Никто тут не мог называть его Васей!.. Кристина, Крис-Крыс-Мышь, махала ему рукой. Она сидела не там, где ужинала, а за столом возле окна. Стол помещался в небольшом эркере с тремя длинными узкими окнами на все стороны. Василий Васильевич подошёл и поздоровался. — Садись и давай завтракать, — предложила Кристина-Мышь. — Я ем кабачковые оладьи со сметаной. Здесь рядом хутор, там коровы, овцы. Виктор Захарович советовал мне туда сходить, потому что по дороге есть кирха, совсем ветхая, но архитектурный шедевр. — А куры и коровы при чём? — спросил он, усаживаясь. — Так я же рассказываю! Так вот, значит, хутор, наши там берут молоко, сметану, всякое такое. То есть, Виктор Захарович и Нинель Фёдоровна. О-очень вкусно! Попробуй. Василий Васильевич заказал стакан холодного молока — от хуторской коровы, — творог со сметаной, от неё же, и порцию кабачковых оладий. — Ты их тоже ешь со сметаной, — посоветовала Мышь. — Они солёненькие, поджаристые, хрустят! Со сметаной в самый раз. — Приехал новый гость, — проинформировал ее Василий Васильевич, намазывая на багет сливочное масло. Оно было холодное, со слезой, и мазалось плохо, скорее ложилось на свежий хлеб толстыми, прозрачными сливочными ломтями. — Ну и что? — Странный типус, — проговорил Меркурьев, откусывая хлеб. — Очень странно выглядит и странно говорит. Он принял меня за привратника. Ты можешь себе представить человека, который может принять меня за привратника? Мышь оглядела Василия Васильевича с головы до ног. Он перестал жевать. — Что? — Ты, конечно, больше похож на автослесаря, — сказала она после некоторого раздумья. — Ну, на садовника. Хотя! — Она махнула рукой. — Привратник тоже сойдёт. Василий Васильевич засмеялся. — Он приехал на «Кадиллаке». Последней модели, такая… недешёвая машина. — Может, он богач? — У него шляпа и ковровый саквояж. — Ну и что? Василий Васильевич дожевал багет: — Смотри. Шляпа, саквояж и «Кадиллак» последней модели никак не монтируются. Это я тебе говорю как инженер. Мышь неопределённо повела рукой. Её перстень светился необыкновенным, неземным светом. — Вот ты лучше скажи мне, как Антипия вызывает духов, а?… — Никак не вызывает. Это просто представление, — ответил он. — Вася, — сказала Мышь проникновенно, — я это всё и без тебя знаю! Никаких духов нет, привидений не существует, гоблины и гномы — выдумки, ведьмы и колдуны — плод больного воображения. Василий Васильевич одобрительно кивал. Так и есть, так и есть!.. — Но как-то это всё сделано! Свеча гаснет, блюдце вращается, стол стучит. Ты что-нибудь заметил? Василий Васильевич сказал, что ничего не заметил, просто он слишком далеко сидел. Сегодня вечером он сядет поближе, всё поймёт и потом расскажет ей. — У вас ведь эти вызовы духов происходят каждый вечер? — Я здесь третий день, — сказала Мышь, — и два раза мы их вызывали. Один раз Брунгильду, другой раз Канта. Вчера. Ты с нами вызывал. — Два раза из трёх — это уже статистика, — изрёк Василий Васильевич. Распахнулась дверь, и в столовую ввалился один из свинов. Он был бледен нездоровой бледностью, лоб блестел, как восковой, под глазами коричневое с зелёным. Мятая рубаха, застёгнутая через одну пуговицу на третью, кое-как засунута в брюки. Штанина подвернулась, застряв в носке. Мышь неприязненно потянула носом — ей показалось, что в столовой отчётливо завоняло перегаром. Свин устроился в самом тёмном углу и, когда подошёл официант, простонал, чтобы принесли пива холодного и супа горячего, всего побольше. После чего уронил голову на руки и замер. — Перестарались, — констатировал Василий Васильевич. — Да ну, — сказала Мышь с отвращением. — И они покупают этот дом!.. Почему всё так несправедливо устроено? Прямо мерзко! — Может, они хорошие люди, — предположил Меркурьев просто из духа противоречия. — Кто?! Эти?! Да они вообще не люди!.. Они биомасса, пластилин, исходное сырьё. Из сырья ещё только должен выработаться человек. Лет через пятьсот-шестьсот потомство этого типа обретёт человеческие черты. — Какая-то фашистская теория, — заметил Василий Васильевич. — Ничего подобного, — энергично возразила Мышь. — Просто я говорю то, что думаю, а вы, старшее поколение, все ханжи. Потому что родились при советской власти и она вас испортила. — Тут она вдруг толкнула Меркурьева под бок. — Смотри, смотри!.. В столовую вплыла красавица с ярко накрашенным ртом и не по утреннему времени искусно уложенной причёской — волосок к волоску. Так выкладывали причёски в двадцатых годах прошлого века, Василий Васильевич видел на фотографиях. Красавица была облачена в длинное, до пола, светло-розовое шёлковое платье с короткими рукавами, и норковое манто, наброшенное поверх шёлка. Она вышла на середину столовой, остановилась и неторопливо огляделась. Антипия — на этот раз все её одежды были бирюзового и зелёного оттенка, — не обратила на красавицу никакого внимания. Она продолжала пить из высокого стакана нечто оранжевое, изредка запивая оранжевое коричневым и густым из другого стакана. Стас некоторое время пялил глаза, потом подскочил и предложил красавице сесть. Она кивнула, улыбнулась и прошествовала к полосатому дивану по соседству с обездвиженным свином. — Может быть, лучше к окну? — предложил растерянный Стас. — Из окон вечно дует, — отозвалась красавица. Голос у неё был под стать общему облику — низкий, тягучий, выразительный. — Меня зовут Лючия, — объявила она как будто Стасу, но на самом деле всем присутствующим. — Я приехала вчера вечером и несколько дней поживу здесь. Она посмотрела по сторонам, а потом на компьютерщика. — Представьте мне остальных, — потребовала она. — Наверняка вы все знакомы! Мышь фыркнула. Василий Васильевич улыбнулся. Антипия перешла к чему-то зелёному. — Меня зовут Стас, я из Москвы, — начал компьютерщик с самого простого. — Я в отпуске. Люблю Прибалтику. Больше сказать ему было нечего, а инициативу в плане знакомства больше никто не проявлял. Стас оглянулся по сторонам и простёр руку в сторону Меркурьева и Мыши. — Василий Васильевич, инженер, — громко сказал он. — Из Бухары. Тоже в отпуске. — Меркурьев привстал и слегка поклонился. — А Кристина — рядом с ним, — пишет диплом. — Понятно, — уронила красавица. — Ну, что ж, бывает. — В каком смысле? — не понял Стас. Та вздохнула. — И диплом бывает, и Бухара тоже. А эта дама? — Она кивнула на вещунью, которая не обращала на них никакого внимания. — А, это наша колдунья, она приехала на слёт магов, — зачастил Стас. — Я не колдунья, — с досадой перебила Антипия, по-прежнему не взглянув в сторону красавицы и компьютерщика. — Сколько раз повторять! Я проводник. Между двух миров! Духовная дочь учителя Сантаны и последовательница великого Пуришты. — А человека в углу я не знаю, — продолжал Стас. — Они с другом только вчера приехали и сразу набрались. — Бог с ним, — сказала красавица. — Выпейте со мной кофе. Стас немедленно плюхнулся напротив неё. Мышь следила за происходящим сердитыми глазами. — До чего не люблю, когда выпендриваются, — сказала она наконец. — Истерик не люблю и когда выпендриваются не люблю. — Сколько тебе лет? — спросил Меркурьев. — Двадцать три, а что? — Да нет, я просто так спросил. Интересно, где тот, мой? В шляпе и с саквояжем? Он будет завтракать? — Зачем он тебе? Меркурьев помолчал.