– У меня есть друг доктор, он позвонил в больницу. Там сказали, у Мак-Адамса сотрясение. Угрозы для жизни нет, но вы были правы. Нужно было сразу вызвать сюда «скорую». И никоим образом не вовлекать вас в это. – Что за сделку вы обсуждали? – спросила я. – Почему он согласился сказать, что упал дома? – В прошлом году его лишили лицензии адвоката во Флориде за попытку подкупить судью. Он не хотел, чтобы его поймали на чужой территории, учитывая запрет суда. – Что за запрет? – Вслед за курьерами и службой доставки он проникал сюда, пока меня не было, и шнырял здесь, разнюхивал, донимал моих сотрудников. Не знаю, как он пробрался сегодня, но намерен выяснить. – Тогда почему вы решили прикрыть его сейчас? – Меня подозревают в убийстве жены. И если б ее брата нашли в крови у меня на кушетке, это лишь усложнило бы ситуацию. – Это вы напали на Рика? – внимательно глядя на него, спросила я. – Нет. Я был в зале, читал документы. Фэрфакс принес мне пиво за полчаса до этого, можете сами спросить. И зачем мне на него нападать? Его обнаружили собаки, загнали в угол. Если б он не разбил голову, я бы вызвал полицию. – Он сказал, там в лесу есть могила с красным крестом. И вы не хотели, чтобы он ее видел. – Там я похоронил свою собаку, Делайлу. – Уголки губ Эвана дернулись в невеселой улыбке. – Она была старой, плохо соображала и съела отравленную приманку. – Так ее никто не травил? – Вы имеете в виду Беатрис? Нет. Моя жена обожала собак. Какое-то время я молчала. Наши тени под светом грунтовых светильников дрожали на мощеной площадке и будто переплетались. – Вы слышали про меня много плохого, верно? – мягко произнес Эван. – Да, – признала я. – И вы этому верите? Я медлила. – Я отвечу на любой ваш вопрос. Но не сейчас, вы ужасно устали, а у меня есть срочные дела, которые нужно закончить до утра. Но завтра мы обязательно поговорим. – Почему? Улыбнувшись, он коснулся моего лба, убирая прядь волос. Я подняла голову, встречаясь с ним взглядом, и он притянул меня в объятия. Его губы коснулись моих, и от поцелуя все тело вспыхнуло как спичка. Но потом перед глазами мелькнула картинка. Девушка, похожая на портрет Модильяни. И я высвободилась из его рук. Эван снова улыбнулся. – Хорошо. Увидимся завтра. Спокойной ночи, Джейн. Я проводила взглядом его удаляющуюся по тропинке фигуру. Беатрис Торн Блаффс, 17 декабря После полудня Я должна следовать плану Рикки. В домах у приемных семей Рикки всегда составлял планы за нас обоих. Это он придумал, как нам украсть часы Cartier в Бока-Ратон или бриллиантовые ожерелья от «Тиффани» и сбежать в Вайоминг. Но потом я начала зарабатывать много денег, и ему больше не приходилось ничего придумывать. Ничего до того момента, пока не появилась та девчонка из Санкт-Петербурга. Та, которая стала саблезубым тигром на подиуме и которую я обезвредила, а Фиона потом названивала мне и каркала в трубку. И тогда Рикки снова пришлось строить планы. – Взгляни правде в глаза, Бити Джун, тебе становится хуже. У тебя осталось, может, года два продуктивной работы, и то если повезет. Тебя надо выдать замуж, желательно за какого-нибудь богатенького старикана. С состоянием не меньше четверти миллиарда. Тебе и так уже есть из кого выбрать. – Но они мне не нравятся, Рикки. Я не хочу. – Чушь, Би Джи. Тебе придется кого-то выбрать. И если дело до этого дойдет, мы всегда сможем от него избавиться. – Как? Рикки, расскажи. – Все просто. Существует миллион способов. Тогда он придумал новый план. – Первым делом, Би Джи, ты собираешь улики. – И он рассказал мне о крови, о ноже, волосах. – И прячешь все в каком-нибудь тайнике. Тайник, – рассерженно шепчет Мария. – Какого черта ты ждешь? Пошевеливайся! Я иду быстрее к своему тайном месту, вниз по зеленым от мха ступеням к старому деревянному коттеджу, и ноги неудобно болтаются в больших ботинках моего тюремщика. Обхожу коттедж сзади, по тропинке, о которой мало кто знает, и нервно заглядываю в стеклянные двери. Но внутри темно. В отличие от того дня в конце апреля. Бити, поспеши! – шипит Мария. Набросив на голову капюшон толстовки, защищая волосы и лицо от плетей ежевики и сорняков, я иду дальше по тропинке, которая приводит меня к тайнику. Проход в него скрыт под грязью и листвой, я вытираю ручку, а затем тяну на себя. Спускаюсь вниз по ступенькам, которые закручиваются, а потом заканчиваются в камнях и грязи. Достаю из пакета доказательства: волосы, окровавленные кусочки шифона и шелка – и разбрасываю их на полу. Достаю также нож с моей кровью и тоже бросаю в грязь. Затем расчесываю едва затянувшийся порез и, выпачкав пальцы, оставляю отпечатки на перилах, поднимаясь обратно. Выбравшись из тайника наружу, я тяну на себя крышку люка, и она падает с гулким звоном, точно церковный колокол. Мгновение я с ужасом жду, что на звук прибегут ведьмы. Но ничего не происходит, и я возвращаюсь той же тропой вокруг коттеджа и иду к особняку, к той стороне, где под навесами стоят разные машины и механизмы. Подхожу к машине, которая перерабатывает и покрывает почву остатками травы и бумаги, и скармливаю в большой красный рот журнал Vogue. Она хрустит им, точно огр печеньями. Гр-р-р-р. И я снова боюсь, что шум услышат ведьмы, и торопливо запихиваю в машину пакет с остатками шелкового платья, и огр его тоже сжирает. Быстро-быстро я возвращаюсь в Морскую комнату и, прежде чем зайти, откидываю капюшон и по возможности отряхиваюсь от колючек, листьев и грязи. Поднос с едой так и стоит на столике рядом с моим шезлонгом, и теперь мне уже не страшно. Я ужасно хочу есть – прям как огр. Устроившись в шезлонге, беру поднос на колени и, вонзив пластиковую вилку в крабовый салат, начинаю есть. Соленые морепродукты и листья молодого шпината напоминают мне другой вкус. Вкус крови. Да, я помню. Тот день в конце апреля. И вкус крови девчонки во рту. Девчонки по имени Лили. Глава девятнадцатая Утром я звоню в больницу в Монтерее и прошу соединить меня с палатой Ричарда Мак-Адамса. Но мне сообщают, что его уже выписали. Я пишу ему сообщение: «Как самочувствие?» Двадцать минут спустя приходит ответ: «Хреново. Шесть швов. Голова раскалывается».