Часть 46 из 79 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Эван сделал все, что было в его силах, чтобы спасти ее. Рисковал своей жизнью.
Все звучало логично. Он был невиновен.
И все же…
Беатрис покончила с собой как раз тогда, когда ему больше всего нужно было избавиться от нее.
Тут меня ошпарило кипятком, и я выпрыгнула из душевой кабинки. Снова завернувшись в халат, я вернулась к грызущему меня вопросу. Как картина, которую Отис в целости и сохранности отвез под охрану, оказалась в башне, разрезанная не иначе как рукой Беатрис, к тому времени утонувшей?
Только если она не утонула.
И какое значение имело сходство Лилианы Греко с портретом?
Но Эван никак не отреагировал на упоминание ее имени. Кейко утверждала, что с их стороны было бы безумием заводить интрижку, что это привело бы к громадному конфликту интересов и поставило под угрозу сделку, которая должна была принести обоим целое состояние.
Эван любил рисковать. Но чтобы настолько?
И рискнул бы он убить свою жену?
Я отбросила эту мысль. Начала расчесывать мокрые волосы, вновь вернувшись к размышлениям о Лилиане. Ее прекрасная длинная шея, изуродованная жутким шрамом, эти шарфы и высокие воротники, которые она теперь носила. Как раз с июня прошлого года.
Я постаралась вспомнить шрам таким, как его увидела: бордовым и слегка вспухшим, напоминающим по форме две столкнувшиеся подковы. Если б это был шрам от ожога, что могло его вызвать?
Клеймо? Как в каком-нибудь ритуале?
Демонические ритуалы, ха-ха. Похоже, я все еще продолжаю в мыслях писать продолжение «Темной Карлотты».
Но «Карлотта» навела меня на другую мысль: один из персонажей, чопорная жена банкира всегда носила высокие воротники, потому что ее покусал вампир, и она скрывала следы.
Так, ну это уже глупо – шрам на шее Лилианы вовсе не выглядел как след от вампирьих клыков.
Хотя на укус похоже, укус какого-то большого животного – вроде немецкой овчарки. Может, та старая собака, Делайла, мама Минни и Микки? Которая умерла, проглотив отраву для слизней?
Или нет. Может, ее усыпили после того, как она напала на кого-то. И я задумалась: а что, если Лилиана была в Торн Блаффсе?
Океан снаружи ревел, волны яростно набрасывались на утесы, с шумом разлетаясь брызгами. Наползал туман, и почти стемнело.
Сегодня вечером я останусь тут одна.
Может, стоило попросить Отиса остаться. Или, может, мне попробовать поискать отель неподалеку? Ага, в пятницу вечером в разгар туристического сезона. Маловероятно.
Я подумала об Элле: может, напроситься к ней, у нее наверняка есть диван. Позвонив, я обрисовала ситуацию:
– Мне не то чтобы прямо страшно, просто немного жутковато.
– Ха, ага, могу поверить, жутко – не то слово. Конечно, можешь остаться, без проблем. Только у меня сегодня ужин с подругой, недавно познакомились, она разводит ангорских коз, да и похожа чем-то на них – в хорошем смысле слова, – добавила Элла и тут же рассмеялась. – Но я оставлю ключ в почтовом ящике. Бери что хочешь, в холодильнике оставались яйца и пара банок пива. Простыни и одеяла в шкафу в коридоре. Должна тебя предупредить, у меня две кошки. Рыжая, Пушинка, попытается устроиться у тебя на лице, а мистер Красавчик, сфинкс, обожает мяукать. И если ужин пройдет хорошо, мы можем ночью вернуться, но постараемся вести себя тихо.
– Ой, нет, не хочу так вламываться, когда у тебя есть свои планы на вечер.
– Да брось, ерунда. Приезжай когда захочешь. Я уже выхожу.
От ее жизнерадостной болтовни мне стало лучше. И ее предложение остаться… Я побросала в сумку самое необходимое и написала Софии:
«Все хорошо?»
«Да».
«Родители Пейтон там?»
«Келли здесь, заказала суши. Будем смотреть „Аннабель-2“».
Суши и ужастик. Успокаивающе-нормально.
«Ладно, веселитесь».
Закрыв дверь, я направилась к гаражу, но решила не ехать сразу к Элле, а побаловать себя ужином в каком-нибудь оживленном местечке, в толпе. Бургер с пивом вряд ли проделают дыру в бюджете. И я нажала на кнопку, открывая гараж.
Послышались шаги со стороны офиса, и сердце радостно подпрыгнуло. Он все-таки не уехал!
Но из тумана показался Гектор, направлявшийся прямиком ко мне, точно знал, что я буду стоять именно на этом месте именно в этот момент.
– Это вам. – Он передал мне сверток из оберточной бумаги.
– От Эвана?
– Вам, – повторил он, а потом снова исчез, как настоящий колдун.
Сверток был тщательно запечатан.
Я хотела выехать на главную дорогу до темноты, так что, запихнув конверт в сумку, забралась в «Лэнд-Крузер» и поехала в придорожный ресторанчик сразу за Биг-Суром, где мы с Отисом иногда обедали. В зале было очень людно, на сцене оглушительно громко выступала кавер-группа – пели хиты восьмидесятых. Мне удалось найти небольшой столик в конце зала. Я немного пофлиртовала с долговязым парнишкой-официантом лет двадцати, с кудрявыми волосами, собранными в подвернутый хвост; его звали Клинтон, и он терпеть не мог, когда его называли Клинт. Я заказала бизон-бургер, сладкий картофель фри и бокал домашнего калифорнийского вина.
Солистка группы громогласно затянула песню What’s Love Got to Do with It, и я тут же вспомнила маму. Как громыхала музыка в гостиной – Тина Тернер, Род Стюарт, Дэбби Харри. И мама танцевала под них с полным самозабвением, мотая головой и щелкая пальцами.
Всегда танцевала одна.
И меня ждет такая судьба? В конце концов я всегда буду танцевать одна?
«Бедная сиротка».
Мама ненавидела жалеть себя и никогда этому чувству не поддавалась. И я не поддамся – ни сейчас, ни потом.
Клинтон-который-не-Клинт принес мой заказ, и я попросила второй бокал вина. Группа тем временем перестала играть и ушла на перерыв. С жадностью проглотив половину еды и сделав еще глоток, я вспомнила о запечатанном конверте в сумке, выудила его и разорвала.
В бумажной папке с файлами лежали с десяток листов. Я взяла в руки первый: копия свидетельства о рождении. Озадаченно уставившись на него, я вдруг поняла.
Это мое свидетельство о рождении. Подтверждающее, что я родилась в 00 часов 01 минуту 26 февраля в детской клинической больнице Южного Оринджа, штат Нью-Джерси. Пол женский, вес три килограмма тридцать девять грамм.
Я глубоко вздохнула. Это досье, собранное службой безопасности Эвана. То, которое он сначала отказался мне давать.
Следующий документ: список адресов, где я жила начиная с колледжа. Тараканий рай в районе Уильямсберга, в котором мы жили с Холли Берген. Лофт Джереми Кэпшоу с грузовым лифтом в Бушвике, где я их застала с Холли, вернувшись от умирающей мамы. Квартира в Кэррол-Гарденс, за которую я потом ухватилась от безысходности.
Другой лист: мой договор о работе над «Темной Карлоттой». Во мне вспыхнул гнев. Как они вообще его достали?! Следом шла моя неутешительная кредитная история из «Experian» и «Equifax», удручающие балансы банковских карточек «Аmех» и «Visa».
Залпом допив второй бокал вина, я продолжила листать документы. Мамино свидетельство о смерти, подписанное ее онкологом, доктором Шерил Аминпур. Причина смерти: мелкоклеточный рак легких. Сердце остро кольнуло болью.
И еще одно свидетельство о смерти. Я вздрогнула. Свидетельство о смерти моего отца.
Дата смерти: 12 сентября 1994. Род занятий: инженер-механик.
Причина смерти: множественные травмы вследствие автомобильной аварии. Вердикт суда присяжных: самоубийство.
Я смотрела и смотрела на это одно слово: самоубийство.
К свидетельству была прикреплена копия вердикта, показания свидетелей. У отца недавно диагностировали депрессию. Неожиданно его машина, увеличив скорость, свернула под углом в девяносто градусов с правой полосы в левую опору автострады.
Самоубийство.
А мама мне ничего не рассказала. Позволяла считать его смерть несчастным случаем. Не мешала верить в ложь.
Остался последний документ: копия сообщения, полученного Эваном всего шесть дней назад:
«Джоанна Патрисия Мейерс, или „Фрогги“, родилась 26 ноября 1959 года, водительские права выданы в штате Аризона 1 декабря 1998 года. После этого – никаких упоминаний имени. Она могла выйти замуж или сменить имя иным способом. Дайте знать, если требуется дальнейший розыск.
Норрис Логлин, президент
Бюро расследований „Логлин-Групп“».