Она вздрогнула и, привлекая его к себе так близко, как будто боялась, что он исчезнет в этой страшной, черной пропасти, чуть слышно прошептала: — Ни за что на свете!.. Не смейте даже думать об этом!.. Я там не хозяйка… все подземелье принадлежит «Ему»… — Значит, он там и живет? — сурово спросил Рауль, не спуская с нее пристального взгляда. — Я вам этого не говорила… Откуда вы это взяли?.. Пойдемте дальше… Знаете, мне иногда кажется, что вы сходите c ума… Вам постоянно чудятся какие-то невероятные вещи. Пойдемте же, пойдем!.. И она насильно тянула его в сторону. Вдруг чья-то невидимая рука так быстро захлопнула люк, что они едва могли прийти в себя от неожиданности. — Может быть это он? — опомнился, наконец, Рауль. Она пожала плечами. — Нет! нет! Это дежурные сторожа, — сказала она, далеко не уверенным голосом. — Здесь есть специальные сторожа, которые должны закрывать люки и двери, ну вот они и проводят все свое время только в том, что открывают их и закрывают. — А если это был он, Кристина? — Да нет же, нет, он у себя, он работает… — Работает?.. — Да. Не может же он в одно и тоже время и работать, и закрывать люки. Мы можем быть спокойны… Она вздрогнула. — Чем же он занят? — Ужасной работой! Поэтому мы и можем быть спокойны. Когда он ею занят, он ничего не видит, не ест, не пьет, не дышит целыми днями и ночами. Это тогда живой мертвец, которому некогда заниматься пустяками. Она нагнулась к люку и прислушалась… Рауль молчал, боясь звуком своего голоса нарушить драгоценную нить её рассказа. Она все еще продолжала обнимать молодого человека, и глубокий вздох вырвался из её груди. — А что если это действительно он!.. — Вы его боитесь? — робко спросил ее Рауль. — Нисколько, ничуть, — торопливо сказала она и с удивлением посмотрела на Рауля, так как тот, поддаваясь внезапно охватившей его жалости к этому слабому, робкому существу, вдруг сделал такой угрожающий жест рукой, как бы говоря: — «не бойтесь, я сумею вас защитить», — что она невольно залюбовалась этим благородным, но, увы, бесполезным порывом. Она поцеловала его, как сестра целует маленького братишку, собравшегося защищать ее от всех случайностей жизни своим крохотным кулачком. Рауль понял её мысль, и краска залила его лицо. После этого случая, они нескольких дней не ходили в сторону люков. Но по мере того, как приближалось время разлуки, волнение Кристины делалось все заметнее. Наконец, в один прекрасный день, она пришла такая бледная, с покрасневшими от слез глазами, что Рауль не выдержал и поставил ей в условие, что он уедет на северный полюс только в том случае, если она откроет ему тайну «голоса». — Молчите! Ради Бога молчите! Он может вас услышать! — в ужасе воскликнула девушка, озираясь по сторонам. — Я вас вырву из его власти, Кристина, клянусь вам. И что самое главное, вы перестанете о нем думать. — Разве это возможно? Эти слова ободрили молодого человека. — Я вас спрячу так далеко, что он вас не найдет. Вы будете спасены, и я спокойно уеду, так как вы дали слово никогда не выходить замуж. Она, не помня себя от радости, горячо пожала ему руку, но минуту спустя опять стала беспокойно оглядываться. — Пойдемте выше, — зашептала она, увлекая его за собой, — как можно выше! Он едва за ней поспевал. Таким образом они скоро очутились под самой крышей, в лабиринте стропил, козел и переборок, и перескакивая с балки на балку, стали пробираться еще выше. Несмотря на то, что Кристина ежеминутно оглядывалась, она не замечала, как за ними по пятам бесшумно скользила чья-то темная, длинная тень, то останавливаясь, когда они замедляли шаги, то стремительно бросаясь вперед, чтобы не упустить их из виду. Глава 12 Наконец они очутились на крыше. Перед их взорами раскрывалась величественная панорама Парижа. Кристина облегченно вздохнула и, взявшись за руки, молодые люди пошли бродить по длинным цинковым улицам и чугунным аллеям, заглядывая в наполненные водой резервуары, где обыкновенно летом барахтаются и плещутся маленькие воспитанники балетных классов. Тень, как огромная черная птица, медленно поползла за ними, прячась за выступами куполов, обвиваясь вокруг бассейнов и причудливо удлиняясь на перекрестках железных улиц. Между тем молодые люди, не подозревая о её присутствии, спокойно уселись у подножия огромной статуи Аполлона, простирающего высоко в пространстве свою бронзовую лиру. Наступал теплый весенний вечер… Последние, лучи заходящего солнца золотили едва зеленеющие верхушки деревьев, и легкие розоватые облака, как прозрачные ткани, бесшумно скользили по бледнеющему небу. Кристина заговорила: — Скоро и мы тоже умчимся отсюда, умчимся скорее и дальше, чем эти облака… И знаете, Рауль, если в ту минуту я не соглашусь последовать за вами добровольно, вы должны меня увезти силой, понимаете, силой! При этих словах она нервно прижалась к Раулю. Тот был поражен. — Вы боитесь, что не выдержите характера, Кристина? — Не знаю… — уклонилась она от ответа. — Это настоящий демон! Она вздрогнула и прижалась к нему еще ближе. — Мне страшно к нему вернуться!.. — И не надо, не возвращайтесь. — Вы не знаете… Если я не вернусь, произойдет непоправимое несчастье. Но я не могу… Я знаю, что надо жалеть всех, кто живет «под землей». Но он так страшен! А время идет… Еще один день, только один день, и если я не приду, он сам за мной придет и увлечет меня к себе, в подземелье, встанет передо мной на колени! О! эта мертвая голова! Будет говорить мне о любви и будет плакать… Ах, Рауль! Если бы вы видели слезы, капающие из двух черных впадин!.. Я не могу их переносить, не могу… Она в отчаянии заломила руки. Взволнованный Рауль нежно прижал ее к сердцу. — Вы их больше не увидите, Кристина, нет. Бежим, бежим сейчас! — Нет! — печально покачала она головой… — Сейчас нельзя. Это было бы слишком жестоко… Пусть он еще завтра услышит мое пение, а потом уедем! Ровно в полночь вы придете за мной в гримерку. В это время он будет меня ждать в столовой у озера. Нам никто не помешает, и вы меня увезете… что бы я ни говорила, как бы я ни отказывалась… клянитесь мне в этом, Рауль! Потому что я чувствую, что если я опять «туда» попаду, я никогда не вернусь назад… Вы не можете этого понять… Она вздохнула, и как бы в ответ на это, совсем около них, рядом, раздался чей-то другой вздох. — Вы слышали? Она дрожала всем телом. — Нет, — успокоил ее Рауль, — я ничего не слышал. — Разве не ужасно быть вынужденной постоянно бояться… Между тем как мы здесь в полной безопасности, мы у себя дома, на небе, кругом светло, светит солнце, а ночные птицы не выносят его лучей. И «его» никогда не видела при дневном свете. Он должен быть ужасен! — пробормотала она, испуганно глядя на Рауля. — Когда я увидела его в первый раз, я думала, что он тут же умрет… — Почему? — спросил Рауль, захваченный жгучим интересом её рассказа. — Почему вы думали, что он умрет? — Потому что я его увидела!!! Вдруг они оба обернулись. — Здесь кто-то стонет, — сказал Рауль. — Вы слышали?! — Я ничего не могу сказать, — призналась Кристина. — Даже когда «его» тут нет, мне повсюду чудятся его вздохи… Но если слышали вы… Они встали и огляделись вокруг себя. На всем огромном пространстве крыши кроме них не было никого. Они опять сели. — Как же вы его увидали в первый раз? — спросил Рауль. — В течение трех месяц, я его только слышала. Когда я его услыхала впервые, я подумала, так же как и вы, что это дивное пение доносится ко мне из соседней комнаты. Я вышла в коридор и стала искать, кто бы это мог петь, но как вы знаете, моя комната находится в стороне от других, поэтому я скоро убедилась, что таинственный певец поет именно у меня в комнате. Мало того, он не только пел, он начал разговаривать и отвечать на мои вопросы удивительно красивым и мягким мужским голосом. Как было объяснить подобное явление? Первая мысль, пришедшая мне в голову, была об «Ангеле музыки», которого мне обещал прислать мой покойный отец. Я вам признаюсь в этом, Рауль, потому что вы сами когда-то, будучи ребенком, верили вместе со мной в эту легенду, и теперь не подымете меня на смех, Я все еще, несмотря на мой возраст, оставалась маленькой мечтательной Лотт, с таким чистым, наивным сердцем, что услыхав этот таинственный, чарующий голос, я ни одной минуты не усомнилась в том, что это и есть «Ангел музыки». Отчасти в этом, конечно, виновата и моя приемная мать, от которой я не скрыла этого непонятного явления. Она сразу сказала: «Это, наверное, Ангел; во всяком случай ты можешь его об этом спросить». Я так и поступила, и «голос» мне ответил, что он действительно посланный моим отцом «Ангел музыки». С этой минуты я перестала его бояться, и мы стали друзьями. Он мне сказал, что послан на землю для того, чтобы посвятить меня в тайны великого искусства, и предложил давать мне уроки пения. Я с восторгом согласилась и каждое утро, ровно в 8 часов, я уже бывала у себя, где нас никто не мог потревожить. Вы спросите, что это были за уроки? Вы ничего подобного не можете себе представить. — Ну, еще бы! — подтвердил молодой человек. — На чем же он вам аккомпанировал? — На каком-то незнакомом мне инструменте, помещавшемся где-то за стеной. Но удивительнее всего было то, что «голос» как будто знал, на чем прервались уроки моего отца, и начал со мной заниматься по его же методу, благодаря чему я сразу воскресила в памяти все пройденное и в скором времени сделала такие блестящие успехи, для которых при других условиях потребовались бы целые годы. Имейте в виду, что у меня была слабая грудь и короткое дыхание, вследствие чего, при довольно тусклом медиуме, у меня были плохо развиты низкие и слишком резки верхние ноты. Моему отцу, после долгих усилий, удалось было избавить меня от этих недостатков, но окончательно их искоренил только «голос». Мало по малу у меня так развилось дыхание, что я стала, почти шутя, брать самые высокие ноты, что дало мне возможность петь все сопрановые партии. Мало того, мой таинственный учитель зажег во мне священный огонь вдохновения, пробудил любовь к красоте, увлек горячей волной божественного экстаза, и его полная гармонии душа как будто вселилась в меня и стала петь моим голосом. Через несколько недель я не узнавала своего пения. Я даже испугалась, у меня мелькнула мысль: нет ли тут колдовства, но мадам Валериус меня успокоила. Согласно желанию «голоса» о моих успехах не знал никто кроме моей приемной матери. И странное дело, выйдя из гримерной, я пела своим обыкновенным голосом, благодаря чему никто не догадывался о происходившей во мне перемене. Я беспрекословно слушалась «голоса». Он мне говорил: «Подождите, вы увидите, мы поразим весь Париж». И я ждала. Я была в состоянии какого-то гипноза. Как раз в это время я в первый раз увидела вас в театре. Я была так обрадована, что не могла скрыть своей радости. К несчастью, когда я вошла к себе в комнату, там уже был «голос», который сейчас же заметил, что со мной что-то случилось, и спросил в чем дело. Я простодушно рассказала ему историю нашего знакомства, не скрыв и того, как вы мне дороги. Едва я кончила говорить, как голос замолк. Напрасно я его звала, молила сказать хоть одно слово, он не отвечал. При мысли, что он замолк навсегда, мною овладело отчаяние. О! если бы это действительно случилось… Я вернулась домой и вся в слезах бросилась на шею к мадам Валериус. Она огорчилась не меньше, чем я и, выслушав мой рассказ, воскликнула: «Очень просто! Он ревнует»! Тут я впервые поняла, что я вас люблю!.. Кристина на минуту остановилась. Она положила голову на плечо Рауля и оба они молчали, охваченные таким волнением, что даже не заметили, как в нескольких шагах от них шевельнулась огромная черная тень и как страшная, черная птица подползла к ним так близко, что, казалось, вот-вот она их задушит крыльями. — На другой день, — опять начала Кристина, — я пришла в свою гримерку с разбитым сердцем. «Голос» меня уже ждал. Увы, мой друг, он был очень печален и объявил мне, что если я отдам кому-нибудь на земле свое сердце, то ему ничего не останется, как только вернуться на небо. Это было сказано с выражением такого человеческого, земного страдания, что я не понимаю, как я тогда же не обратила на это вниманье. Но моя вера в существование «Ангела» была в то время еще настолько сильна, что я не могла себе представить, что со мной будет, если я перестану слышать голос. Что касается моего чувства к вам, то я даже не знала, помните ли вы меня, да и, наконец, ваше положение запрещало мне даже мечтать о браке с вами. В силу всех этих рассуждений, я поклялась «голосу», что вы для меня были, есть и будете только братом, и что вообще мое сердце свободно от земной любви. И вот почему я не только избегала с вами встречи, но, сталкиваясь с вами на сцене, делала вид, что вас не узнаю. Между тем мои уроки продолжались. Я вся отдалась звукам, это был какой-то бред, какой-то божественный гимн вдохновения. И однажды голос сказал: «Теперь пора! Кристина Даэ, пусть люди послушают, как поют на небесах». И настал парадный спектакль. Как это случилось, что Карлотта отказалась петь, почему именно я должна была ее заменить, я и теперь не понимаю. Но я пела, пела с таким увлечением, как будто летела на крыльях; был один момент, когда мне показалось, что моя душа расстается с телом.