Никто лучше его не умеет закидывать «Пенджабскую петлю». Когда во времена «Розовых зорь Мазендерана», маленькая султанша, вдоволь насмеявшись его шуткам, просила его позабавить ее каким-нибудь страшным зрелищем, он показывал ей свое искусство закидывать петлю. Он выходил на двор, куда также приводили пленного воина, по большей части приговоренного к смерти, вооруженного пикой и шпагой. Эрик держал в руках только веревку, и обыкновенно в тот момент, когда противник намеревался сразить его решительным ударом, он накидывал петлю и минуту спустя уже волочил свою жертву по земле, перед окнами аплодирующей султанши. Маленькая султанша тоже научилась этому искусству и задушила таким образом нескольких служанок и даже, пришедших к ней в гости, подруг. Но лучше об этом и не вспоминать. Мне пришло это на ум только потому, что очутившись с виконтом де Шаньи в подземельях, мы должны были ежеминутно опасаться быть задушенными. Пистолеты были уже теперь не нужны, так как если Эрик не встретил нас в коридоре у потайной двери гримерной, значит, он больше не покажется, что, однако, далеко не устраняло возможности удушения. Я не имел времени объяснить все это виконту де Шаньи, что, пожалуй, было и к лучшему, так как зачем было преждевременно смущать его перспективой Пенджабской петли, и ограничился только тем, что велел ему держать руку на уровне глаз, в позе стрелка, ожидающего команды «пли». В таком положении никакая петля не достигает цели, так как вместе с шеей она затягивает и руку, благодаря чему от нее легко освободиться. Удачно избежав встречи с полицейским комиссаром, сторожами и пожарными, мы очутились в третьем подземелье, между декорациями «Короля Лагорского». Я отодвинул камень и мы, скользнув в образовавшееся в стене отверстие, оказались в жилище Эрика, которое он окружил тройными стенами. Надо заметить, что Эрик был во время постройки здания Парижской Оперы одним из главных подрядчиков по каменным работам, и когда, во время осады Парижа и Коммуны, работы были приостановлены, он продолжал работать без архитектора, втихомолку. Я слишком хорошо знал Эрика, чтобы надеяться раскрыть все его изобретения. Я познакомился с его работами еще в Персии, где из самого буржуазного дворца он сделал какое-то обиталище дьявола, где нельзя было произнести ни одного слова без того, чтобы оно сейчас же не было передано эхом. А люки. Сколько они породили семейных драм, сколько кровавых трагедий! Не говоря уже о том, что в выстроенных им дворцах никогда нельзя было знать, где именно находишься. Одним из самых его любопытных и вместе с тем страшных изобретений была постройка «комнаты пыток». За исключением редких случаев, когда маленькой султанши приходило в голову кого-нибудь помучить, туда допускались только осужденные на смертную казнь. И если кто-нибудь из них не выдерживал пыток, ему предоставлялось право покончить с собой посредством, лежавшей у подножия железного дерева, Пенджабской петли. Каков же был мой ужас, когда я убедился, что виконт де Шаньи и я попали именно в такую комнату пыток, точную копию с той, которая была в «Розовых зорях Мазендерана». У наших ног лежала «Пенджабская петля», вероятно, та же самая, которой был задушен Жозеф Бюкэ. Он, надо думать, также как и я, случайно открыв потайной ход из третьего подземелья, захотел в свою очередь спуститься и попал прямо в «комнату пыток», где и свел счеты с жизнью. Эрик, желая избавиться от трупа, вынес его наверх и повесил между декорациями «Короля Лагорского», но затем, боясь оставлять в руках судебной власти, сделанную из кошачьих кишок, Пенджабскую петлю, которая могла бы вызвать всякого рода подозрения, он вернулся и унес ее с собой. Таким образом, и объясняется исчезновение веревки, на которой повесился Жозеф Бюкэ. При виде этой веревки, лежавшей теперь у наших ног, холодный пот выступил у меня на лбу. Маленький потайной фонарь, при помощи которого я старался ориентироваться, задрожал у меня в руках. Господин де Шаньи это заметил. — Что с вами? — спросил он. Я, не помня себя от волнения, сделал ему знак молчать, так как во мне еще теплилась надежда, что может быть Эрику неизвестно, что мы тут. Но, увы! Даже это не могло обещать нам спасения, так как весьма возможно, что пытки могли начаться сами собой, автоматически. Может быть, для этого достаточно какого-нибудь одного нашего движения. Я приказал моему спутнику не двигаться с места. Вокруг нас стояла какая-то давящая тишина. А красный огонек фонаря перебегал с места на место и при его слабом, мерцающем свете, я все яснее и яснее различал знакомые мне предметы. Глава 19 Мы находились в центре небольшой шестиугольной комнаты, все стены которой сверху донизу представляли собой одно сплошное зеркало. В одном из углов возвышалось большое железное дерево, гостеприимно протягивавшее свои ветви каждому, кто имел желание… повеситься. Я схватил виконта де Шаньи за руку. Он был до того взволнован, что мне так и казалось, что вот-вот он не выдержит и сломя голову бросится на поиски своей невесты. Вдруг слева от нас послышался какой-то шум. Как будто открыли и опять захлопнули дверь. Вслед за этим раздался тихий стон. Я еще сильнее сжал руку виконта. — Одно из двух: или свадьба, или похороны! Я узнал голос Эрика. Снова послышался стон, после чего настало долгое молчание. Теперь я был уже уверен, что Эрик не знал о нашем присутствии в «комнате пыток», иначе он бы не допустил, чтобы мы были свидетелями его разговора, для чего стоило только закрыть, выходившее сюда, потайное окошко, из которого любители сильных ощущений могли любоваться на пытки, а кроме того, я был убежден, что, знай он только, что мы здесь, сейчас бы начались пытки. — Похороны — слишком печальный обряд, — снова раздался голос Эрика, — но зато свадьба! Какое великолепие! Во всяком случае надо же на что-нибудь решиться! Я не могу продолжать эту ужасную жизнь в подземелье. Мой «Торжествующий Дон-Жуан» окончен, и я тоже хочу пользоваться жизнью. Я, как и всякий простой смертный, хочу иметь жену, хочу гулять с ней по улицам. Я изобрел такую маску, что ничем не буду отличаться от других. Ты будешь самая счастливая из женщин. И мы будем целые дни проводить в пении и музыке. Ты плачешь? Ты меня боишься? Разве уж я такой дурной человек? Попробуй меня полюбить и ты увидишь, как я переменюсь! Если бы меня кто-нибудь, когда-нибудь любил, я не был бы таким злым. Полюби меня и я буду кроток, как ягненок, все твои желания будут для меня законом. Мало-помалу стоны, сопровождавшие эти слова, делались все громче и громче и к нашему большому удивлению мы поняли, что это стонет сам Эрик. Что же касается Кристины, то она, должно быть, молчала, охваченная ужасом при виде этого нечеловеческого страдания. А стоны все росли и росли. — Ты меня не любишь! Ты не любишь меня! Ты не любишь! — с каким-то суровым отчаянием трижды повторил он. Вдруг его голос смягчился. — Зачем ты плачешь? Ты же знаешь, что я не могу переносить твоих слез… Опять настало молчание. Каждый раз нас охватывала надежда: не ушел ли он? Нам было необходимо предупредить Кристину Даэ о нашем присутствии, так как мы могли выйти из комнаты пыток только при её содействии, оставаясь же здесь, мы были бессильны оказать ей помощь. Вдруг царившую вокруг нас тишину нарушил резкий электрический звонок. За стеной послышалось движение, и раздался громовый голос Эрика: — Звонят! Пожалуйста, входите!.. — он зловеще рассмеялся. — Это еще кто сюда лезет? Подожди!.. Я сейчас прикажу сирене открыть тебе дверь!.. Послышались удаляющиеся шаги и стук закрываемой двери. Я ни минуты не задумался над тем, куда и зачем пошел Эрик, какое новое злодеяние задумало это чудовище, я понимал только одно: он ушел, Кристина одна! — Кристина! Кристина! — уже звал ее виконт де Шаньи. Принимая во внимание, что к нам долетал из соседней комнаты каждый звук, можно было предположить, что от нас туда также все было слышно, а между тем виконт должен был несколько раз повторить имя Кристины, прежде чем до нас долетел её слабый голос: — Это сон? — Нет, нет, Кристина, это я, Рауль! Молчание. — Отвечайте же, Кристина!.. Если вы одна, отвечайте мне, ради всего святого! — Рауль! — нерешительно прошептала Кристина. — Да, да! Это я! Вы не бредите! Мы пришли вас спасти… но ради Бога будьте осторожны… Когда вы услышите его шаги, предупредите нас… — Рауль!.. Рауль!.. Она заставила его повторить еще и еще раз, что это действительно не сон, что Рауль тут, вместе с преданным человеком, открывшим ему тайну этого жилища. Но скоро её радость сменилась ужасом. Она стала требовать, чтобы Рауль немедленно ушел, так как, если только Эрик узнает о его присутствии, он его сейчас же убьет. Затем она сообщила, что Эрик совсем помешался от любви, и грозит ей убить «и себя и всех на свете», если она не согласится с ним обвенчаться. Он будет ждать её ответа до одиннадцати часов завтрашнего вечера. Это крайний срок. Она должна выбирать, как он сказал, между похоронами и свадьбой. Причем он произнес фразу, которую она не поняла: «одно слово: да, или нет; и если «нет», то пусть весь мир пропадает»! К сожалению, я отлично понимал смысл этой фразы, отвечавшей, как нельзя лучше, на все мои опасения. — Не можете ли вы нам сказать, где Эрик? Она ответила, что вероятно его в комнатах нет. — Не можете ли вы в этом убедиться? — Нет!.. Я связана и не могу сделать ни одного движения. При этом известии виконт де Шаньи, и я не могли удержаться от крика негодования. А нам было так необходимо её содействие! — Но где же вы находитесь? — опять заговорила Кристина. — У меня в комнате только две двери: одна, в которую входит и выходит Эрик, и другая, которую он никогда при мне не открывал и до которой запретил дотрагиваться, потому что это, как он говорил, дверь пыток! — Мы как раз за этой дверью!.. — Значит вы в комнате пыток? — Да, но мы не видим двери. — Ах, если бы я могла до нее добраться! Я бы постучала, и вы поняли бы, где она находится!.. — Она запирается на замок? — Да. Очевидно, подумал я, с той стороны она закрывается на ключе, как и всякая дверь, но отсюда ее можно открыть только посредством, пружины и противовеса, которые найти будет нелегко. — Мадемуазель, — сказал я, — необходимо, чтобы вы так, или иначе открыли эту дверь. — Но каким образом? — в голосе несчастной послышались слезы. Затем до нас долетел какой-то шорох, очевидно Кристина старалась освободиться от связывающих её пут… — Нас может спасти только хитрость, — продолжал я. — Надо достать ключ от этой двери. — Я знаю, где он находится, — едва переводя дыхание от сделанных ею усилий, прошептала Кристина. — Но я так крепко связана… О! Негодяй!.. негодяй!.. — Где же ключ? — спросил я, приказав де Шаньи молчать и предоставить действовать мне, так как нам была дорога каждая минута. — Здесь в комнате, около органа, вместе с маленьким бронзовым ключиком, до которого он мне также запретил дотрагиваться. Они оба в маленьком кожаном мешке, который он называет: «мешок жизни и смерти». Рауль!.. Рауль!.. Бегите отсюда прочь! Здесь все полно ужаса и тайны… При виде вас Эрик окончательно потеряет рассудок. Когда я подумаю, что вы в комнате пыток!.. Уходите скорей тем же путем, как и пришли! Недаром же эта комната носит такое страшное название! — Кристина, — сказал молодой человек, — я не уйду отсюда без вас. Если мне не удастся вас спасти, я умру вместе с вами. — От нас самих зависит выбраться отсюда благополучно, надо только сохранять хладнокровие, — сказал я. — Зачем он вас связал, мадемуазель, ведь вы и без этого не можете от него сбежать? — Я хотела убить себя. Пользуясь его отсутствием (он должен был, судя по его словам, побывать у своего банкира), я решила покончить с собой и, вернувшись, он нашел меня окровавленной, так как я разбила себе об стену голову. — Кристина!.. — зарыдал несчастный Рауль.