Мы перешли к последним оставшимся работам, но мысли мои остались там. Наконец мы перешли в кабинет Эллы, оборудованный в небольшой подсобке. Заварив в иранском самоваре гвоздичный чай, она достала блюдце с тоненькими сахарными печеньями: – На розовой воде, сама приготовила. Готова поспорить, ты бы никогда не догадалась, что я люблю домашние хлопоты. – Нет, но почему-то я не удивлена. Обалденно! – Печенье вкусно хрустнуло, и Элла разлила нам чай в квадратные чашечки. – Ну ладно, я уже сгораю от любопытства. Что же случилось с вазой? – Итак, – упав в свое кресло, начала Элла, – миссис Рочестер, Беатрис, заявилась где-то год назад. Без звонка, без записи, но я узнала ее по видео с камеры и пустила. Она набрала вес, но лицо почти не изменилось, такое же красивое. Я кивнула, представляя. – Я начала показывать ей коллекцию, рассказывать о работах, как и всем, но она пошла прямиком к Грейсону Перри. Было так странно – будто ваза позвала ее. В прямом смысле позвала. Перед мысленным взором мелькнула скала в бухте и разговаривающая с ней Беатрис. – Ей часто слышались голоса, так что, может, так и было. Голос, звучащий в голове. – Да, может, и так. В любом случае я вытащила вазу показать ей, и она пришла в восторг. Сказала, что берет ее, вот просто так. Я назвала цену – семьдесят две тысячи и думала, что она начнет торговаться, как все они, даже самые богатые. Особенно богатые, – снова усмехнулась Элла. – Но нет, она просто помахала кредитной карточкой. Конечно, я была на седьмом небе, но когда попробовала провести оплату, она не прошла. – Превышен лимит? – Это же карта «Центурион», какие там лимиты. Ее закрыли. «Американ Экспресс» велел разрезать карточку. Я передала Беатрис ответ банка, а она улыбнулась так, что у меня мурашки побежали. Потом она повернулась, направилась к выходу и, проходя мимо стола, взяла и столкнула вазу. – В смысле специально? – Не могу сказать точно. Ваза разбилась, но, к счастью, на крупные осколки. А она даже не остановилась, просто выплыла из дверей. Я вышла из себя, позвонила охране и тоже выскочила на улицу. Беатрис как раз остановил охранник, и она начала терять контроль, кричать и вопить. – И что ты сделала? – Я не знала, что делать. И тут вдруг подъехала новенькая сияющая «Тесла», и из нее вышел Рочестер. Похоже, был где-то неподалеку. Сосредоточенно слушая, я кивнула. – Беатрис взглянула на него, вроде как в панике, а он… он схватил ее за руку, точно наручниками, представляешь? Будто она была его пленницей. Так Рик Мак-Адамс и сказал. И другие девушки на йоге что-то такое говорили. – Я объяснила ему, что его жена разбила дорогую вазу, – продолжила Элла, – а он сказал: «Пришлите мне счет». И так посмотрел, что у меня сердце в пятки упало. Беатрис тем временем успокоилась очень быстро, надо сказать. Он посадил ее в машину и увез. – Ты отправила ему счет? – Конечно. За полную стоимость, и он сразу же все оплатил. Я несколько раз пыталась связаться с ним, узнать, куда отправить вазу, но ответа так и не получила. Наконец ее отреставрировали, вот тут она и стоит. Но если Рочестер захочет, может забрать ее в любое время. Даже не буду выставлять счет за реставрацию. – А Беатрис больше не приходила? – Ни разу. И больше я ни ее, ни его не видела. Но когда узнала, что случилось… мне стало не по себе. Будто я могла как-то этому помешать. – Скорее всего, нет, – утешающе заметила я. – Да, скорее всего. – Элла сделала глоток чая. – Но я вовсе не собиралась тебя пугать! Или отпугивать. Хотя, думаю, ты уже знаешь, что это он расправился со своей женой. – Ты так уверена? – изумленно переспросила я. – А ты разве нет? – Отис, мой друг, работает на Рочестера, убежден, что это был суицид. К тому же есть и другие вероятности. – И какие? Я помедлила. Мне не хотелось считать его чудовищем. Или даже кем-то вроде того. – Может, она просто сбежала по какой-либо причине. Или по-прежнему находится где-то в Торн Блаффсе. Разве не ты говорила, что раньше в особняке была куча потайных проходов? – Да, по словам Холли. – Может, они до сих пор сохранились – скрытые переходы или целые комнаты? – Нет, я видела планы реставрации дома – даже тайной кладовки не найдешь. Его перестроили до кирпичика, и новое здание современное и открытое. Но я поняла, к чему ты ведешь: Рочестер жену не убивал, а до сих пор держит где-то под замком, – фыркнула она. – Я бы не удивилась, будь у него там десяток жен по разным подвалам. – Нет, – поспешно возразила я. – Наоборот, я имела в виду, что она сама может скрываться где-то. Просто мысль мелькнула. – Занятная идея, но сомневаюсь. За работами внимательно следили и все контролировали, окажись там какой-нибудь уголок, где можно спрятаться, об этом бы знали. – Элла подлила нам чая. – Хочешь посмотреть чертежи? – Конечно. А у тебя есть? – Нет, но у Холли, скорее всего, остались. Позвоню, попрошу прислать тебе скан. Я ей парочку клиентов направила, так что она мне должна. – Отлично. – Может, чертежи дома помогут ответить на какие-то вопросы, понять, что реально, а что – мое разгулявшееся воображение. Чертежи пришли мне на электронную почту тем же вечером, из «Архитектурного бюро Холли Р. Букмэн». Я тщательно их изучила, и все оказалось так, как говорила Элла: современное строение, четкие линии, в точности как те комнаты в Торн Блаффсе, которые я видела. Но я никогда не поднималась на верхний этаж, где располагались спальни Эвана и Беатрис. Ведь после постройки можно что-то изменить, перестроить, стены передвинуть… Откуда-то снаружи раздался сначала тихий, но все нарастающий гул, вскоре ставший оглушительным ревом: вернувшийся вертолет садился на свою площадку. Меня охватило волнение. Сколько пройдет времени, прежде чем мы увидимся? Сохранив чертежи на ноутбуке, я захлопнула крышку. Следующим вечером он уже ждал меня у гаража с Пилотом и овчарками, когда я пришла забрать пуделя на вечернюю прогулку. – Вот и вы наконец, – вместо приветствия сказал он, будто я специально заставила его ждать. – Вот и я, – легко откликнулась я, но сердце вновь заколотилось. Между нами снова завязалась непринужденная беседа, будто мы не виделись не пять дней, а пять часов. Я рассказала ему про сочинение Софии и ее планах стать дизайнером и чтобы cо шляпы Леди Гаги вылуплялись птенцы. – Это просто великолепно, – закончила я рассказ. – Так она делает успехи? – Даже очень. – И перестала закатывать истерики? – Не совсем. Мне кажется, ей нужно больше внимания – вашего внимания. Вам нужно проводить с ней больше времени. – Именно времени мне сейчас и не хватает. Когда все наконец решится и запустится, вот тогда будет куча возможностей побыть с ней. – К тому моменту у нее может не остаться времени для вас, – резко возразила я. Рочестер раздраженно прищурился, а потом хмыкнул. – Хорошо, я с ней сегодня поужинаю, – уступил он. – Пойдет? – Для начала. А если удержитесь и сможете не сидеть в телефоне до десерта, будет хорошее начало. – О боже, – пробурчал он. Шмыгнувшие в кусты собаки убежали куда-то далеко, и Эван свистнул, подзывая их обратно. У меня появился вопрос, который я очень хотела задать, рискованный вопрос, но любопытство перебороло опасения. – На полу в Морской комнате я нашла странное пятно, не могла понять, что это. Можно было бы вызвать мастера и отшлифовать пол. Показалось ли мне или на краткий миг его лицо в самом деле потемнело, исказилось страшной гримасой? Но этот миг прошел, и он ответил совершенно спокойно: – Моя жена как-то швырнула открытой бутылкой вина в Рэймонда Теркилла, моего тогдашнего управляющего. Вообще я собираюсь переделать всю комнату, она слишком женская, на мой вкус; тогда полы и отшлифуют. У него на все есть легкие ответы. Темы этой мы больше не касались, но, прощаясь с Эваном у особняка, я вспомнила предупреждение Рика Мак-Адамса: я понятия не имею, что это за человек. Неделю спустя я осознала это как нельзя четко.