Меня всю трясло. Я заварила кофе, такой крепкий, что он напоминал смолу, и выпила две чашки. В голове немного прояснилось, я перестала дрожать, и все произошедшее вновь показалось сном. Странный люк прямо в земле, металлическая лестница, уходящая вниз, точно та лестница в башне, обрывающаяся в воздухе. Призрачная фигура в белом тумане. И только саднящие царапины на лице и руках и укол на пальце доказывали, что все было на самом деле. Мне вспомнилось то недавнее ощущение, что кто-то стоит прямо за дверью. Смотрит, как я сплю. Это могла быть София, которая ходила во сне, – но она провела ночь у Пейтон, и старший брат Пейтон должен был привезти ее утром. Та загадочная пара, Сандовалы? Может, приехали гораздо раньше обычного? Я снова вышла, в этот раз направившись на парковку. Но коричневого пикапа Сандовалов там не было. Повинуясь порыву, нажала на кнопку, открывая гараж. «Теслы» на станции для подзарядки тоже не было. Он не вернулся вчера. Ничего необычного – Эван часто оставался на ночь в отеле рядом с офисом в Лос-Гатос, было бы странно, если б вчера он вдруг закруглился раньше. Так что подглядывал за мной ночью явно не он. Оставался Отис, но он наверняка отсыпается после вчерашнего – еще бы, столько выпить. Или нет? Нет, как я могу даже думать, что это был Отис. Идя обратно к своему домику, я думала о той женщине, приехавшей к самому началу фейерверка. Милое личико с копной темных блестящих волос. Высокомерный наклон головы, оценивающий взгляд. Кого же она мне напоминала? Я пыталась вспомнить ее имя, начинавшееся с буквы «Л». Как инициалы на той карточке в цветах, которые оказались не тюльпанами. Это были нераспустившиеся лилии. Я поспешила к коттеджу, прошла сразу к ноутбуку и набрала в поиске: Эван Рочестер и Лили. Множество страниц результатов. Сердце сжалось. Но все они оказались посвящены игровому приложению под названием «Ниндзя Тигровой Лилии», которое спонсировал Эван в начале карьеры. В Японии игра произвела фурор. И ничего, по крайней мере среди результатов первого десятка страниц, не связывало его с женщиной с таким именем. Тогда я по очереди заменила имя сначала на «Лауру», потом на «Лану». Безрезультатно. Что ж, получается, я ошибалась. Она оказалась ужасно спешившей гостьей, которой просто надо было быстро поздороваться с хозяином вечеринки, и все. Вот только что-то не верилось. Та собственническая нотка в голосе, когда она сказала: «Я прекрасно знаю, как он выглядит». А еще Рик Мак-Адамс говорил нечто такое… Да, что Эван уже начал процесс, чтобы Беатрис признали мертвой. Потому что у него уже были отношения с другой? Вот еще один недостающий кусочек мозаики. О нем мне думать не хотелось. Но что, если он и есть тот главный и недостающий? София ворвалась в Морскую комнату днем в отвратительном настроении: – Нечестно, что я должна сегодня заниматься! Еще же праздник! – Сегодня среда. Много людей сегодня работает, и мы не можем больше пропускать занятия – до твоего первого экзамена всего шесть недель. – Шесть с половиной! И это нечестно! – София мрачно плюхнулась на стул, и до меня донесся сильный запах ее цветочных духов. – Почему ты пользовалась духами? Хочешь что-то скрыть? – Нет. – Ты опять пила? Или курила вейп? – Да нет же. – Пейтон курит? – Нет. Олкотт, ее брат, курит, но ему шестнадцать, так что отец ему разрешает. – София заправила прядь волос за ухо – один из фирменных жестов Пейтон, – и по запястью у нее скользнул браслет из синих камней. – Украшение из комнаты Беатрис? – Я же говорила, она хотела их все выбросить. А отцу наплевать. – Ты его спрашивала? – Ага. Лишь бы я не отвлекала его, когда он с телефоном – то есть, получается, никогда, потому что на меня можно вообще не обращать внимания. – София, это не так, – резко ответила я. У меня тоже было то еще настроение, и на ее капризы терпения не хватало. – Нет, так. Он никак не может забыть Беатрис, хотя она была чокнутой. А еще она убила Делайлу. – Кого? – Мою любимую собаку. Маму Минни и Микки, Беатрис ее отравила. Она ее ненавидела. Она ненавидела всех собак и меня тоже. Меня бы она тоже отравила, если б я не уехала в школу. – Очень сомневаюсь, – возразила я, потянулась к сумке и достала пакет из службы доставки. – Смотри, у меня есть для тебя кое-что. Пришло сегодня утром. – Это был «Маленький принц» на французском в твердом переплете. Я с нетерпением ждала, когда его доставят. Она с энтузиазмом разорвала пакет, и улыбка пропала с лица. – Это книга. – Le Petit Prince. Я прочитала его впервые в твоем возрасте и с тех пор раз десять перечитывала. – Мы читали его в прошлом году в школе. Я подавила желание ее шлепнуть. – Ладно, что ж, в таком случае ты легко его переведешь. Пожалуйста, начинай. Она взяла прекрасную обложку книги двумя пальцами, будто та была чем-то противным, сказала, что принц выглядит полным придурком, а роза – нахалкой. Вытерпев несколько страниц ее издевательств над блестящей прозой Экзюпери, я не выдержала. – Все, хватит. – Я выдернула книгу у нее из рук. – Если ты даже не собираешься стараться, то это бессмысленно. Просто уходи. – Я могу идти? – Да, иди. Она схватила вещи и пулей вылетела из комнаты. Но через пару часов София показалась на пороге коттеджа. – Я есть хочу. Отис написал, что застрял в пробке и приедет очень поздно. – Она заглянула внутрь. – У тебя тут что-нибудь есть? От нее веяло пронзительным одиночеством. Мысленно прикинув, что у меня может быть в холодильнике (подвядшая капуста и груша), я решила: – Вот что, почему бы нам не пойти в дом и не приготовить что-нибудь? На кухне я окинула взглядом внушительную кладовую. Повар из меня был никудышный. Когда мама болела и совсем потеряла аппетит, я пыталась уговорить ее поесть, готовя блюда из ее детства: картофельный кугель, пышные кныши с маслом из кулинарной книги «Радость приготовления пищи» 1931 года, суп с кнедликами по рецепту на коробке. А когда она уже не могла есть твердую пищу, я готовила ей яичные кремы с дополнительной порцией сиропа. Сейчас ничего из этого не сработает. Тут я заметила такую привычную и знакомую коричневую коробку пасты пенне, и мне пришла в голову идея. – Мама говорила: «Всегда начинай с макарон. А потом можно будет добавить что угодно, и в любом случае получится вкусно». Выбирай. Я поставила кипятиться воду, и мы по очереди вытаскивали баночки и пакетики и смешивали все в большом медном сотейнике: домашний бульон Отиса, нарезанные остатки бифштекса, сметану, греческие оливки. Чем дальше, тем безумнее: «Вонючий сыр, фу!», «Шоколадная крошка? Ни за что!». Наконец у нас получилось что-то вполне прилично пахнущее. – Ну и как назовем? – спросила я. – Ле глю! – предложила София. – Ле глю! Parfait! Мы включили музыку, танцевали и подпевали Бейонсе и Ариане Гранде, а собаки прыгали вокруг. Потом вдруг Минни с Микки оба насторожились, прислушиваясь, а Пилот вылетел в холл. – Папа! – София сдернула с руки браслет и сунула мне. – Не говори ему! Я поспешно спрятала украшение в задний карман джинсов. Эван появился в дверях в окружении лающих и крутящихся под ногами собак и прошел прямо к плите. Поднял крышку и принюхался: – Это что? – Ле глю! – сообщила София. – Отис застрял, так что мы сами приготовили. Пойдет к пасте. Хочешь? – Да, умираю с голоду. Накладывайте что угодно. Мы поели на кухне из белых тарелок за столом из черного дерева. София болтала без умолку – о покупках Пейтон для верховой езды, о ее брате Олкотте, который считал себя неотразимым только потому, что был капитаном команды по лакроссу. А потом она спросила меня: – А каково это – работать на ТВ-шоу?