Внутри экрана падают и падают пузырьки. Фиолетовые, розовые и зеленые – в точности как яд, бурлящий внутри меня. – Убери это! – визжу я, и пилюля выскальзывает из-под языка и проваливается в горло. Начинаю кашлять, подавившись, и тюремщик вновь передает мне кубок с питьем. – Выпей еще, Беат. – Я снова пью, и таблетка проскальзывает в горло. – А теперь отдыхай. Я зайду позже. – И он уходит. Яд, Беатрис, – звучит резкий голос Марии. – Ты должна его выплюнуть. Быстро! Я поспешно иду в ванную, где становлюсь на колени перед биде. Засовываю два пальца как можно глубже в горло, и все выходит наружу – и газировка, и остатки завтрака, и гной и грязь от яда, который уже начал действовать. Вытаскиваю желтую таблетку. Мой тюремщик умен, во всех раковинах и трубах он установил ловушки и проверяет воду по семь раз в день. Я нажимаю на слив и, зажав таблетку в руке, иду в гардеробную. Открываю шкаф с обувью, нажимаю кнопку, и туфли начинают крутиться на подставках. Останавливаю их и выбираю одну из них. Нежно-розовая лодочка с высокой стеклянной шпилькой. Носок острый, и я прячу таблетку поглубже. Там даже мой тюремщик ее никогда не найдет. Глава пятая Когда я добралась до коттеджа, меня слегка потряхивало и я замерзла – прямо как хороший мартини, мелькнула мысль. Вот только первоклассные мартини не трясли, а взбалтывали, и мне неожиданно захотелось выпить. От резкого звука я дернулась. Звонил старый телефон – тот, который не работал. Я опасливо уставилась на него: настойчивый звон не прекращался, и какое бы привидение ни звонило, отказов оно не принимало. Пришлось взять трубку. – Он вернулся, – сообщил Отис. – Я думала, телефон не работает. – Кабель истерся, включается и выключается сам. Если он работает и нажать звездочку – позвонишь сюда на параллельный телефон. Так или иначе, Эван вернулся. Попал в аварию по дороге – мотоцикл повело на неутрамбованном гравии. – Знаю, я видела. Сначала не узнала его. – Но Отис не слушал. – Ему повезло, что шею не сломал. Хочет тебя увидеть. Не надо никак наряжаться или что-то делать, просто приходи поскорее. Он терпеть не может, когда его заставляют ждать. – И Отис повесил трубку. Я нажала звездочку, чтобы ему перезвонить, но телефон снова отключился. А что, если Рочестер винил в своем падении меня? Ну и что? Что он мог мне сделать? Не убить же на глазах у Отиса. Я натянула сухие вещи, провела расческой по мокрым волосам и, убедившись, что нос больше не течет, направилась сквозь туман к главному дому. Когда я зашла с черного входа, Отис был на кухне, снимал фольгу с бутылки шампанского «Кристалл». – Ты как раз вовремя, можешь отнести ему это, – кивнул он, открывая бутылку. – Эван в зале, сразу за лестницей, двойные двери. Услышишь музыку – иди на звук. Я взяла бутылку. – И как мне к нему обращаться? – Эван, как и большинство. Он ненавидит имя Эвандер. Я отправилась в глубь холла, вслед за нежным голосом Лорин Хилл и ее Killing Me Softly. Одна из моих любимых песен. Меня вдруг накрыло негодованием, будто он не имел права тоже ее слушать. Помедлив на пороге зала, я представила его сидящим у тлеющего камина, думающим о вывихнутой лодыжке. Что ж, будь что будет. Распрямив плечи, я быстрым шагом вошла в комнату. Высокие потолки, полностью стеклянная стена, открывающая вид на океан. Современная мебель, изысканные вытканные ковры. Абстрактные картины, яркими пятнами выделяющиеся на белых стенах. Камин действительно был – большой каменный очаг в дальнем углу зала, но Эвандер Рочестер не сидел напротив него, баюкая раненую ногу. Вместо этого он спокойно стоял на обеих ногах у щедро заставленного блюдами кофейного столика, и если он и раздумывал о чем-то, так это выбрать ребрышки ягненка или кусок похожего на кружево сыра. Немецкие овчарки застыли как изваяния по обе стороны у его ног. Он обернулся на звук. – Вина и музыки просил я – крепче и громче, чем вчера[6]. Я удивленно уставилась на него. Это что, цитата? Он шевельнул пальцами, призывая отдать ему бутылку, и я передала мужчине шампанское. – Хотите? – предложил он, махнув бутылкой. Я помедлила. Он вообще помнит, что мы уже виделись сегодня? – Почему бы нет. Спасибо. Наполнив большой, похожий на чашу бокал, он передал его мне, и я сделала глоток на пробу. Великолепный напиток, свежий, прохладный; пузырьки сразу защекотали нос. Он благодушно махнул рукой в сторону блюд. – Угощайтесь. Фэрфакс превосходный повар. – Я знаю, но уже поела, спасибо. – Как хотите. – Мистер Рочестер выбрал холодные ребрышки, и собаки заскулили от нетерпения. Он скормил по ребрышку овчаркам, сначала то ли Микки, то ли Минни. Затем сам обгрыз свое и бросил косточку, но не через плечо в камин, как я почти ожидала, а обратно на тарелку, и вальяжно откинулся на спинку одного из диванов, стоящих напротив друг друга. – Ну, не стойте там. Садитесь. Я замерла неподвижно. – Да бога ради! Пожалуйста, садитесь. И можем мы, пожа-алуйста, пропустить эти любезности? Мне нравится говорить все как есть, и я жду того же от всех. Очень сомневаюсь – во всяком случае, во второй части. Но в любом случае было как-то неловко стоять, возвышаясь над ним, когда он сидел. Я опустилась на ближайший стул. Мужчина окинул меня внимательным взглядом непроницаемых черных глаз. – Так вы все-таки настоящая. Получается, он меня узнал. – А вы сомневались? – Должен признать, уверен не был. То, как вы появились из тумана, вы и ваше призрачное животное. Будто от какого-то непонятного заклинания. И, конечно, я только что упал и ударился головой, так что не мог ясно мыслить. – Самой себе я кажусь вполне реальной, если это поможет. – Не особо. – Он не отводил взгляда. – Как ваша лодыжка? – рискнула спросить я. – Не сломана, не… ничего страшного? – Чертовски болит. Так что, если хотите еще продлить себе жизнь за мой счет, валяйте, смейтесь. Я подавила смешок. – Нет, спасибо, обойдусь. Но почему бы вам не снять эти ботинки, почувствуете себя лучше. Мистер Рочестер бросил взгляд на ноги, будто они упрямо жили своей жизнью и самостоятельно облекли себя в плотную кожу. Он сел и принялся стягивать левый ботинок, морщась от боли. – Погодите, давайте помогу. – Я поднялась и направилась к нему. – Не подходите! Собаки зарычали. Вздрогнув, я опустилась обратно на свое место, чувствуя, как от злости быстрее забился пульс. И что же, по его мнению, я собиралась сделать? Он стащил ботинок с левой ноги, затем с правой и снова развалился на диванных подушках, для разнообразия переведя взгляд на меня. Смотреть в ответ уже было легче. На свету он казался еще красивее, чем в темноте: искусственное освещение подчеркивало линию его лба и неопрятную бороду. Он снял кожаную куртку в стиле молодого Брандо и теперь сидел в белой футболке с кармашком на груди и небольшой прорехой на плече, напоминая того же Брандо из «Трамвая „Желание“». В голове мелькнула картинка, как он запрокидывает голову и кричит: «Стелла-а-а!» Пришлось подавить еще смешок. – И как вам здесь, нравится? – заговорил хозяин дома. – Очень. Здесь невероятно красиво. – Та хижина вам подходит? Вы же не ожидали ничего изысканного? – Нет. То есть я не знала, чего ожидать. Но коттедж очень удобный и просто очаровательный. – Это просто лачуга. Вновь повисло молчание. Теперь тишину нарушала лишь Эми Уайнхаус и ее Will You Still Love Me Tomorrow, с низким и несколько зловещим барабаном, звучащим как стук сердца.