Часть 15 из 18 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Простая? – врач покачал головой. – Вы вот думаете, что вся сложность, как разрезать и как зашить? Что хирург – это тот, кто умеет резать и зашивать? Нет, товарищи, резать – да, надо уметь, а зашивают, как правило, помощники. Особенно если операция тяжелая. У хирурга знания по анатомии глубже, чем у терапевта. Я боялся того, что не вспомню расположение сосудов. Мог ведь запросто задеть крупный сосуд, и мы бы вашего товарища не спасли в этих условиях. Обильное кровотечение, и все. У хирургов навыки: где и в какой момент какой сосуд пережать, зажимы специальные, а я названий их уже не помню. Так-то вот!
– Ну что же, товарищ Артамонов, – серьезно сказал Шелестов. – От имени советского командования выражаю вам благодарность за спасение жизни бойца Красной армии, получившего ранение на фронтах Великой Отечественной войны. Я, как командир этого подразделения, доложу командованию о вашем подвиге и буду ходатайствовать о награждении вас государственной боевой наградой.
Врач торопливо поднялся, протер пальцами очки и неумело вытянулся перед своими гостями.
– Служу Советскому Союзу! – хрипло произнес Артамонов, и его глаза стали влажными.
Глава 9
Майснер, еще бледный, лежал на постели, устроенной ему в гроте. Дверь починили и завесили изнутри брезентом, найденным среди брошенного имущества карьера. Увидеть дверь было непросто, нужно углубиться в карьер и подняться на пятиметровую высоту. Раньше туда вела дорога, по которой подъезжали машины, но ее засыпало породой, когда рядом упала бомба.
– Держитесь, Карл, – сказал Сосновский, пожимая немцу руку. – За вами будет ухаживать врач. Думаю, что скоро сюда придут советские части. Мы сообщим о вас командованию, и вас вывезут в тыл.
– Я понимаю, что буду для вас обузой, – согласился немец. – Я слишком слаб, а вам, возможно, предстоит пробиваться с боем.
К Майснеру подошли по очереди Буторин, Шелестов, потом Коган. Немец улыбнулся, пожимая руку Борису, потом сжал ее сильнее.
– Вы мне не доверяли, я знаю, – повто– рил Майснер то, о чем уже говорил недавно. – Я знаю, что доверие нужно заслужить. Я никогда не думал, что буду с благодарностью пожимать руку еврею. Понимаете, Борис, нам теперь надо заслужить доверие и своего народа, и других народов, которым гер– манский нацизм принес столько горя. Надеюсь, умные люди поймут, что виновны не все немцы.
– Поймут, – кивнул Коган. – Человек по натуре добр и отходчив. Поймут и простят. Главное, чтобы вы приложили к этому руки и голову в дальнейшем.
Прощание с Артамоновым было не менее теплым. Старику также поочередно все пожали руку. Показываться возле дома не стали, чтобы гостей не увидела Мария и ее вездесущий молчаливый паренек Алешка.
– Будет трудно, но вы справитесь, – сказал Шелестов. – Трудно всем, на то она и война. В каждом она пробуждает те чувства и качества, что заложены природой. Вам теперь надо заботиться о троих, и все беспомощны, а вы немолоды. Я понимаю, что мы свалили на ваши плечи такую гору проблем. Ведь и Маша не должна узнать о раненом немце. Она же убьет его!
– Нет, напрасно вы так думаете, – покачал Артамонов головой. – Это она из-за ребенка тогда на Бориса с косой кинулась как тигрица. Это от страха, а не от ненависти. Перегорело в ней все, погибло. Это я как врач говорю вам. Ее лечить в психиатрической клинике надо или дома, но очень старательно, под присмотром специалиста. Может, и можно вернуть женщину в мир людей. Но мне легче живется, чем вам. Мне просто работы, забот прибавится, а вы вон жизнями рискуете, за вами смерть по пятам ходит, в пятнашки с вами играет. Удачи вам, товарищи!
Они шли почти всю ночь. То и дело по лесу мелькали фары проносившихся машин. Среди стволов от автомобильных фар бегали тени. Теперь даже по ночам шли передвижения немецких войск. Большими колоннами и не очень большими двигались войска, тыловые службы. Группа держалась чащобы, но там идти становилось все сложнее. Заболоченные участки, непролазный бурелом часто заставляли плутать, менять направление, делать долгие обходы.
– Нужно переодеваться в немецкую форму, – предложил Шелестов. – Нам осталось немного пройти. Выйдем к передовой, а там будем думать, как перебираться. Но сейчас в такой одежде нам даже показываться нельзя. Это район тактических оборонительных позиций врага. Здесь не должно быть населения и тем более путешествующих гражданских лиц. Где-то здесь проходит вторая и третья линия обороны.
– Тогда нам надо опять подкараулить каких-нибудь связистов, – предложил Коган. – Тех, кого долго не хватятся. Ну, хотя бы до конца дня.
Усаживаясь на пенек и снимая сапог, Сосновский покачал головой. Немецкие дорогие сапоги стали сдавать, не выдерживали они таких переходов по пересеченной местности. Вздохнув, он посмотрел на Шелестова.
– Нет, не связисты нам нужны, нам нужна офицерская форма для всех. Группа офицеров может передвигаться по тылам, выполняя задание командования. С офицеров не каждый спросит, а солдат будут останавливать и постоянно требовать ответа. Вы учтите, что в немецкой армии в принципе порядок, как в хорошо отлаженном механизме, в ней многое сразу бросится в глаза и покажется странным, на что бы мы в своей армии не обратили внимания.
– Но у нас есть ты, знаток языка и порядков, – усмехнулся Буторин. – Давай соображай, как нам лучше маскироваться.
К вечеру группа снова вышла к деревушке, расположенной на берегу небольшой речки. Шелестов с сомнением рассматривал окрестности в бинокль. Открытое место, переправляться не на чем. Значит, только ночью и только вплавь. Мостов поблизости нет. Точнее, был один, но, видать, давно сгорел. Сосновский подполз к Максиму и лег рядом.
– Что имеем? Ничего позитивного?
– Ночное купание. При луне, – усмехнулся Шелестов. – Причем, чтобы не мочить одежду и обувь, купание предполагается нагишом!
– Подожди-ка, – Михаил вцепился в рукав Шелестова и показал вправо.
По лесной дорожке к деревушке подъезжали три телеги. Обычные деревенские телеги, но сидели на них немецкие солдаты. Взяв у Шелестова бинокль, Сосновский стал рассматривать немцев.
– Фельдполиция, – произнес он, продолжая наблюдать. – Четыре офицера, четыре солдата и один ефрейтор. Максим, это то, что нам нужно. Фельдполиция. Она никому в армейских частях не подчинена. У нее свое начальство, и с нею стараются дружить. Есть такой элемент заискивания. Все-таки надзор в пределах расквартирования войск.
– Остановились у крайнего дома, – констатировал Шелестов. – А что им тут надо? Деревня-то жителями брошена. Ночлег ищут?
– Брать надо, Максим! – отложив бинокль, горячо заговорил Сосновский. – Такой подарок судьбы. Да в этой форме нам преодолеть до передовой десяток километров – пара пустяков.
– Легко сказать, – проворчал Шелестов, прикладывая бинокль к глазам. – Брать надо так, чтобы форму не попортить, а их девять человек.
Буторин тихо подобрался и поинтересовался, что нового. Шелестов коротко обрисовал ситуацию и предложение Сосновского.
– И что голову ломать? – подумав, заявил Виктор. – Надо их по частям брать. Деревня не жилая? Так? Значит, суеты у них будет прилично. Воды принести, печку затопить, еду приготовить. А может, и на костре во дворе, если с печкой не справятся. У них еще и с ночлегом заморочка будет. В доме, я думаю, им царские полати никто не приготовил. Значит, улягутся с удобствами офицеры, а солдаты, может, и во дворе в телегах на соломе поспят.
– Ну пошли, – согласился Шелестов, отползая за крайние деревья.
Группа подходила к дому двумя путями и очень тихо. Шелестов и Буторин огородами со стороны брошенных и наполовину разрушенных домов, а Сосновский и Коган со стороны реки. Трое офицеров пытались устроиться на ночлег в доме, а один из них, худой и длинный как жердь гауптман, вышел к солдатам и принялся заниматься гимнастикой, выполняя приседания и махи ногами. Шелестов смотрел на немца со злостью. Вот тебе приспичило махать ногами. Не устал, что ли, с дороги! Один из солдат взял два ведра и отправился за водой к реке, другой принялся распрягать коней, привязывая удилами их к телегам, где он наворошил соломы. Другие два солдата достали топоры и принялись рубить дрова. Кажется, печь в доме они не решились разжигать.
Нападать было рано. Просто перебить всю группу не составит труда, но разведчикам нужны чистые, без крови и без пулевых отверстий, мундиры. Пока один таскал воду, а другой рубил дрова, пока разжигался костер, один из солдат отправился осматривать соседние дома. Кажется, у немцев возникла проблема с осью одного из колес телеги. И теперь солдат отправился поискать что-нибудь подходящее, чтобы ее укрепить. Шелестов и Буторин прижались к земле в огороде, прячась за огромными лопухами. Еще немного – и немец их увидит.
Офицеры вышли из дома и отправили внутрь двоих солдат. Один прихватил несколько прутьев, которые, видимо, должны были заменить ему веник. Минут пятнадцать они возились в доме, потом там загорелось несколько свечей. Один из солдат выбежал и забрал из телеги шинели, несколько шерстяных одеял. Буторин лежал рядом и медленно двигался, оттесняя Шелестова от тропинки. Немецкий солдат был все ближе. Шелестов посмотрел на напарника, тот сделал знак, проведя пальцем по горлу. Деваться некуда. Еще минута – и немец увидит русских.
Буторин нащупал камешек, положил его на ноготь пальца и щелчком отправил в траву за спину немца. Тот обернулся на шелест в траве, и в то же мгновение Буторин беззвучно как тень метнулся вперед. Немец не успел пикнуть, как широкая сильная ладонь зажала ему рот, колено уперлось в спину, опрокидывая тело назад. И под лопатку вошла финка, пробив сердце. Не вынимая клинка из раны, чтобы на землю не накапала кровь, разведчики подхватили тело и унесли за дом, где положили в высокую траву.
Все, теперь предстояло действовать. Пропажу своего солдата немцы обнаружат быстро. Кто-то пойдет его искать. Они насторожатся, когда не найдут его или найдут убитым. Разницы никакой. Но тогда все будет испорчено, вся идея, как говорится, коту по хвост. Разделившись, разведчики двинулись к дому, в котором расположились немцы. Солдат с ведрами пришел с реки, вылил воду в корыто, установленное на деревянных чушках, чтобы лошадям было удобнее пить, и снова ушел к реке. Трое офицеров постояли на улице, покурили и, поежившись, вернулись в дом. Длинный офицер отправился вниз к реке.
Шелестов и Буторин переглянулись. Из окна дома, скорее всего, не видно солдат, которые возятся у костра. Да и тем более в доме горит свет, а на улице темнеет. Солдаты присели на корточки возле костра, над которым повесили котел, покуривая, они о чем-то разговаривали. Разведчики неслышно подошли к немцам. Но в последний момент один из солдат обернулся, думая, что пришел его товарищ. Крикнуть он не успел, потому что финка вошла ему в легкое. Второй не успел даже встать и обернуться. Бутрин сжал его голову, уперев колено в спину. Острый клинок скользнул по горлу, распоров его от уха до уха. Подождав, пока тела перестанут дергаться, поднырнув под окном, Шелестов и Буторин подошли к дому и встали по обе стороны от двери.
Громкий всплеск у реки. Или немец полез купаться, или… что-то долго нет второго с ведрами. Послышались шаги. Шелестов повел стволом автомата в сторону тропы, но там появился Коган, вытиравший какой-то тряпкой свою финку. Следом шел Сосновский, небрежно положив автомат на плечо. Разведчики переглянулись. В доме три офицера и ефрейтор. Ефрейтора желательно выманить. Тогда с офицерами будет проще справиться. Сосновский улыбнулся и хриплым, раздраженным голосом по-немецки громко произнес:
– Ты пересолил. Зачем ты высыпал в котел всю соль?
В доме послышался недовольный голос кого-то из офицеров. Поспешно затопали шаги. Ефрейтор не успел выйти из дома, как его сжали сильные руки, зажали рот, и лезвие финки быстро пронзило его сердце. Тело положили подальше от двери. Сосновский посмотрел на своих товарищей, поправил фуражку. Шелестов кивнул. Готовы! Пошли! Осторожно ступая в темных сенях, разведчики остановились у двери. Скрипнули ржавые петли, в комнату вошел стройный незнакомый гауптман в грязных сапогах. Три немецких офицера удивленно уставились на визитера. Майор с глубокими залысинами нахмурился и глянул в окно.
– Кто вы такой?
Но тут без разговоров в комнату вошли еще трое мужчин в гражданской одежде, с автоматами, которые навели на офицеров. Опешившие немцы даже не сразу схватились за оружие, но незнакомцы мгновенно обезоружили их, отобрав ремни с кобурами.
– Что это значит? – снова вспылил майор.
– Это значит, что вы сейчас будет выполнять все, что мы вам скажем, – на хорошем немецком ответил Сосновский. – Быстро всем снять мундиры. Быстро!
Немцы переглянулись, не спеша выполнять приказ гауптмана. Они посмотрели на майора, полагая, что тот должен принять какое-то решение, как старший по званию. Сосновский просто поднял пистолет и выстрелил в кружку на столе, которая стояла возле руки одного из офицеров. Пробитая кружка подскочила, разливая по столу коньяк, полетела на пол. Немцы мгновенно вскочили и стали поспешно раздеваться. Разведчики стояли и смотрели на них. Когда форма была снята, ее собрали и бросили на единственную кровать в углу. Шелестов поднял автомат и со словами: «Туда вам и дорога», – дал очередь. Три очереди автоматов оглушили, наполнили небольшую комнату пороховым дымом. Обливаясь кровью, немцы свалились как подкошенные на пол.
– Теперь, пока светло, все тела на берег, – распорядился Шелестов.
– Может, в погреб? – предложил Коган. – Тут погреб рядом есть с погнившим творилом. Туда сбросим, завалим всяким хламом.
Немецкая форма оказалась всем примерно по росту и по размеру. На небольшие несоответствия можно было не обращать внимания. Все-таки не на парад собирались, не красоваться на праздничной улице. Телеги решили использовать по назначению. Тем более что оставлять их здесь – значит подсказать кому-то о судьбе этой группы фельдполиции, которая странным образом исчезла.
К утру удалось обойти узел обороны на небольшой высотке в чистом поле – бетонные колпаки, траншеи, перекрытые во многих местах толстым бревенчатым настилом. Даже в утренней дымке все это было хорошо видно. Шелестов шепнул Буторину:
– А ведь сплошной линии обороны здесь нет. Вторая линия не сплошная! О чем это говорит?
– О том, что фашисты не собираются обороняться, а рассчитывают только на прорыв нашей обороны и надеются занять позиции далеко впереди. На востоке. А здесь располагаются просто позиции, на случай прорыва наших отдельных танковых частей, которые они свяжут боем. Поле простреливается, дорога простреливается, а доты наверху орудийные. Три из них точно. Пока нам это на руку. Пошли!
Обходить поле пришлось с севера, такой путь был короче. Разведчики спешили успеть за светлую часть суток преодолеть как можно большее расстояние и добраться до первой линии обороны немцев, рассмотреть позиции, пока светло, и принять решение. Ночью можно попробовать пересечь линию фронта. Когда группа садилась передохнуть, Шелестов снова разворачивал карту. Положение осложнялось тем, что никто не знал, как проходит передовая. Судя по звукам стрельбы, когда даже слышны пулеметные очереди, до передовой оставалось всего километров десять.
При следующей попытке выйти из леса группа наткнулась на минное поле. Столбики и надписи «мины» тянулись от опушки далеко вправо.
– Я думаю, что это противотанковые мины, – предположил Коган. – Танкоопасное направление прикрыли.
– Обычно на таких направлениях ставят не только противотанковые мины, – возразил Буторин. – Обычно чередуют участки противотанковых с противопехотными. Рисковать, я думаю, нам не стоит. Предлагаю обойти левее. Тут «язык» лесного массива выходит вперед, а это почти километр, который мы можем пройти скрытно.
Шелестов согласился, и группа снова углубилась в лес. Но идти стало трудно. Кроме естественного бурелома здесь были еще засеки, которые немцы устроили из поваленных стволов. Дважды разведчикам показалось, что и засеки немцы иногда минировали. Получалось, что совсем не напрасно вторая линия обороны была несплошной. Сюрпризов для атакующих советских войск тут было много. Пришлось двигаться очень осторожно. Солнце было уже высоко, а группа так и не добралась до края лесного массива.
Буторин поднял голову, глядя на верхушки деревьев. Явно поднимался ветер. На полянках, встречавшихся разведчикам, они видели небо, которое быстро затягивали черные тучи. Непогода накрывала этот район. Вполне мог разразиться ливень. С одной стороны, он мог хоть немного помочь группе, все-таки видимость будет для немцев ограничена, да и, объективно, наблюдатели в дождь не так внимательны. Но, с другой стороны, они в такую погоду испачкают трофейные мундиры до такой степени, что трудно будет доказать, что они приехали с определенным заданием. Лошадей и телеги пришлось бросить в лесу еще ночью, когда отлетело колесо от одной телеги и разведчикам пришлось тратить много сил, чтобы провести лошадей через трудные участки леса. Выяснилось, что пешком идти удобнее и быстрее.
Лес кончился неожиданно. Ветер гнал рябь по многочисленным лужам на грунтовых дорогах, качал вековые деревья. Но небо постепенно очищалось. Грозовой фронт прошел где-то в стороне и не обрушил потоки воды здесь. Надо было спешить, пока пасмурно и ветрено. Шелестов решил подойти ближе к опушке и осмотреться. Идти через открытый участок было опасно, надо хоть как-то обойти его стороной, под прикрытием леса или хотя бы кустарника. Может быть, каким-то небольшим овражком.
Уставшие разведчики перебегали от дерева к дереву, приближаясь к опушке леса. И тут раздался гортанный возглас:
– Halt! Hände hoch! Nicht bewegen![2]
Шелестов развернулся на голос, вскидывая автомат, но его мгновенно сбили с ног. Удар обрушился на голову, и все вокруг поплыло, стало проваливаться в темноту. Он услышал короткую автоматную очередь и чей-то крик на немецком языке. Единственная мысль, которая билась в его голове в этот миг, это мысль о документах у него за пазухой под немецким мундиром. Несколько ударов по щекам заставили Шелестова прийти в чувство, и его поставили на ноги. Он видел, как других разведчиков обыскивали, сняв с них ремни, расстегнув шинели. Ему самому стянули за спиной руки веревкой и стали ощупывать. Немецкий лейтенант с противной веснушчатой рожей с довольным видом извлек обернутый полиэтиленом пакет с бумагами. Сосновский пытался что-то доказывать по-немецки, энергично жестикулируя. Шелестов отметил, что Михаила не стали связывать, его документы забрал рыжий лейтенант.
Задержанных провели по опушке леса, где Максим увидел замаскированный грузовик и командирский автомобиль-амфибию, и вывели на открытое пространство. Мощный бетонный дот с двумя амбразурами соединялся замаскированными траншеями с огневыми точками, стрелковыми ячейками и пулеметными гнездами. Еще один опорный пункт. Черт, так бездарно напороться на неприятеля! Хотя Шелестов понимал, что пройти линию обороны очень сложно. Порой даже невозможно. А если их ждали? Вот где разгадка. Скорее всего, все вокруг перекрыто, разосланы поисковые группы. Откуда здесь в лесу автомобиль-амфибия? Значит, кто-то на нем приехал, чтобы и здесь организовать встречу, на случай возможного появления русских разведчиков.
Русских заставили спуститься в траншею и повели к доту. Со скрежетом открылась толстая бронированная дверь и, связанных людей втолкнули внутрь. От сильного толчка Максим еле удержался на ногах. Он чувствовал, что по затылку на шею стекает кровь. За железным походным столом сидел немецкий майор с массивной челюстью. Лейтенант положил перед ним документы Сосновского и пакет, который забрали у Шелестова. Сосновский начал было снова что-то говорить, но майор сделал знак, и здоровенный фельдфебель резко ударил Михаила кулаком в солнечное сплетение. Сосновский согнулся пополам и выругался на хорошем немецком.
«Только бы Миша не начал горячиться, – подумал Шелестов. – Сейчас только за счет него можно выбраться из этой ситуации и спасти документы».