— Дался тебе этот Кант! — с сердцем сказала Софья. Антипия подходила, одежды её развевались на ветру, и по песку рядом с ней бежал изумрудный отсвет. Она подошла, взяла Меркурьева за руку и высыпала ему в ладонь мелкие, как пшеничные зёрнышки, жёлтые камушки. — Янтарь? — спросил Меркурьев, пересыпая камушки из руки в руку. Они приятно шелестели. Антипия кивнула. Щёки у неё горели от ветра, и блестели карие глаза. — Виктор Захарович сказал, что после штормов янтаря всегда бывает много. Я вышла и вон сколько набрала. — Ерунда какая-то, — сказала Софья, поглядывая на камушки. — Я где-то читала, что янтарь — это отвердевшая смола. Вроде в старину в море падали какие-то сосны, смола затвердевала, и из неё получался янтарь. Так и было написано!.. Меркурьев промолчал, и Антипия промолчала тоже. — Я только не понимаю, кому она нужна, смола! Ну, если это и вправду смола. Не бриллиант, не изумруд!.. И ещё про какую-то комнату из янтаря я читала. Вроде она пропала, и все ее ищут. Как из него может быть комната, если он такой мелкий? В комнате должны быть стены, полы, потолок! Как могла пропасть комната, я не понимаю?! Ну вот в квартире — было три комнаты, а стало две, что ли? — Ну, — сказал Меркурьев бодро и ссыпал янтаринки в подставленную ладонь Антипии. — Попробуем забраться? Я вам буду помогать. — Да мы уж надеемся, — пробормотала Софья, а Антипия опять ничего не сказала. По очереди — Меркурьев возглавлял, Антипия замыкала, — они забрались по валунам к подножию старого маяка. Первым забирался Меркурьев, утверждался на валуне, осматривался, куда в случае чего можно спрыгнуть, потом за руку втягивал одну и вторую даму. Как это ни странно, Антипия забиралась легко и ловко, несмотря на одежды, которые ей мешали, а Софья с трудом, раздражаясь всё больше и больше. На мысу ветер был гораздо сильнее, чем внизу, на пляже. Он срывал со слабых волн мелкую водяную пыль. Пыль висела в воздухе, и в ней дрожала и переливалась радуга. — Как здорово! — закричала Антипия, увидев радугу. — Смотрите, ребята, какая красота!.. — Да уж, конечно, — пробормотала Софья. — Ничего не скажешь! А то мы радуги никогда не видали!.. Меркурьев, задрав голову, рассматривал серые могучие стены, сложенные из неровных камней, черепичную крышу, кое-где темневшую пятнами дыр. Балкон с полуразвалившейся решёткой опоясывал маяк на неизмеримой высоте. На одной из уцелевших секций решётки сидела белая чайка. — Где-то должен быть вход, — сквозь ветер прокричал Меркурьев. — Может, поищем? Вдруг он не заколочен? — Я туда не пойду, — закричала в ответ Софья. — Ещё свалится что-нибудь на голову или чайка наделает!.. Отмывайся потом!.. Какая умная, дальновидная и предусмотрительная девушка, подумал Василий Васильевич ни к селу ни к городу. Должно быть, станет хорошей женой и матерью!.. Он пошел по каменной террасе вокруг маяка. Ветер рвал полы куртки, трепал капюшон так, что казалось, он вот-вот оторвётся. Василий Васильевич накинул капюшон на голову, ветер тут же его сорвал. Меркурьев рассердился, натянул капюшон и накрепко стянул завязки. Сразу стало тихо, словно уши заложило. Всё ему нравилось — каменные валуны, радуга, качавшаяся в брызгах, сильный ветер, чайка, солнечное небо, языки песка, которые намело между валунами. Вдруг кто-то взял его за руку. Он остановился и оглянулся. — Нам туда нельзя, — проговорила Антипия. Она придерживала под подбородком изумрудный платок, который рвал ветер. Глаза у неё были дикие. — Мы не должны туда ходить. — Куда?! Она подбородком показала куда-то. — Чего мы встали?! — Софья, тяжело дыша, приблизилась к ним, нагнулась и упёрлась руками в колени. — И вообще, зачем мы сюда лезли?! Кто-нибудь знает? Нельзя, что ли, с пляжа посмотреть? — Не ходи туда, — сказала Меркурьеву Антипия. — Девочки, не нервничаем! — призвал он. — Мы сейчас обойдём маяк и вернёмся в гостиницу. — Стой, не ходи!.. Но он уже скорым шагом шёл по каменной террасе. Ветер рвал полы куртки и капюшон. Под кроссовками скрипел песок и мелкие камушки. Василий Васильевич перепрыгнул канавку, размытую дождями, и приблизился к серой, наглухо закрытой двери с двумя поперечными перекладинами. Дверь была укреплена проржавевшими железяками, и казалось, что она не открывалась много лет. Меркурьев потянул чугунное кольцо, заменявшее дверную ручку, и дверь подалась так неожиданно легко, что он чуть не завалился на спину. — Туда можно войти!.. Он заглянул. Внутри царил полумрак, и после солнца и ветра трудно было различить что-нибудь определённое. Василий Васильевич оглянулся. Со стороны моря подбегала Антипия, куда-то показывала рукой. — Что? — Василий Васильевич посмотрел, куда она показывала, и ничего не увидел. — Что такое?! — Посмотри!.. Меркурьев аккуратно прикрыл тяжелую дверь и посмотрел. Он увидел лакированные ботинки — среди кустов жёлтой травы, — и удивился, кому пришло в голову лежать в траве в ноябре месяце. Затем он увидел задравшиеся брюки, а следом неестественно вывернутую руку в песке. Ладонь была голубоватого цвета, и эта вывернутая ладонь всё ему объяснила. Он понял как-то сразу, моментально — у подножия маяка в траве лежит мёртвый человек. Преодолевая страх, Василий Васильевич подошёл и посмотрел. Один из тех двоих, что вчера пировали в гостиной островерхого дома и пели «Ах, какая женщина, какая женщина!», лежал на спине, уставившись в небо стеклянными глазами. Одна рука вдоль тела, вторая выгнута под каким-то странным углом. Он был в костюме — как вчера, — рубаха распахнута на пузе, пуговицы отлетели, и видно было волосатый, абсолютно белый живот. Антипия быстро и жарко дышала Василию Васильевичу в ухо. — Что вы там нашли? Опять янтарь какой-нибудь? Софья подошла поближе, вытаращила глаза и громко сказала: — Ой! — Подумала и добавила. — Мы же его знаем! Это тот, вчерашний! А чего он здесь лежит? — У кого телефон с собой? — спросил Василий Васильевич будничным голосом. — Я свой в комнате оставил. Надо бы позвонить. — У меня, — Софья достала телефон. — Куда звонить? Нет, а чего он лежит? — Он умер, — объяснила Антипия, Софья засмеялась: — С перепою, что ли?… Такие, как он, просто так не умирают! Эй! Вставай! — Она немного подвинула Антипию, нагнулась и потрясла лежащего за плечо. Потом оглянулась. — Чего это с ним? — Он умер, — повторила Антипия. — Почему?! — Видимо, свалился с маяка, — нетерпеливо сказал Василий Васильевич. — Можно мне телефон? Софья сунула ему трубку и ещё раз посмотрела на лежащего. — Слышь, мужик, — она ткнула его в бок носком ботинка. — Вставай. Или ты правда помер? А это который из них? Их же двое было! — Я не знаю, — прошелестела Антипия. — Отделение? — между тем говорил в трубку Василий Васильевич. — Моя фамилия Меркурьев. Возле заброшенного маяка мы обнаружили труп. Да, самый настоящий. Нет, просто человек лежит, и всё. Хорошо. Ждём. Он вернул Софье мобильный и сказал: — Сейчас приедут. — Откуда вы взяли телефон отделения? — строго спросила Антипия, словно подозревая Меркурьева в обмане. Он взглянул на неё и ответил неохотно: — В интернете. Я же не ясновидящий! Я могу только в интернете посмотреть, проще простого! Солнце прикрылось облаком с синим днищем, и сразу стало холодно, море потемнело, мокрый песок оказался серым, а не золотым. Антипия нагнулась над телом и зачем-то полезла в карман пиджака покойного. — Не нужно ничего трогать, — сказал Василий Васильевич, искоса на неё взглянув. — Мне надо. Меркурьев не стал её останавливать. Зачем?… Он сунул руки глубоко в карманы куртки, поднял плечи — ему неожиданно стало холодно, — и стал смотреть на море. Который из двух — Александр Фёдорович или Иван Николаевич? Вчера ночью это тело было вполне жизнерадостным свином. Свин весело хрюкал, опрокидывал водочку, громко пел, выел огромный кусок заливной рыбы и ликовал при виде подноса с шашлыками. Сейчас он лежит в бурьяне — невидящие глаза распахнуты в небо. Как это возможно? Почему так получилось?