— Правда? — сначала не поверила я. — Да. Сначала я пойду с вами, — он обратился к Елене Владимировне. — А потом мы с Аней поменяемся. — Хорошо, — удовлетворенно отметила она. — Сейчас я расскажу вам, что можно делать, а что нельзя. — И как ты это провернул? — поинтересовалась я у брата, когда он вышел из двери реанимации. — Что именно? — переспросил он. — Сделал так, чтобы нас пустили. — Дал денег, — шепнул Сашка мне на ухо. — Ты что! — воскликнула я чуть громче, чем следовало. — Тебе шашечки или ехать? Это был единственный способ. Скажи спасибо, что вообще удалось договориться. — Ладно, — выдохнула я. — Куда мне идти? — Сначала прямо, потом вторая дверь справа, — ответил Сашка. — Егор там неплохо устроился, у него всего один сосед. Кстати, выключи телефон. Я выполнила его просьбу, а потом переступила порог отделения, вспоминая рекомендации Елены Владимировны: общаться тихо, не трогать оборудование, не подходить к другим пациентам, беспрекословно слушать персонал больницы. На входе я обработала руки антисептиком и пошла вперед по светлому коридору, стены которого были облицованы кафелем. Найти нужную дверь не составило труда. Я открыла ее и через небольшой предбанник попала в палату. Несмотря на дневное время, здесь ярко горели люминесцентные лампы. Из трех коек две оказались заняты. Ближе к двери под легкой простынкой лежал какой-то старик, окруженный приборами, которые пищали на разные лады. Средняя койка пустовала, а кровать у окна загораживала ширма. Я сразу поняла — Егор находился именно там. В комнатке, отделенной от палаты большим окном, сидели две медсестры и наблюдали за пациентами. Я прошла мимо них к окну, заглянула за ширму и действительно увидела Егора. Не призрака, а живого Егора. Очень бледного, осунувшегося, с загипсованными ногой и рукой, выглядывающими из-под покрывала. Глаза его были закрыты, а рот — наоборот приоткрыт. Он будто спал, и только паутина трубок и проводов, подключенных к аппаратам, напоминала о том, что на самом деле он застрял между жизнью и смертью. Одна из трубок выходила из его горла. Еще одна, поменьше, — из носа. А провода вели к рукам и голой груди. Стоявший рядом монитор показывал пульс и кардиограмму. Я помнила Егора совсем другим. От увиденного вдруг стало дурно. Колени дрогнули, и я схватилась за подоконник, чтобы не упасть. — Анечка, присядь. Мама Егора уступила мне стул перед кроватью больного, и я мешком опустилась на него, не в силах больше стоять на ногах. Может, не стоило приходить сюда? Может, это была ошибка? — Все хорошо. Ты только дыши глубже, — сказала Елена Владимировна, склонившись надо мной. — Когда впервые увидела его таким, тоже не сразу пришла в себя. Она взяла меня за руку, и я закрыла глаза, пытаясь набрать в легкие больше воздуха. Когда дыхание наконец-то восстановилось, я вновь взглянула на нее и тихо произнесла: — И как же вы справились? — Я просто сказала себе, что нужна моему сыну. И нужна сильной. Что не время разводить истерику. Вы с Сашей и Кириллом тоже ему нужны. Конечно, врачи, медсестры и санитары делают все возможное, за что им низкий поклон и огромнейшее спасибо. Работать здесь — адский труд. Они бьются за каждого, не важно, мэр он или бомж. Но и поддержка друзей пойдет Егору на пользу. — Вы думаете, ему от этого правда легче? — Да. Врачи говорят, он становится стабильнее. К тому же я со своей стороны пытаюсь помочь сестрам. Или, по крайней мере, стараюсь им не мешать, — Елена Владимировна слегка улыбнулась. Я вновь перевела взгляд на Егора. Монитор у кровати показывал повторяющуюся картинку сердечных сокращений. Возможно, присутствие близких действительно не вредило. Но влияло ли оно на призрачного Егора? Приходил ли он в больницу в часы посещений или мог ощутить что-то на расстоянии? Моя рука потянулась к его левой руке, но в нерешительности застыла в воздухе. — Можно? — спросила я, обернувшись к Елене Владимировне. — Конечно, — кивнула она. Получив согласие, я взяла ладонь Егора в свою. Она оказалась едва теплой и почти такой же жесткой, как в тот вечер на балконе, — мозоли от игры на гитаре не могли пройти за неделю в больнице. Я надеялась, что получится согреть его руку, и призрак тоже это почувствует. — Анюта, я очень рада, что ты сегодня пришла, — сказала вдруг Елена Владимировна. — А? — Я снова обернулась к ней. — Ты такая хорошая девушка. Если бы Егор только обратил на тебя внимание, я была бы за него совершенно спокойна. — Елена Владимировна, мы просто старые друзья. Мне резко стало жарко, но, к счастью, медицинская маска спасла от неловкости, и мама Егора ничего не заметила. Неужели она рассматривает мою кандидатуру на роль невесты своего сына? — Вот и я о том же. Вы знакомы с детства. Мне всегда казалось, что вы прекрасно смотрелись бы вместе… Если бы не появилась Диана, — ее красивое лицо на мгновение помрачнело. — Они ведь расстались полгода назад, — вспомнила я. — И к лучшему. Она ему не подходила. — Но их считали идеальной парой. — Потому что судили по внешности. На самом деле у Дианы с Егором не было ничего общего. Знаешь поговорку? Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. И Диана искала того, кто побогаче, поперспективнее. Когда Егор пошел работать, сначала она ждала, что они с отцом помирятся, а потом нашла замену в виде одного итальянца. Конечно, у всех свои приоритеты. Кому-то важнее любовь, а кому-то — деньги. Но за сына я никогда ее не прощу. Так вот, значит, что случилось на самом деле! Пазл в голове сложился. Мне вспомнилась потрясающе красивая песня, которую Егор исполнил на вечеринке. Видимо, он посвятил ее Диане, а она в то же самое время решила его бросить. — Теперь же я узнаю, что Егор катал еще какую-то девушку, — продолжала Елена Владимировна. — Кажется, ее звали Оксаной? — Да. — Я нервно сглотнула. Говорить о погибшей сейчас хотелось меньше всего. В этот момент к нам подошла медсестра в голубом медицинском костюме и шапочке. И я была очень благодарна ей за то, что она отвлекла внимание мамы Егора. — Пожалуйста, покиньте палату. К нам сейчас привезут нового пациента, — сказала сестра, пряча руки в карманы брюк. — Конечно, — ответила ей Елена Владимировна, а потом повернулась к сыну. — До скорой встречи, дорогой мой! Я отпустила руку Егора, встала, и мы направились к выходу. — Ты знала эту Оксану? — спросила Елена Владимировна по пути. — Нет. Впервые увидела ее в позапрошлую субботу, — ответила я, вспомнив, какие сложные чувства испытала при знакомстве с ней. — Они встречались? — Не думаю. — В любом случае жалко девочку, — произнесла Елена Владимировна. — Девятнадцать лет — ей еще жить и жить! Кажется, вчера было девять дней. Или позавчера… Вдруг один из приборов, стоявших у окна, начал истошно пищать. Я оглянулась и заметила, как одна из медсестер бросилась к кровати Егора. Другая, сидевшая на посту за стеклом, тоже вскочила со своего места. — Сейчас же выйдите! — крикнула она нам. Елена Владимировна хотела повернуть назад, но выбежавшая из комнатки медсестра преградила ей путь. — Что вы стоите? — замахала она руками. — Пойдемте, — я набралась смелости и взяла маму Егора за локоть. — Да, да, хорошо. Она опомнилась и пошла к выходу, но постоянно оборачивалась, из-за чего мне приходилось слегка ее подталкивать. Когда мы оказались в коридоре, я сама посмотрела назад, и меня будто окатило ледяной водой. Нужно было идти дальше, но я не могла сделать и шага. Я просто не могла. Егор. Призрачный Егор прошел сквозь дверь палаты и остановился прямо передо мной. Его рот скривился в гримасе боли, брови взметнулись вверх, а взгляд, казалось, говорил: «За что ты так?» Если бы он произнес это вслух, я не смогла бы ничего ему ответить. Во рту пересохло, и язык прилип к гортани. В следующее мгновение дух растаял в стерильном воздухе больницы. А я осталась на месте, не зная, как унять собственное сердцебиение. И только одна мысль молотом стучала в голове. Он все слышал. Глава 18