— Ну что? Довольна? — спросил Сергей Татьяну. — Все рассказала, все показала! Фотографии, записи! — Она и без меня все знала. Только делала вид, что не помнит. — Да, классно, хотели развести меня на деньги! Собирайтесь, и вон отсюда! — скомандовал Сергей. — Полегче на поворотах, Сергей Анатольевич, вас сильно заносит. А вы от нас по-прежнему зависите! — предупредила Татьяна. — Что? — не понял Сергей. — Вы же не хотите, чтобы тесть ваш узнал обо всем! Его-то я могу просветить. Ему будет весьма интересно! Сергей аж задохнулся от такой подлости: — Змея! — Ну, не расстраивайтесь так. У вас еще все наладится. Ваша жена на редкость терпелива. Она хорошо подумает и, как всегда, простит вас. — Пригрели на груди, работу дали! — вопил Сергей. — Я думаю, что сейчас самое главное для вас — не допустить утечки информации. Сергей кинулся к Татьяне: — Ты еще советы давать мне будешь! Да я тебя сейчас!.. Михаил преградил ему дорогу. — Стоять! — закричал он. — Попробуй только приблизиться к моей жене! — И мы вас любим! — миролюбиво сказала Татьяна. — Мы готовы к сотрудничеству. Платите. — Шайка бандитов, я на вас управу найду! — кричал Сергей. — В жизни ничего бесплатного не бывает. Вы заплатите мне за все! Сергей поднялся наверх в спальню. Присел на кровать. Подумал. Потом открыл сейф и вытащил несколько пачек денег, спустился вниз и вручил Татьяне доллары: Держи. Но учти, об этой ситуации больше никто не знает, кроме тебя. Если о ней узнает Юрий Владимирович, то не нужно и гадать, от кого. И помни — эпизод с машиной был просто репетицией. Татьяна взяла деньги и с достоинством ответила: — Не забудьте о прибавке к жалованью мне и моему мужу и об участке под строительство. А Доминике захотелось хоть ненадолго убежать из больницы, посмотреть, как дела на работе, что там дома и вообще побыть в другой обстановке. Она позвонила Борису и попросила: — Пожалуйста, укради меня на пару часов из больницы. — А как твое самочувствие? — строго спросил Борис. — Мне врач сам сказал, что нужно двигаться. Не забудь захватить какой-нибудь свой плащ, не пойду же я в больничном халате. Борис по натуре был авантюристом и любимую подругу «выкрал». — Во-первых, заехать на городскую квартиру, взять одежду, — попросила Доминика, оказавшись в машине. — Во-вторых, проведать папу. Мне не понравилось, как он себя вел, когда у меня был. Что-то недоговаривал, не отвечал на вопросы, волновался. У нас такой сложный разговор состоялся. Я не хотела его расстраивать, а расстроила. Я за него боюсь. И в-третьих, меня заботит, что происходит в фирме. Боюсь, Амалия закатала рукава так, как она умеет. Она мне всех разгонит. А я коллектив по крупинкам собирала. Да… Мы должны вернуться в больницу до обеда, чтобы они там шум не подняли. Поездка оказалась непростой. Дома Доминика обнаружила следы пребывания женщины. На столе у зеркала лежала чужая помада. Борис спросил: — Никуша, ты пользуешься дешевой косметикой? На нее же может быть аллергия? — Нет, не пользуюсь. Это так, ошибки юности, — объяснила Доминика. — Солнышко, старую косметику выбрасывай, от нее только вред, — посоветовал Борис. Доминика кивнула. Потом они поехали к Юрию Владимировичу. — Да… Твой донор тогда на нас произвел неизгладимое впечатление, — заметил Борис. — Я просто обалдел, когда этот Амалькин водитель, Толик, вывалил нам ее под ноги из одеяла. — Мне папа рассказывал. Я с ней уже виделась. — Ну и? — Она произвела на меня хорошее впечатление. Норовистая девчонка, глазки умные. — Пигмалион… Ты хочешь сделать из базарной торговки Галатею? Не боишься брать на себя ответственность за чужую жизнь? — Она спасла меня. Почему бы мне не помочь изменить ее жизнь к лучшему? Возле дома Борис спросил: — Мне пойти с тобой? — Нет, подожди меня здесь. Диана договорилась с Артемом встретиться в городе. Юрий Владимирович весь изнервничался, пока дождался их. — Дианочка, ну разве так можно? Я весь извелся. — Пап, я же взрослая. — Пойми, я за тебя отвечаю перед твоей мамой. — Какие вы с ней одинаковые. Она тоже вечно волнуется. — Вот будут у тебя дети — тогда поймешь нас. Диана объяснила: — Мы с Артемом гуляли. Что может случиться, когда рядом такая охрана? Я тебя хотела спросить, а кто была та странная женщина, которая к нам приходила? Она твоя любовница? — Как ты можешь такое говорить! — возмутился Юрий Владимирович. — Я не знаю, поэтому спрашиваю. Не вижу в этом ничего криминального. Когда ты познакомился с моей мамой, ты вообще был женат. Если женатому мужчине можно иметь любовницу, почему нельзя иметь любовницу неженатому? — Логика у Дианы была железная. Раздался звонок, Диана кинулась открывать дверь. На пороге стояла Доминика. — Кто вы?! — ошарашенно спросила она. — Я вас, кажется, спросила, кто вы? — повторила она. — Я должна отвечать? — возмутилась Диана. — Вы пришли в мой дом, вы и представляйтесь первой. — Я пришла в ваш дом?! — ахнула от такой наглости Доминика, отстранила Диану и вошла в квартиру, крича: Папа, ты где? Что с тобой? Доминика вбежала в комнату и увидела Юрия Владимировича с Артемом. Повисло неловкое молчание. Доминика переводила испуганный взгляд с отца на Артема, одетого в кожу, бандану и черную майку с черепами. Артем уставился на Доминику, а Юрий Владимирович, ни жив ни мертв, вообще прикрыл глаза. Было похоже, что только Диана сохранила спокойствие. — Папа, ты в порядке? Объясни, что здесь происходит? Кто эти люди? Я сейчас же вызову милицию, — пришла в себя Доминика и бросилась к телефону. — Не надо милиции. Никуша, не надо. Это… Дело в том… — Юрий Владимирович не знал, с чего начать. Доминика по-своему истолковала его замешательство: — Они тебе угрожают, скажи, я… — Никто ему не угрожает, — вмешалась оскорбленная Диана, но Доминика резко прервала ее: — А вы помолчите, я разговариваю со своим отцом. — Он и мой отец тоже, — вскинула голову Диана. — Да, Никуша, это Диана, твоя сестра, — признался Юрий Владимирович, смущенно улыбаясь. Ошеломленная Доминика перевела взгляд с Дианы на Юрия Владимировича и обратно. — Ты хочешь сказать, папа, что у тебя вдруг появилась еще одна дочь? — упавшим голосом уточнила она. — Да, то есть не совсем… Я тебе хотел об этом сказать еще в больнице, но не смог. — Юрий Владимирович чувствовал себя явно не в своей тарелке.