Он открыл книгу и прочел заклинание, слова вспыхивали, пылали в его разуме. Они будто поднимались со страницы и превращались в петли магического света, которые обвивали его запястья, руки, плечи, торс, ноги, пока все его тело не обвила пульсирующая паутина. Он дошел до конца заклинания, и свет погрузился под его кожу. Потек по его мышцам и костям. Он глубоко вдохнул, глаза расширились. Сила. Заклинание было чистой силой — мощью и выносливостью десяти человек. Конечно, это не будет длиться долго. Когда заклинание закончится, он останется слабым и дрожащим. У него было несколько часов. И он собирался использовать это время с умом. Соран стал подниматься, сила заклинания вела его конечности. Башня была продумана крепкой, все еще стояла после борьбы со стихиями годами, но когда дул ветер, все строение дрожало — слабо, но все равно вызывало тревогу. Пока он шагал, яркие воспоминания вспыхивали в голове. Он словно снова был юношей, вел Гаспара по винтовой лестнице, его сердце пылало задором юности. Парнями они обнаружили башню вскоре после знакомства в университете. Позже они много раз приходили сюда для незаконных заклинаний. Мифато тянуло к башням для колдовства. Эвеншпиль, маяк, эта развалина… что-то в высоте делало их ближе к квинсатре, и слова текли на страницу легче. Он и Гаспар захватили эту башню как свое убежище, тут они погружались в темные тайны, давно забытые людьми. Сюда они приходили бодро, неся запретные тома, украденные страницы с заклинаниями, и сидели в свете свечи в комнате на вершине лестницы, делились находками и практиковались с пером и чернилами. Дураки. Юные и наглые дураки. Гаспар всегда ненавидел его. Соран знал об этом и тогда. Ему нравилось, что ненависть была рождена из отчаянной зависти. Было приятно, что ему завидовали, и он ощущал себя лучшим магом из них двоих, любимцем наставников, гением, которому было суждено великое. Пока они вместе раскрывали тайны носрайтов, он не скрывал своей радости из-за того, что ему понимание открылось раньше, чем Гаспару, и их эксперименты радовали только сильнее. Сила не давалась Гаспару. Но, несмотря на его ненависть, Гаспар попытался остановить его в ту судьбоносную ночь. — Не этой ночью, — сказал он, глаза были круглыми от страха в свете свечи. — Подожди немного, Сильвери. До завтра. Тогда и сделаем это. Он ощущал безумие в душе Сорана, надеялся, что потянет время, чтобы безумие прошло. Все ради ничего. Кошмар уже был слишком ярким, живым и сильным в разуме Сорана. Он ощущал, что должен был создать, записать заклинание, иначе он сгорит изнутри от своего отчаяния. Гаспар стоял в стороне со свечой в руке. И смотрел. Бедный Гаспар. Бедный дурак. Он смотрел, его зависть росла, как чудовищная змея, готовая задушить его. И Соран был слеп и не понял этого. Он покачал головой, шагая вверх, в ушах звенело от шепота Девы Шипов, невнятного, но полного угрозы. Тусклое сияние падало с вершины башни, только сгущало тени, где она цеплялась за стены, ее розы цвели и горели, его зачарованное зрение их видело. Он потянулся за заклинанием под рубахой. Не вытаскивая его, он сломал печать. Магия внутри замерцала в ответ, готовая для использования. Боги, как он надеялся, что до этого не дойдет! Он знал, что Дева Шипов его погубит… но не так. Но другого выбора не было. Он сделал последний поворот и приблизился к открытой двери, заглянул в освещенную комнату. Комнату, где начался весь этот ужас. Он снова вспомнил давно прошедшие дни — Гаспар сидел за столиком в свете свечи, как раньше, держал в руке перо черного лебедя, пергамент лежал вокруг него. Он поднял голову, когда Соран зашел. Соран потрясенно замер. Это был не юный Гаспар, которого он знал. Это был мужчина, постаревший не от времени, а от страха. Его когда-то черные волосы побелели, глаза были огромными, впавшими в череп. Шрамы остались на коже там, где Дева Шипов впивалась в него. — Ах, Сильвери, — Гаспар поднял руку, помахав, и указал на стул напротив его стола. — Я думал, что ты придешь. Присаживайся. Соран замешкался, а потом пересек комнату, выдвинул стул и сел. — Где она, Гаспар? — сказал он. — О, она тут, — Гаспар постучал пальцем по лбу. А потом он опустил ладонь и потянул за мантию, стало видно голый торс. Уродливый узел потемневшей кожи выпирал ниже грудной клетки. В красноватом свете казалось, что что-то двигалось под кожей, живое, бурлящее. — И тут, — сказал Гаспар, опустив ладонь на узел. Он закрыл глаза и поежился, словно мог вскоре разлететься на куски. — Уверен, ты уже понял. Заклинание билаэр. Оковы. Я думал, если вытащу ее из книги заклинаний и помещу в себя, я смогу управлять ею. Но она пожирает заклинание. Пускает корни в трещины в моем мозге. Я не могу теперь ее вытащить. И… не могу больше сдерживать ее. Он согнулся над столом, сцепил ладони, пальцы давили, словно он хотел впиться в свою душу. — Маг Бифарен заметил магию носрайта. И маг Орисис, помнишь его? Неплохой, учил нас каллиграфии на пятом году. Они приходили ко мне в разное время, хотели знать, занялся ли я запрещенной магией. Я отогнал их, но я знал, что они вскоре начнут вынюхивать. Я боялся. Боялся, что они помешают моей работе, пока я не совладаю с этим… этим… твоим красивым творением. И я дал ей убить их. Я даже не понимал, что делал это. Но она… шептала мне. Ночью. В те короткие часы, когда я осмеливался спать. Она давала обещания. И я слушал ее, выпускал ее, когда стоило бороться. Она сдержала слово. Она убила Бифарена и Орисиса. И других, наверное, но я уже не знаю. И пока она была там, она проникла в другие разумы, росла, распространялась. Я поздно понял, что происходило — что мои чары оков не работали, и она получала преимущество. Ей не давала захватить меня только книга — твоя книга заклинаний. Даже когда она перешла из книги в меня, книга сдерживал ее. Твоя сильная магия, Сильвери. Ты всегда был чудом… Он потер рукой лицо, потянул за кожу под глазами. — Пока я управлял собой, я отдал книгу заклинаний вору и сказал ему спрятать ее. А потом попытался убить его, чтобы я не мог ее найти. Но она всегда была там, мешала моим действиям. Она не дала им убить его. Она пыталась поймать его, но он был умным, оставался на шаг впереди нее. До этой ночи, — он утомленно посмотрел на Сорана. — Она поймала его этой ночью. И уничтожила книгу. — Знаю, — сказал Соран. — Я был там. — Тогда ты знаешь, что ее теперь не остановить, — Гаспар поднял перо, невесело смеясь. — Я заставил ту воровку украсть это для меня. Из Эвеншпиля. Я не мог забрать его, не вызвав подозрений. И я сделал так… чтобы оно пропало. Узнаешь? Соран кивнул. — Оно было моим. — Связь с пером, — Гаспар крутил перо в пальцах. — Говорят, церемония связи запирает немного магии в пере. Многие соглашаются, что это бред, что это просто традиция. Но я подумал, почему не попробовать? Почему не использовать перо, которым Сильвери создал носрайта? Я думал, если у меня будет хоть капля твоей силы, я смогу заставить билаэр работать, — он склонил голову, глядя на Сорана исподлобья. — Думаешь, я дурак? — Нет, Гаспар. — Ложь, — Гаспар с болью улыбнулся. — Я знаю, что ты так думаешь. Но все хорошо. Просто ты видишь меня лучше, чем я видел себя все эти годы. Такой дурак, такой дурак! — Ты не такой, — тихо сказал Соран. Гаспар рассмеялся. Он охнул и прижал ладонь к ужасному узлу в боку. — Она идет. Скоро. Я пытаюсь сдержать ее, но чары ломаются. Твое перо мне не помогло. И мои силы не сравнятся с этим… существом, которое ты создал. — Все хорошо, — Соран встал, опустил ладони на стол и склонился к Гаспару. — Все хорошо, друг. Теперь я тут. Я заберу ее у тебя. — Да? — Гаспар посмотрел в его глаза, выглядел странно молодо, хоть лицо и было осунувшимся. Он был как испуганный ребенок. — Ты спасешь меня? Соран вытащил заклинание из-под рубахи. Печать уже было сломана, и он развернул страницу и показал Гаспару. — Билаэр, — прошептал Гаспар. — И ты такое написал? Соран кивнул. — Это сдержит ее? — Ненадолго. Но, может, времени хватит. Лицо Гаспара исказилось, слезы блестели в глазах. — Я завидовал тебе, — тихо сказал он. — Так сильно. — Было нечему завидовать. Горький смех сорвался с губ Гаспара. — Не ври мне! Признай, что ты не отдал бы мне и капли своей чудесной силы. Признай, Сильвери! Соран опустил голову, перевел взгляд с лица Гаспара на заклинание на столе перед ним. Он опирался на ладони, боясь, что, несмотря на силу в его теле, он рухнет. Он закрыл глаза, подвинул челюсть, кривясь. — Я бы отдал все, — сказал он, — за шанс попробовать снова. За шанс быть хорошим человеком. Молчание между ними повисло с болью. А потом Гаспар фыркнул. — Не пытайся быть… — он вскрикнул, одна ладонь сжала бок, другая — край стола, чуть не сбивая свечу. — Она идет! Она… она идет… Ужасный вопль наполнил комнатку, отражался от стен и вылетал в открытое окно в ночь. Шипы пронзили кожу Гаспара, потекла кровь. Соран схватил свое заклинание и отошел от стола. Вот и все, последний миг между сейчас и вечными мучениями. И в тот миг он увидел все. Все! Лицо Хелении в первую их встречу, дикое, юное, хитрое и очаровательное. Лицо его брата, холод разбивали ярость и боль, его щеки были в брызгах красной крови, ладонь еще сжимала рукоять ножа. Дорнрайс, охваченный лозами с шипами, тела убитых, порванные в их сне. И Ниллу. Он увидел ее снова, вытаскивающую лодку на берег. Она повернулась и посмотрела на него, ее лицо выглядело как солнце, вышедшее из-за туч, таких темных, что он не верил, что они рассеются. Он купался в ее сиянии эти две чудесные недели! Это было больше, чем он заслуживал. Он открыл глаза и поднял заклинание на уровень лица. — Elanil hubisus mi. Tantril gorlendalil m’yathorne ta, — прочел он. Старые слова катились на языке, странно неуместные среди криков Гаспара. Квинсатра открылась на его зов, сначала щель, потом брешь. Магия полилась длинными сияющими нитями, быстрее и быстрее. Башня скрипела и стонала от такого количества энергии, вошедшей в эту реальность. Лозы по краям его разума собирались, извивались, ползли к нему. Он читал уверенно и четко. Слова заклинания билаэр лились с его губ без пауз. — Я думала, что больше тебя не увижу. Она была там. Говорила ртом Гаспара. Соран не поднимал голову, читал дальше. Он ощущал ее напротив себя, хоть и не смотрел. Красивую, с изгибами из шипов и нежных красных роз. Она сидела на стуле Гаспара. Если он оторвет взгляд от страницы и посмотрит, он увидит только Гаспара. Но это была ограниченная версия реальности. Она была там, настоящая, словно обрела физический облик. — Я думала, ты забыл меня, — она протянула руку. Пальцы задели его щеки нежностью лепестков. — Но ты не смог долго быть вдали от меня, да, любимый? Ее лозы окружили его стул, поднимались по его ногам. Она склонилась ближе, и он вдохнул запах толченых роз.