдруг это так на самом деле? Ранним утром, что по-московски означало полночь, приятели вызвали такси и отправились на местную автостанцию. Получив заказанные с вечера билеты, загрузились в маршрутку и помчались в сторону Иркутска. Выйдя у автовокзала, они на городской маршрутке поехали в аэропорт. А потом, взяв билеты и оставив вещи в камере хранения, отправились в клинику травматологии, где когда-то находился на лечении Алексей Давишин. Их появление и заданные ими вопросы поставили в тупик и главврача клиники, и ее персонал. Долгие раскопки в архиве позволили выяснить, что, оказывается, в этой клинике Давишин находился всего сутки, после чего, по настоянию родственников, его перевели в частную клинику для очень состоятельных пациентов. Что это за родственники и кто именно оплачивал лечение в частной клинике, было неизвестно. Узнав, где находится это частное медучреждение, которое, по словам главврача центральной травматологии, существует и поныне, правда, не числясь в процветающих, опера на такси добрались до нужного адреса. На проходной частной клиники охранник и дежурная медсестра испытали легкий шок, услышав, что оперов из Москвы интересует пациент, лечившийся здесь около двадцати лет назад. Медсестра созвонилась с директором клиники, и полковника провели в административный отдел. Директор клиники, заверив гостей в том, что едва ли может быть им полезен, поскольку работает в своей должности не более пяти лет, тем не менее взялся им помочь и вызвал к себе завхоза и сестру, ведающую учетом больных. Те, узнав о том, что требуются архивные документы, касающиеся одного из пациентов, лечившегося здесь аж двадцать лет назад, разом всплеснули руками: да мыслимо ли это?! – Это нереально, господа сыщики! – сокрушенно жестикулируя руками, покрутил головой завхоз. – Архив – это бумажный Содом и Гоморра. Там горы амбулаторных карт и клинических журналов. Впрочем, и это бы ничего, если бы не пожар, случившийся в архиве лет десять назад. – А обстоятельства этого пожара не припомните? – испытав острую досаду, уточнил Гуров. – Ну, я тогда еще только сюда устроился, входил в курс дел… Помню, к нам как-то нагрянула пожарная инспекция, которая проверяла здание на пожарную безопасность. Было трое сотрудников инспекции, двое ходили по зданию, один проверял архив. Ну, понятное дело: бумага – вещь пожароопасная. Нашли они там какие-то недостатки, недоработки, что-то поручили исправить… А уже на следующий день в архиве полыхнуло так, что пришлось эвакуировать пациентов. Пожарные прибыли, но с огнем смогли справиться лишь тогда, когда все в архиве выгорело дотла. Хорошо еще, что сама клиника не пострадала. Потом началось следствие, которое установило, что это был поджог. Как оказалось, те «инспектора» пожарной охраны вообще нигде не числятся. Документы у них были поддельные. Скорее всего, та «проверка» была устроена для того, чтобы кто-то мог спрятать в архиве зажигающее устройство с часовым механизмом. Отпустив завхоза и медсестру, директор клиники огорченно развел руками: – Как видите, господа, интересующие вас документы – увы! – кем-то уже уничтожены. Очень жаль! – А где сейчас ваш предшественник? Он жив-здоров? – спросил Лев, напряженно размышляя о чем-то своем. – Ну, он сейчас на пенсии… Да, он руководил клиникой с первого дня ее существования, – поправив очки, утвердительно кивнул хозяин кабинета. – Вы хотите с ним встретиться? – Да, было бы неплохо… – подтвердил Гуров. – Как нам с ним созвониться? – Ну, давайте я сейчас наберу его номер, попробуйте с ним поговорить, узнайте – что и как… – Директор включил громкую связь городского телефона и пробежался пальцами по кнопкам клавиатуры. После пары гудков в динамике раздался щелчок, и старческий голос чуть раздраженно спросил: – Алло, кто там? – Тимофей Валентинович, здравствуйте! Это Черемшанин вас беспокоит. Тимофей Валентинович, у меня тут двое господ из Москвы, из федерального Главка угрозыска. Они хотели бы с вами обсудить некоторые вопросы. – Какие вопросы?! – вырвался из динамика недовольный голос. – Я никого не желаю видеть. Оставьте меня в покое! То какой-то бандит притащился с финкой полуметровой, то из угрозыска… Хватит меня донимать своими расспросами! Дайте мне спокойно дожить остаток дней! Черемшанин, сокрушенно вздохнув, указал взглядом на телефон, как бы желая сказать: «Как видите, тут вам помочь нечем». Но Лев, шагнув к телефону, негромко, но твердо произнес: – Тимофей Валентинович, извините за беспокойство, это полковник Гуров. Я хотел бы вам задать два небольших вопроса. Вы позволите? Всего два! – Ну какие еще там вопросы? О чем? – даже не спросил, а простонал старик.