Неужели светошумовые? Очень похоже… Обычно такие вещи применяются, когда нужно быстро деморализовать вооружённого противника и сократить дистанцию, а значит, уже прямо сейчас на нас должны нестись бойцы из торкской группы захвата. Мысли о скором нападении подстегнули все мыслительные процессы, а адреналин буквально забурлил в крови, заставив откатиться и вскочить на месте, оценивая обстановку… Ну, так и есть! Прямо через кусты к нам в расщелину уже врывались шесть человек в необычных для этой войны, дорогущих и доступных только у забугорных буржуинов, маскировочных костюмах, очень сильно напоминающих земные «Кикиморы». Такой костюм – вещь весьма эффективная, но вот для побегушек – и особенно для рукопашного боя – очень неудобная. Поэтому у меня был небольшой, но всё же шанс отбиться от этих ухарей, хотя в этом – судя по тому, как они ловко перемещаются и, разбившись на пары, приближаются – я уже начал сомневаться. Поднять карабин или воспользоваться пистолетом я не успевал, поэтому, снова отскочив в сторону, выхватил из разгрузки неплохой штурмовой нож – чем-то напоминающий смесь кукри[13] и «Дикобраз-3»[14] – и бросился в бой, вспоминая всё, чему меня учили и на Земле, и в Академии, а особенно – что касалось столкновения с превосходящим по численности противником. Я сделал прыжок в сторону, насколько это возможно, нарушая боевой порядок нападающих и чуть нагнулся, пропуская над головой замотанный камуфлированными тряпками приклад штурмового карабина, который, по идее, должен был меня оглушить или хотя бы сбить с ног. Хо-о-о-о! Сделал на выдохе рубящий удар ножом по незащищённой руке, почти под самой подмышкой, и любитель подраться прикладом карабина, упав на землю и выронив оружие, заорал от боли, пытаясь среди лохмотьев маскхалата нащупать глубокую рваную рану. Сделано – этот выбыл… Основное правило ножевого боя следующее: такие колющие удары в жизненно важные органы, чтобы просто снести противника – очень трудно нанести. Да и в пылу боя, когда в крови много адреналина, боль от раны, даже смертельной, не всегда останавливает поединок, поэтому профессионалы стараются именно рубить, рассекать мышцы и сухожилия, полностью нарушая моторику врага. Идущий следом боец не успел среагировать на изменение обстановки и просто попытался ударить меня ногой в живот. В маскхалате такое не так уж и легко выполнить, поэтому сам удар получился очень неуклюжим. Сделав шаг в сторону и пропустив противника мимо себя, с выдохом, вложив всю силу в удар, я тут же рубанул ножом с оттяжкой по так удачно подставленному бедру. Вскрик – и лохматая фигура, сделав шаг на повреждённую ногу – которая сразу же подломилась – упала у меня за спиной на землю. Но на этом моё везение закончилось – близкий разрыв мины на мгновение отвлёк моё внимание, и я тут же пропустил сильный удар по почкам. Боль… Я всё же попытался устоять на ногах, но второй удар под колено свалил меня на землю, а сверху на меня тут же навалились две фигуры в лохматых маскхалатах – ну явно ребята натасканы работать в группе. Мой нож отлетел куда-то в сторону, и, фактически оказавшись обезоруженным, я всё-таки успел кулаком засветить в ухо одному лохмастику, но тут же мою руку перехватили и вполне профессионально начали выкручивать. Всё, вроде влетел по полной программе – в такой ситуации даже инопланетные штучки не помогут, хотя… Если крутят руки – значит, нужен им живым… Бросил отчаянный взгляд на Орина, не надеясь на что-то хорошее – так и есть: раненый ополченец, свернувшись в позу эмбриона, вздрагивал от каждого удара тяжёлыми рифлёными ботинками, которыми его награждали ещё двое оставшихся штурмовиков. Судя по виду, окровавленной форме и тому, как его движения с каждым ударом становились всё тише и слабее – осталось ему жить считанные минуты. Это было понятно не только мне, но и лохматым бойцам, которые отошли от умирающего и на мгновение замерли, ожидая или команды или решая, что делать дальше. Но затем… Орин резко повернулся на спину, рывком разогнулся, и на его бледном и залитом кровью лице появилась злобная, но при этом радостная улыбка, которая сделала его лет на двадцать моложе – в каждой руке у него было по гранате. Подняв над собой руки, он демонстративно ослабил хватку, и две чеки с хлопками отлетели в сторону. За те три секунды, которые оставались до взрыва, он, вложив все оставшиеся силы в своё последнее в этой жизни движение, закричал, чтоб перекрыть шум артиллерийской канонады: – Рысь! Отомсти за меня и за сына! Ты смож… Нападавшие, шокированные такой картиной, просто замерли, не веря своим глазам. Бу-бум! Сдвоенный взрыв раскидал и тех, кто стоял возле Орина, и тех, кто занимался моей скромной персоной, да и мне досталось несколько небольших осколков, вызвавших острую вспышку боли. Но я-то лежал, а они стояли и, конечно, огребли по полной. Мгновение спустя, отбросив с себя хрипящее тело, я просто катнулся в сторону – не обращая внимания на острую боль в плече, подхватил с земли потерянный нож и бросился в новую атаку на раненого и деморализованного врага. Как и ожидал, на наёмниках – а это были точно они – под маскхалатами были надеты лёгкие противоосколочные бронежилеты, поэтому мне нужно было закончить бой, пока они не пришли в себя. Короткий взгляд – результат взрывов не такой уж и плохой… Орин, молодец, поднял гранаты прямо над собой на вытянутых руках, и, соответственно, разлёт осколков получился таким, что основная масса пришлась по стоявшим рядом боевикам. Один из них просто лежал, не подавая признаков жизни, а второй катался по земле, хрипя и зажимая руками горло, из которого хлестала ярко-красная артериальная кровь. «Ну, эти вроде пока не опасны…» – автоматически отпечаталось в мозгу. А быстрый взгляд в сторону тех, кто пытался меня связать, наткнулся на чуть обескураженного, но фактически целого и невредимого противника. Второй лохматый стоял на коленях и тряс головой, шаря по земле в поиске оружия. Пропустив вяленький удар контуженого противника ногой, делаю взмах ножом. Мимо… А противник не так уж и плох… Опять шаг в сторону – и чуть-чуть не получил в ответ быстрый и хорошо поставленный колющий удар ножом. Пока мозг пытался осознать происходящее и выработать решение, тело на рефлексах делало своё дело: я снова ушёл с линии атаки и, сокращая дистанцию с противником, нанёс рубящий удар по руке с ножом. Хук! Дотянулся! Броник-то у него есть, но вот руки явно не защищены, и глубокая рана тому доказательство. Ещё шаг вперёд – и короткий колющий удар в горло. Нож почти не ощутил сопротивления, но я почувствовал, что хорошо попал, поэтому, пройдя мимо падающего противника, подскочил ко второму, который уже почти очухался и наводил на меня ствол своего карабина. Удар ногой по стволу на мгновение опередил выстрел – пуля ушла куда-то в сторону, – а мой нож нашёл незащищённую шею. Последний противник, так и не поднявшийся с колен, завалился на спину, повернулся на бок и задёргал ногами в предсмертных конвульсиях. Вроде всё… Я быстро осмотрел импровизированное поле боя – только трупы… Неужели всё? Ага, сейчас! Пока я тут лежал и танцевал с ножиком, на поле всё полностью поменялось – торки перемешали с землёй все передовые позиции ополчения и силами не менее чем усиленного батальона при поддержке двенадцати танков и восьми бронетранспортёров быстро двигались в нашу сторону, предварительно пропахав несколько проходов с помощью местного аналога системы разминирования типа «Змея Горыныча». Противник шёл четырьмя компактными группами, каждая из которых, видимо, имела определённую, чётко поставленную задачу, что говорило о тщательной проработке деталей при планировании операции. Прямо на те заросли, где в данный момент пряталась моя скромная персона, двигались три танка и, судя по нашивкам с черепами, около четырёх десятков великолепно экипированных бойцов какого-то нацбатальона, которые, как правило, очень редко участвовали в боях, всё больше развлекаясь в карательных акциях. Раз они сюда полезли, то руководство мауринцев хочет быть полностью уверенным в исполнительности своих солдат, а то в последнее время мауринские военные – в большинстве своём просто отмобилизованные и ничему не наученные люди – не сильно-то и хотят воевать. Ой, как интересно… Я могу быть хоть трижды крутым космическим боевиком, но без высокотехнологических спецсредств в такой ситуации у меня не было никакой возможности отбиться, ну разве что – лихо удрать. Хотя место, где нас с Орином попытались перехватить, было выбрано с умом – все подходы к нему со стороны прорвавшихся мауринских нациков великолепно просматривались и, конечно, простреливались, так что и шанса просто сделать ноги у меня уже не было… Очень странно: положение опять фактически безвыходное, а я не испытываю никакого страха, только очередная констатация факта, что попал – и всё. Эмоций – минимум… Мозг быстро проанализировал сложившуюся ситуацию, выдал соотношение сил, качественный состав противника и возможные действия. Ни дрожи в коленях, ни спёртого дыхания, ни мыслей о потерянной молодости, ни холодной испарины на лбу… Ни-че-го! Пока я какой-то частью мозга пытался осознать, как такое может быть, другая часть, более конструктивная, уже всё просчитала: бежать не могу – сразу подстрелят, сдаваться – тем более не вариант, значит – опять воевать. Но эта же конструктивная часть выдала и другое: я не боюсь смерти, для себя я фактически уже давно умер, а сейчас просто дохаживаю выделенное высшими силами дополнительное время, а вот мои противники умирать не хотят: вон как по сторонам пялятся и быстро несутся, чтобы пересечь простреливаемое ополченцами пространство, дёргаясь при каждом близком взрыве. Поэтому – повоюем! Да и рисунок боя-то существенно изменился: миномётный обстрел, так долго прижимавший нас с погибшим Орином к этому леску, полностью прекратился, и со стороны позиций ополчения явственно слышались глухие хлопки выстрелов крупнокалиберной артиллерии, да и впереди, на территории, контролируемой карателями, уже что-то сильно горело в нескольких местах. Всполохи новых взрывов говорили о том, что торки не сумели всё предусмотреть и в данный момент получали весьма ощутимую и явно давно запланированную ответку. Но это там, а у меня на повестке дня было: три танка, чем-то отдалённо напоминающие наши Т-54 более поздних выпусков, два шестиколёсных бронетранспортёра и более сорока очень неплохо экипированных карателей. Чистенькие такие, суки, вылизанные, прям как с парада. Армейцы же, которые нам противостояли на этом участке фронта, снабжались по остаточному принципу и всегда выглядели как вооружённые босяки. Значит, что? А то – про мою душу руководство противника кинуло свою дорогостоящую элиту, в которую были изначально вложены значительные средства мауринских олигархов. Получая совершенно космические – по сравнению с мобилизованным мауринским мясом – гонорары, эти парадные вояки очень не любили умирать и по возможности старались избегать затяжных боёв, где их так называемый «профессионализм» сталкивался со святой ненавистью ополченцев, на землю которых пришли эти звери. Практически всегда – даже когда соотношение сил было примерно два к одному – новомауринцы одерживали победы… Я тут же подумал про себя: «Вояки неплохие, но умирать не любят. При качественном отпоре обязательно отвалят подальше, несмотря на, наверное, хорошую премию за мою голову…»