– Это как быть частью большой ссорящейся семьи, где тебе могут вонзить нож в спину, но также поддержат и утешат, когда тебе это действительно необходимо. Эван проглотил свою порцию почти не жуя и пошел за добавкой. Он рассказал, как они ели жареную гремучую змею в Гондурасе. – Отвратительно, – вставила София. – Было очень вкусно. Когда в следующий раз проголодаюсь, пожарю твоего питона. – Ни за что! – взвизгнула она, но глаза ее сияли. А потом появился запыхавшийся Отис. – Там на дороге на Кабрилло перевернулся грузовик с дынями, их там горы, раскатились повсюду! Что это вы едите? Глю? Что еще за глю? Как-то странно пахнет. – Но, схватив тарелку, он присоединился к нам. Думая, что никто не видит, София потихоньку подкармливала остатками еды Пилота, и Эван, поймав мой взгляд, заговорщически подмигнул. Отис старательно выбирал из своей тарелки помидорные семечки, и мне вдруг подумалось: мы прямо как семья. Сейчас это – моя семья. В этот миг волна с неожиданной силой разбилась об утесы, будто в насмешку, как бы говоря: это не для тебя. Скоро все исчезнет в пене. Меня охватил озноб. Очень скоро Эван вновь уткнулся в телефон и поднялся. София, как всегда, ушла к себе дальше переписываться, а Отис начал убирать со стола. Я тоже поднялась. Эван помедлил на пороге. Повернулся ко мне и провел пальцем по царапине у меня на лице. – Что это? – Ничего, – отозвалась я. – Наткнулась на ежевику за коттеджем. – Что же вы делали в ежевике? Гонялась за еще одним привидением. – Заметила тропинку, старую асфальтированную дорожку в кустах, и не удержалась. – Это на случай пожара, такие есть по всему поместью. Только не говорите, что вы пошли по ней. – Только на пару шагов. И наткнулась на кое-что странное: прямо в земле был металлический люк, а под ним – полузасыпанная винтовая лестница. Тут он улыбнулся. – Тайный ход для побега. Джаспер Маллой построил его вместе с домом, надеялся сбежать от воображаемых врагов. Он обвалился задолго до того, как я купил особняк. – И куда ведет ход? – Вниз, в бухту. Откуда уже точно не сбежать. Маллой был просто старым пьяницей-параноиком. – Рочестер снова коснулся моего лица. – Не ходите туда больше. Слишком опасно. Везде шипы и ветки, глаз выколоть как нечего делать. – Его телефон снова звякнул, и, бросив на меня последний взгляд, Эван поднес смартфон к уху и вышел через черный ход. В раковине с грохотом упала кастрюля. Вздрогнув, я обернулась к Отису. – И когда это вы двое успели так подружиться? – В смысле? Разве мы не должны вести себя по-дружески? Отис оттирал сотейник из-под «Ле глю» специальной деликатной губкой. – Он проглотит тебя глазом не моргнув, как и всех. Заманит на свою сторону, а потом захочет, чтобы ты что-то для него сделала. – Что-то – это что? – Что угодно, – пожал плечами Отис. – В каком смысле? Он заставил тебя сделать что-то, чего ты не хотел? – Нет. – Отис сильнее склонился над раковиной. – Забудь. Ерунда. – В постель он меня не заманивал, если ты на это намекаешь. Даже не пытался. В ответ раздалось недоверчивое фырканье. Я только вздохнула и начала очищать тарелки. – Оставь. Сам все уберу. Я помедлила в нерешительности, не зная, как поступить. Никогда еще не слышала от него такого измученного тона. Но Отис специально сгорбился над раковиной, показывая, что не в настроении разговаривать, так что я, вспомнив про спрятанный в кармане сапфировый браслет, пошла на поиски Софии. – Это я, – постучавшись в ее комнату, позвала я. Дверь приоткрылась, и оттуда высунулась София. – Тебе надо вернуть это на место. – Я протянула ей браслет. – И прямо сейчас. – Верну. Завтра. – Нет, сейчас. София, ты мне соврала. Сказала, твоему отцу все равно, что ты берешь драгоценности. Или иди клади его на место, или мне придется вернуть браслет ему. – Ладно, ладно. – София выскользнула из комнаты и поплелась вместе со мной к ступенькам, где и остановилась. – Мне не нравится подниматься туда в темноте. – Почему? – Слишком жутко. Будто она все еще там. А иногда, ночью у себя в комнате, я слышу, как там что-то двигается, и я точно знаю, что это не папа, потому что его в это время нет дома. Я подняла голову к потолку. Какой-то подозрительный свет там и правда был. – Что ж, пойду с тобой. – А ты не можешь отнести браслет? Пожалуйста, ох, Джейн, пожалуйста! Прости, что я издевалась над «Маленьким принцем», на самом деле он мне нравится. А все, что тебе нужно сделать, – только положить браслет обратно на ее туалетный столик, я его оттуда взяла. Пожалуйста! Я обещаю, что больше никогда оттуда ничего не возьму! София действительно была напугана. – Ладно, – сдалась я. – Не ходи. – Спасибо, – выдохнула она. – Дверь в ее комнату слева, папина – справа. – София развернулась и бегом бросилась обратно к себе. Я быстро поднялась по открытой лестнице без перил и, оказавшись на лестничной площадке, обнаружила источник зловещего света. Верхний ряд окон шел прямо под потолком, и стекло пропускало последние лучи золотистых закатных сумерек. Быстро взглянув на комнату Эвана справа, я решительно подошла к двери, ведущей к Беатрис, и зашла. Как-то тут… призрачно. Именно это слово пришло в голову. Белые стены, белая же мебель. Льдины белых ковров на белом полу. Огромные окна за прозрачно-белой пеленой занавесок. И кругом ни единого пятнышка, ни пылинки. Постель будто только заправили, простыни и покрывало туго натянуты по углам – фирменный стиль Аннунциаты. Я провела ладонью по белому атласному покрывалу, представляя, как здесь лежит Беатрис и смотрит свои сны. На белой стене напротив кровати выделялся прямоугольник другого оттенка, будто там долгое время висела картина, а потом ее сняли. Именно эту картину Беатрис видела, просыпаясь по утрам. Тот портрет Модильяни в башне… он был как раз подходящего размера, во всяком случае, мне так запомнилось. Если он висел здесь, почему Беатрис его уничтожила? Вырезала глаза, искромсала рот и грудь? Будто это было чем-то личным. Я огляделась вокруг в поисках туалетного столика и нашла его в прилегающем вместительном будуаре. Роскошный, снова белый стол с трельяжем и лампочками по бокам. Сверху зеркал, на полочке, лежала щетка для волос марки «Мэйсон Пирсон», из щетины кабана, в которой запутались длинные светлые волосы. Рядом – помада в золотом футляре. Тот же блестящий лавандовый оттенок, как у помады в «Ауди». Интересно, это та же самая? Если да, то кто положил ее сюда? Надев колпачок обратно, я положила сапфировый браслет рядом с помадой. Из будуара дальше вел арочный проход: это оказался огромных размеров гардероб с зеркальными дверями-стенами. Я зашла внутрь: на меня, точно в фильме Басби Беркли, смотрело множество моих отражений. А ведь в планах, которые мне прислали, этой комнаты с таким количеством дверей не было. Вероятно, ее добавили позже. А раз так, то, возможно, я была права насчет потайных ходов. Может, за одной из этих стеклянных дверей как раз и скрывалась еще одна комната или проход. Наугад я открыла одну: там оказалась вращающаяся вешалка с кучей едва помещающихся платьев. Длинных, коротких, средних… вешалки и платья занимали все пространство. Закрыв эту дверь, я открыла следующую. На еще одной вращающейся вешалке так же плотно висели пиджаки и блузки. Перейдя к дверям напротив, я выбрала следующую. Туфли. Сотни пар на разных ярусах крутящихся подставок: на тонких высоких шпильках, без каблуков, босоножки, ботинки… Все педантично расставлены и выравнены по парам. Я слегка подтолкнула одну подставку, ослепленная разнообразием роскошной обуви, и та закрутилась. Но вдруг я кое-что заметила. Стоп. Одна из туфель стояла неправильно, задом наперед и съехав набок. Я сняла ее с подставки. Нежно-розовые лодочки из тонкой кожи на высоком прозрачном каблуке. Очень большого размера и узкие. Я знала, что у Беатрис были необычные ноги, но это граничило с уродством. Я перевернула туфлю в поисках размера, и тут из нее что-то выпало. Пошарив рукой по толстому ковру, я нащупала маленький камешек. Бледно-желтый, овальной формы, в какой-то засохшей желтой грязи. Я протерла его. Не камушек. Тут были какие-то отметки. Едва различимые цифры: 200. И вдруг перед глазами отчетливо всплыло воспоминание о маме. Ее ужасные последние дни жизни, когда она превратилась практически в скелет и уже ничего не могла проглотить, ни воду, ни таблетки… – Что вы делаете? При звуке голоса за спиной я резко обернулась, уронив таблетку обратно на ковер. В арочном проеме стоял Эван и холодно смотрел на меня. По его лицу, скрытому в темноте, ничего невозможно было прочитать. Я открыла рот, но не могла произнести ни звука. Только сердце стучало как сумасшедшее. Подойдя ко мне, он забрал туфлю, бесстрастно осмотрел и покрутил.