– Ладно, – Шелестов повернулся к командиру отряда. – Нам нужно попасть на то место, товарищ Кузнецов. – Хорошо, переправим, – пообещал партизан. – Охрану вам дам. – Спасибо. И надо Пашку вернуть в город. Поможете? – Отправим. Он парень толковый, но мы посмотрим за ним, ежели чего. Через полчаса Шелестов инструктировал Пашку, втолковывая ему простые истины, как не привлекать внимания гитлеровцев, как следить за зданиями, как следить за человеком. Чтобы не записывать, он заставлял паренька запоминать слово в слово то, что тот должен передать хозяину явочной квартиры. Случиться могло всякое, и продублировать информацию было не лишним. Партизан могли снова атаковать, и погибнуть могли многие. Связь с Москвой прервется. За группой, случись чего, придут другие, и они пойдут по цепочке, и информация должна дойти до тех, кто пойдет следом. Место для засады было и правда идеальное. Пятеро партизан, выделенных для охраны группы Шелестова, рассредоточились вокруг, внимательно наблюдая за местностью. Среди них был даже боец с ручным пулеметом. Максим беспокоился не столько о случайной облаве или неожиданном появлении вражеской колонны. Хуже было бы, если бы гестапо или абвер устроили здесь засаду, ловушку для тех, кто придет на место боя изучать прошлые события. Кто будет искать портфель. По косвенным сведениям разведки, немцы портфель не нашли, но паники в штабе группы армий «Центр» не было. Видимо, от ставки Гитлера инцидент с портфелем скрыли. Но кто и почему так был уверен, что портфель не окажется у советских разведчиков? А может, он уничтожен? И кто-то в Ставке или здесь, в штабе, в этом уверен. Значит, все планы были в силе, и портфель надо искать. Или установить на сто процентов, что он уничтожен вместе с документами. Но если он уничтожен, Ставка должна была прислать новые планы или продублировать те, что утеряны. Ведь командующий не может скрыть потери, он же просто не знает, как ему действовать. Значит, знает! Значит, у него снова есть документы, Ставку убедили, что документы не утеряны, а уничтожены. Скорее всего, так и есть, значит, поиски портфеля надо продолжить. Засады не было. День был по-весеннему тихим, и звук моторов приближающейся колонны будет слышен издалека. А если появится гужевая колонна, то наблюдатели вовремя сообщат. Бочагов стоял рядом и показывал, где располагались перед боем бойцы Иванникова. Шелестов кивал и слушал рассказ партизана. Теперь он повторял все рассказанное ранее и показывал на местности. Иванников был прав. И большего сделать бы не удалось никому, но срыв операции случился из-за того, что в машине не оказалось портфеля с документами. Но разведгруппа погибла, чтобы прикрыть отход партизанского проводника. Чтобы тот смог донести сведения. – Что думаешь? – спросил у Шелестова подошедший хмурый Буторин. – Куда портфель мог деться? Сдается мне, что кто-то просто пристрелил генерала в машине, отстегнул цепочку или перекусил ее и был таков. – Кто? Майснер? Он ведь, судя по всему, был за рулем. Майснер на свободе. Будет он искать портфель? Пойдет на то место, где его спрятал? Пойдет. Ему теперь только одно спасение – найти портфель и выйти на советскую разведку. Здесь ему больше пары недель не прожить. Найдут и повесят. Или замучают в гестапо, что вернее. – Если он взял портфель, но оказался среди выживших участников боя, – предположил Буторин, – то очевидно, что в суматохе боя Майснер забрал портфель, спрятал его где-то неподалеку и присоединился к остальным. Искать нужно здесь, пока он сам не пришел и не нашел документы. И наблюдателей нужно оставить, чтобы его схватили. А уж потом мы поговорим с ним. Разделив партизан на две группы, Шелестов и Буторин начали планомерно прочесывать лес по обе стороны от дороги в месте нападения на конвой. Осматривали все: и пни, и ворохи листьев, и дупла деревьев, даже приметные бугорки на почве. Прошло часа три, но поиски были безрезультатными. Когда вся группа собралась вместе за деревьями, Буторин предложил расширить полосу поиска, но Шелестов только покачал головой. – Не мог Майснер отбежать далеко от дороги. Не было у него на это времени. Его бы наши же в горячке боя пристрелили. Тут что-то не так. Решение такое: устанавливаем здесь круглосуточное наблюдение. Он должен прийти сюда, если только портфель выкрал сам Майснер. Если не придет, значит, или не Майснер выкрал портфель, или он его спрятал не здесь. Не знаю как, но мы это выясним. А пока будем разрабатывать другие версии и искать самого Майснера. Шелестов оставил трех партизан возле дороги, а сам решил вернуться в город. Бочагова он собрался отправить в отряд и попросить Кузнецова, чтобы тот продолжил с бойцами наблюдение за дорогой. В случае появления Майснера или другого подозрительного человека, который что-то ищет, его нужно было тихо задержать и доставить в отряд под хорошей охраной. И только живым. Но отправиться в путь не удалось. По дороге вдруг потянулась какая-то пехотная немецкая часть. Партизаны и разведчики легли на землю и не шевелились. Часть тянулась и тянулась. Видимо, переход был долгим, и солдаты устали. А потом случилось вообще неприятное. Кто-то из командиров остановил движение и разрешил своим подчиненным оправиться. Немцы разбрелись по краям дороги, стали мочиться, кто-то переобувался, некоторые пили воду из фляжек. Шелестов настороженно косился на группу немецких солдат, что отошли в лес глубже. Еще метров пятьдесят, и они выйдут на партизан, и тогда бой неизбежен. И никому не известно, чем он закончится. Буторин лежал в двух метрах левее и только шевелил губами. Видимо, ругался про себя. Ситуация была дурацкая. Но вот прозвучала команда, солдаты поспешили на дорогу, начали строиться в колонну. Наконец колонна тронулась, и Шелестов, выдохнув, опустил голову на руки. Обошлось. Колонна удалялась, но партизаны не трогались с места. Пролетела группа мотоциклистов, потом проехала гужевая колонна под хорошей охраной автоматчиков и полицаев. Шелестов смотрел на часы. Они уже четыре часа не могли подняться. Наконец движение на дороге стихло. Стало смеркаться, и можно было надеяться, что больше машин по шоссе не пройдет. – Ну что, Виктор, – позвал Шелестов. – Уходим! – Подожди-ка, – вдруг напрягся Буторин и удержал одного из партизан, который начал вставать на ноги. – Максим, посмотри вон туда! Видишь три березки, а слева небольшой холмик? Шелестов стал всматриваться. В лесу становилось заметно темнее, но он все же уловил движение. Нет, это не собака, не зверь. Это человек. Он то стоял подолгу за деревом, то медленно проходил несколько шагов и снова надолго замирал на одном месте. Кто мог там так осторожно бродить? Партизан? Может быть, кто-то из местного населения? А что ему делать в нескольких километрах от села? Идет из города домой? Немцу там точно нечего делать. Если он один. А если их там несколько человек, если их много? – Да один он, один, – как будто прочитал мысли Шелестова Буторин. – Давай я возьму его? – Ладно, Виктор, давай! – разрешил Шелестов. – Но смотри, убедись сначала, что он один. Буторин кивнул и исчез за деревьями справа. Шелестов ждал, продолжая наблюдать. По цепочке партизаны передали друг другу команду наблюдать и оповещать обо всем подозрительном. Как ни старался Максим, но он так и не увидел, когда Буторин пересек дорогу. Темнело быстро. Через полчаса в лесу было уже так темно, что Шелестов перестал видеть что-либо за первым же рядом деревьев на другой стороне дороги. А Буторин, спустившись чуть правее к дороге, скрываясь за высоким кустарником, выждал немного, приглядываясь к одинокой фигуре в лесу напротив. Убедившись, что незнакомец больше смотрит под ноги, чем по сторонам, он быстро прополз по дороге и затаился в кювете. Потом он выбирал момент, когда незнакомец двигался, и сокращал расстояние до него. Когда стемнело и до человека оставалось всего метра три, Виктор разглядел на незнакомце немецкую шинель без ремня. «Попался, голубчик!» – обрадованно подумал он, вешая автомат на ремне на шею. Несколько почти неслышных шагов – и он почти догнал немца. Тот все же услышал шаги и резко обернулся, но было уже поздно что-то предпринимать или бежать. Буторин перехватил поднятую руку немца, в которой оказался пистолет, и сильной подсечкой опрокинул его на землю, одновременно выкручивая руку. Немец вскрикнул, вцепился пальцами в землю, но Буторин вырвал из его руки пистолет, отбросил в сторону и перехватил пленника под горло. Прижимая вывернутую руку коленом, он быстро похлопал немца по карманам, ощупал его ноги и рукава. Оружия не было. Низко наклонившись, Буторин разглядел на левом виске немца небольшой шрам. Но погоны на шинели были не унтер-офицерские. Обычные погоны рядового солдата. До сих пор во время схватки незнакомец лишь кряхтел и хрипел. И Буторин не слышал ни одного слова. Теперь он просто с силой ударил пленника по ребрам костяшками пальцев, и тот вскрикнул, тихо выругавшись по-немецки. Порядок, немец. Лишь бы это был тот самый немец. Они отошли от дороги на несколько километров, а затем, на дне большого оврага усадив пленника на землю, Шелестов включил карманный фонарик и осветил им лицо немца. Школьная программа немецкого языка и словарный запас, пополненный во время войны, позволяли ему задать несколько понятных вопросов этому человеку. – Назовите свое имя, – приказал Шелестов по-немецки. – Не стреляйте, – взмолился немец. – Меня зовут Майснер. Карл Майснер. Вы партизаны? – Что вы там искали? – проигнорировав вопрос немца, спросил Шелестов, присматриваясь к шраму на виске у пленника. – Я не нацист, – заговорил немец, – меня арестовали. Меня могут расстрелять. Я сбежал и прячусь. – Я вас убью, если вы будете кричать. Вы пойдете с нами. До города они добрались лишь под утро. Сосновский и Коган ждали на базе. Они обрадовались, когда Шелестов и Буторин наконец появились. Оба бросились было обнимать и хлопать товарищей по спинам, но тут увидели, что те пришли не одни. – Это еще кто? – удивился Сосновский и немного выкрутил фитиль керосиновой лампы. Немец прикрыл глаза от яркого света. Коган присвистнул от удивления, сразу поняв, кто перед ним. Шелестов подтолкнул немца вперед к лавке и велел садиться. – Дайте чего-нибудь пожрать, ребята, – попросил он. – Всем? – спросил Сосновский. – И ему тоже? Кто это? – Судя по всему и по его признанию, это Карл Майснер, – ответил Буторин, сидевший на лавке у двери. Он вытянул ноги, наслаждаясь отдыхом. – Мы его взяли, когда он шлялся вдоль дороги по лесу в том месте, где и произошел тот злосчастный бой и когда пропал портфель. Давай, включайся, лингвист! Поговорим с ним. Не врет ли. И пока Коган подогревал чайник на самодельном очаге, Сосновский начал допрос. Майснер точно ответил: где, в какой части и в какой должности он служил. Когда, во сколько и в каком месте сбежал от охраны во время нападения партизан. И где его держали с другими арестованными, кто выжил во время боя, когда пропали важные документы. – Мы прибыли сюда специально, чтобы освободить вас из-под ареста, – сказал Сосновский. – Советскому командованию нужен тот портфель с документами, который не удалось захватить нашим разведчикам. Группа погибла, как вы знаете, а портфель пропал. Где он? Вы знаете? – Я просто немецкий солдат, – заговорил Масйнер, – я даже не нацист. Меня призвали в армию, и, как гражданин, я исполнил воинский долг в соответствии с конституцией. Вы меня будете осуждать за это? – Вы не солдат, вы унтер-офицер, – напомнил Сосновский. – Я могу вам напомнить про вербовку вас советским разведчиком еще в прошлом году. Вы дали согласие работать на советскую разведку. Пришло время активных действий. Где портфель с документами? – Я не понимаю, о чем вы говорите, – пожал Майснер плечами. – Не валяйте дурака, – усмехнулся Михаил. – Советский разведчик вышел на связь, и вы по его заданию подменили водителя в машине адъютанта командующего группой армий «Центр». Вы заняли его место в машине, вы везли генерала из Рославля, забрав его на военном аэродроме. Вы, когда началось нападение перед въездом в Брянск, застрелили в упор из пистолета генерала, нашли в его кармане ключ, отстегнули цепочку и скрылись с портфелем. Было бы проще, если бы вам задавал вопросы тот самый разведчик, который вас вербовал. Но капитан Алексей Анохин погиб в оккупированном Брянске, когда пошел на контакт со связником. Их выследило гестапо, и он погиб, подорвав себя гранатой. – Я не понимаю, – пробормотал снова Майснер, но уже без прежнего энтузиазма. – Все ты понимаешь, – заверил Сосновский. – И когда победным маршем в нашу страну шел убивать и насиловать, ты все понимал. И когда по соплям получили в Сталинграде, когда армия ваша стала катиться назад, ты тоже понял, что победы и торжества нацизма не будет. И ты решил переметнуться, жизнь свою купить сотрудничеством с советской разведкой. Правильно, так у тебя будет шанс остаться в живых и вернуться после войны в Германию. А люди все еще гибнут! И подпольщик погиб, и Анохин погиб, и группа, которая атаковала колонну, тоже погибла. А ты тут сидишь и ваньку валяешь перед нами. – Я правда не знаю, где портфель с документами, – вдруг признался Майснер. – Вы все правильно рассказали, так и было. Только с портфелем убежал не я, а сменный водитель Рудольф, который сидел на переднем сиденье. Я передал ему портфель. Но он исчез. Пропал без вести. Рудольфа нет среди убитых, нет среди арестованных. – Мы пытались вас освободить, но вы сбежали во время нашего нападения. Вы меня узнаете? Это ведь я за вами бежал тогда и уговаривал остановиться. – Да, я вас узнал, – кивнул Майснер. – Но я вам не поверил, думал, что это провокация гестапо. Вы слишком хорошо говорите по-немецки. Я подумал, что вы действительно немец, или это так и есть? – Для дела это не важно, – отрезал Сосновский. – Вас возили на допросы в гестапо? – Да, каждый день. Пытались запутать, пытались очными ставками поставить под сомнения показания и понять, кто из нас говорит неправду. Им тоже нужен портфель. – Значит, Рудольф с портфелем скрылся, а вы думали, что он его спрятал где-то здесь? Сосновский допрашивал Майснера и тут же переводил его ответы Шелестову. Максим слушал внимательно, сопоставляя факты, пытаясь уловить логику событий. Но в общую картину исчезновения документов, которая сформировалась раньше, стали вплетаться все новые и новые элементы. Теперь вот этот Рудольф. Значит, надо искать Рудольфа. Вычислить, где он может прятаться, как он себя повел в этой непростой ситуации. – Расскажите нам об этом Рудольфе, – попросил Шелестов. Буторин вернулся через две минуты и махнул рукой. Все спокойно. Шелестов вышел из-за угла дома и подошел к товарищу. Коган пролез в щель забора и тоже встал рядом. В доме, где на первом этаже располагалась явочная квартира, не светилось ни одно окно. Дом как будто вымер. Неприятное зрелище – дом-мертвец. Весь город как мертвец. Хоть бы одна собака залаяла. Так и собак нет. – Значит, так, – тихо заговорил Шелестов. – Повторяем еще раз: Виктор идет на конспиративную квартиру. Я отслеживаю путь отхода от угла дома через развалины и к оврагу. Ты, Борис, если что, помогаешь уходить твоим лазом у забора и через парк, а потом по мосткам через реку. Помните, что возможно наблюдение гестапо за квартирой, поэтому даже если ничего и не произойдет, то Виктор уходит своим путем, а мы прикрываем его до места встречи у разрушенной водонапорной башни. Осторожнее, ребята. Без помощи подполья нам никак нельзя, нам нужны люди, которые хорошо знают город. Мальчишки нам хорошо помогают, но опытные подпольщики имеют больше представления о положении дел в городе и более осторожны. Могут дать более дельные советы. Друзья Пашки – хорошие исполнители, а нам нужны опытные умные головы и их советы. Так что вперед. Прикрывая автоматы полами брезентовых рабочих курток, все трое разошлись в темноте, занимая позиции. Буторин убедился, что все на местах, и двинулся вдоль дома, то останавливаясь, то снова осторожно передвигаясь. И вдруг он присел на корточки и буквально слился со стеной. Шелестов напрягся. Что случилось, что Виктор заметил? И сразу увидел темные фигуры, услышал звуки тихих осторожных шагов. Один, два, три… «Человек десять», – подумал Шелестов. Темные фигуры промелькнули во дворе дома. Несколько человек притаились в темноте на улице: кто у стены дома, кто слившись с темными стволами старых деревьев. Кто это? Партизаны или фашисты? Положение у Буторина опасное. Его могут заметить в любой момент. Только перестрелки с партизанами нам не хватало! Вдруг это они наведались на конспиративную квартиру? А если немцы? Если кто-то выдал гестапо подпольщика? Сложно что-то предпринять в такой ситуации. Тем более что группа рассредоточена и команду не передашь, не посоветуешься. В глубине темного дома раздался удар, что-то громко треснуло. Топот ног – и снова тишина. Затем там что-то разбилось большое и стеклянное, снова шум, видимо, в стену ударился табурет. Шелестов прислушивался. Наверное, Буторин слышит больше, он находится у самого окна. И это звуки не мирного разговора. Это арест! И вот затопали ноги, теперь уже в коридоре. Из подъезда буквально выволокли человека, который не мог стоять на ногах. Четверо подняли его за руки и за ноги и потащили к парку, за которым, видимо, гитлеровцев ждала машина. Попарно от деревьев и от стены дома стали отделяться фигуры, которые тоже стали исчезать в парке. Шелестов неслышно двинулся в том же направлении. Сейчас он мог идти к дороге, прикрываясь деревьями и непроглядной темнотой. Нужно было что-то предпринять. Этот человек не должен попасть в руки гестапо. Вот и улица. Здесь светили два фонаря на столбах. Несколько освещенных окон в зданиях. Шелестов присел за каменной тумбой, оставшейся после рухнувшего памятника. Две легковые машины, около них топчутся двое. Видимо, водители. А вот и те, кто захватил подпольщика. Из парка выбежали сначала двое и отдали какой-то приказ. Водители сразу бросились занимать места за рулем. Теперь из парка четверо вытащили тело связника. Рядом послышались шаги. Шелестов быстро обернулся и увидел Когана. – Что делать будем? – спросил Борис, присаживаясь рядом. – Виктору никак не смог сообщить. Не знаю, как он будет реагировать. Хорошо, тебя нашел. – Будем действовать вдвоем, – решительно заявил Шелестов. – На тебе головная машина. Она тронется первой. Я беру вторую, в которой подпольщик. Разведчики смотрели, как во вторую машину затолкали беспомощное тело. Один из гестаповцев сел на переднее сиденье, остальные убежали куда-то по улице и скрылись в темноте. Там вдруг мелькнул свет фар, и заработали автомобильные двигатели. «Ясно, не хотели привлекать внимание к большому количеству машин ночью и оставили машины в стороне», – понял Шелестов, загоняя патрон в патронник и снимая с предохранителя пистолет, находившийся за ремнем. Обе машины включили фары, и первая тронулась. Шелестов толкнул локтем Когана, тот сразу исчез, отодвинувшись за дерево. «Теперь мое дело», – подумал Шелестов и поудобнее поставил ногу, чтобы толчок был сильным и он выпрыгнул на улицу быстро и неожиданно. Тронулась и вторая машина, и тут же раздались автоматные очереди. «Шмайсер» Когана бил короткими очередями. Борис оставался за деревом и стрелял, вскинув оружие к плечу. Первой очередью он убил или ранил водителя и того, кто сидел на переднем сиденье. Машина сразу нелепо вильнула из стороны в сторону и врезалась в дерево. Еще две короткие очереди по кабине, по тем, кто сидел на заднем сиденье. Двери распахнулись. Один гестаповец в гражданском выскочил и тут же свалился на асфальт, второй попытался отбежать от машины, но автоматная очередь прошила его грудь, и он повалился набок, ударившись головой о камни. Шелестов происходящего не видел. Он только слышал звуки стрельбы. Коган делает свое дело, и надо надеяться, что с этой стороны угрозы не будет. Надо надеяться, что Борис справится. Как только поднялась стрельба, вторая машина сразу остановилась. Мгновенно открылась передняя пассажирская дверь, и из машины показался человек с автоматом. Шелестов ждал этого момента, поэтому выстрелил в него длинной очередью, старясь бить так, чтобы пули не задели лежавшего на заднем сиденье подпольщика. Вторая очередь по водителю. Дверь с его стороны открылась, но оттуда только свесилась голова убитого шофера. Выхватив пистолет и держа автомат в левой руке, Шелестов бросился к машине. Задняя дверь приоткрылась, и блеснули две вспышки пистолетных выстрелов. Максим кинулся вправо, прикрываясь капотом машины, потом сразу влево. Этим маневром, не сбавляя скорости, он смог сократить расстояние до автомобиля. Ему повезло, что у гестаповца сдали нервы. Видя, что все его товарищи в первой машине перебиты, что помощи ему ждать неоткуда, он открыл дверь и бросился на землю. Довольно умело перекатившись, он вскочил и метнулся в сторону темного парка. Шелестов услышал только громкий вскрик. Он снова взялся за автомат, но из парка выбежал Буторин, отряхивающий колени брюк. – Ну вы циркачи! – громко крикнул он. – Давай, Максим, в машину. Сейчас остальные будут здесь. Я прикрою. Черт, уходите! По стенам пробежал быстрый луч света, взревел мотор. Это по соседней улице летели машины. Коган подбежал и выбросил на асфальт тело гестаповца. Шелестов вытащил водителя, протянул руку, пощупав шею подпольщика. Уловив пульс, он сел за руль. Жив. Теперь бы оторваться. Коган запрыгнул на переднее сиденье, и машина сорвалась с места. Сзади сначала ударил пучок света, а потом поднялась страшная стрельба. Кажется, Буторин стрелял сразу из двух автоматов. Ему начали отвечать. Сильный удар, фары погасли. Шелестов в зеркало увидел, что вторая машина пыталась объехать столб, но попала под огонь Буторина и остановилась. Значит, попал в водителя. Только бы Виктор сумел уйти! «Уйдет, – оборвал себя Шелестов. – Обязательно уйдет. У него опыта не занимать. Не в таких переделках бывал!» Глава 5 За сегодняшнее утро патрули проверили документы у Сосновского дважды. Плохой признак. Настороженность патрулей или приказ командования, предписывающий быть более бдительными? Через город на запад и северо-запад за вчера и сегодня прошли примерно два батальона пехоты и две минометные батареи. Это явление можно списать на обычную ротацию войск, но наличие среди этих частей трех машин радиопеленгации говорило о другом. Готовилась какая-то операция. И, очевидно, против партизан. «Надо сообщить о моих наблюдениях, – решил Сосновский. – И как можно скорее. Надо предупредить партизан о возможных массовых карательных операциях. И пора сменить документы. Примелькался я уже». Здание, в котором до войны располагался городской отдел милиции, теперь стало тюрьмой. За два дня Сосновский присмотрелся к нескольким зданиям, в которых содержались арестованные. Наверняка там есть не только невинные, схваченные во время облав и по каким-то подозрениям. Там есть и настоящие подпольщики. Вот кто нам нужен, вот кто нам поможет найти этого загадочного Рудольфа, у которого может находиться портфель с документами. Если Майснер, конечно, не врет. Что-то с каждым днем все меньше у Михаила оставалось к нему доверия.