Иван Пантелеевич, так звали фермера, был человеком еще не старым, но и не таким уже чтобы молодым. После переезда в деревню он отрастил себе окладистую бороду и заимел на экологически чистых продуктах основательное округлое брюшко. Одежду он носил самую простую, а в доме имел мебель, сделанную явно своими руками из подручных материалов. Одним словом, он представлял собой типичный образчик зажиточного крестьянина прежних времен. Кому мог, тем помогал. Денег в рост не давал, а кому давал, с тех долг никогда не спрашивал, будучи твердо уверенным в том, что, когда смогут, люди сами отдадут. А если не могут или по какой-то причине не хотят, так и нечего с них трясти, небось не последнее давал. Во дворе у него крутилось несколько собак, чьи серые морды были подозрительно похожи на волчьи. Но при этом животные были совсем ручные, ласковые к людям до одури. Они всюду сопровождали своего хозяина, а с его гостями сразу же подружились. Сам Иван Пантелеевич с интересом выслушал рассказ друзей. – Деда Колю прекрасно знаю. Но добраться до него сейчас можно только пешком или в санях по льду. Не побоитесь по льду прокатиться? – Нам сказали, что машина провалится. – Машина провалится, она же тяжелая. А санки, считай, ничего не весят. Опять же вес на них распределяется равномерно. Сани представляли из себя одну сплошную полосу, загнутую спереди и немного приподнятую с бортов. – А лошадь? Лошадь точно провалился. – Так мы не на лошади и поедем. У меня лошадей и нету. Пашу на тракторе. А поедем мы с вами на собачках. Иван Пантелеевич показал на свою свору, которая радостно завыла на разные голоса, предчувствуя прогулку. – Ну, чисто волки! – Волки и есть, – согласился хозяин. – А точнее, волкособы. – Кто? – Гибрид волка и хаски. Как-то принес я из леса осиротевших волчат, выросли три зверя, они мне щенков и принесли. Сами потом в лес все равно сбежали, а некоторые из их щенков со мной остались жить. – И как? Ладите? – Отлично ладим. От настоящих волков наш дом лучше всяких собак защищают. Решили, что мы их стая, а раз стая, то всех других волков из чужих стай надо прочь гнать. Ну что? Едем? Выбора все равно не оставалось. Запрягал Иван Пантелеевич по-индейски. Каждая из шести собак бежала у него на отдельной веревке. Каждая веревка была своей длины. Получалось, что впереди на самой длинной бежала самая слабая собака, за ней все остальные по старшинству. Вожаку доставалась самая короткая веревка, что ему не могло не быть обидным. Поэтому он бежал изо всех сил, кусая за лапы впереди бегущего пса, чтобы тот двигался шустрее. Также поступали и остальные, в итоге первому псу приходилось напрягать все силы, чтобы удрать от свирепых друзей, филонить и расслабляться он попросту бы не смог. Преимущество было в том, что такая упряжка в широких местах раскрывалась подобно вееру, а в узких сходилась в одну линию. – Они у вас не путаются во всех этих веревках? – Может, если бы у меня изначально другая собака в помеси была, а не мой хаски Айсберг, так и не получилось бы у меня ничего. А так мои волкособы отлично работают в его команде. Он их всех вымуштровал, откуда чего взялось, ведь никто его самого этим упряжным премудростям никогда не учил. Он сам нам все показал и все объяснил. Вот что значит гены. Ехать на санках было еще тем удовольствием. Ветер свистел в ушах, острые снежинки с размаху впивались в открытые участки лица, так что пришлось замотаться шарфом до самых глаз, а ушанки, выданные гостям, надвинуть пониже на глаза. Но и это помогало не полностью, так что к концу пути Фима чувствовала себя, словно сосулька. Ивану Пантелеевичу было лучше, время от времени он соскальзывал с саней и бежал за ними, грелся и заодно облегчал своим собакам их груз. Оказалось, что дядя Коля живет на той же реке, на которой стояла Красногорка и на которой располагалась усадьба Ивана Пантелеевича. По реке от поселка до дяди Коли было не больше пяти километров, заблудиться было невозможно, да и гладкий лед помогал движению. А в лесу мало того, что пришлось бы поплутать, так еще довелось бы и понырять по сугробам. Дядя Коля издалека услышал звук приближающейся упряжки, которую хозяин украсил колокольчиками, так что собаки на бегу издавали мелодичный звон, слышимый на большие расстояния. – Кто это ко мне пожаловал в гости? Милости просим ко мне на пасеку! Да, дядя Коля был пасечником, об этом говорили многочисленные ульи, заботливо укрытые сейчас от морозов снегом. Под таким покрывалом пчелам было тепло и уютно в своих домиках. Наконец все смогли отогреться. И под вкусный чай с медом потек неторопливый разговор с дядей Колей, удравшим от городской суеты в тишину и глушь. – Обратно в город? Нет, не тянет. И я даже благодарен этому мошеннику, который нас всех сюда определил. Не знаю, как у остальных, а у меня жизнь сложилась счастливо. Это в городе я ничего другого не знал, как напиться после работы. И работа мне не в радость была. А как потерял, так и вовсе худо стало. А как сюда Зимин нас привез, я по сторонам огляделся, красота-то какая! Мама родная! А воздух! Стоишь, дышишь им и надышаться не можешь. Только первые месяцы мне трудно было. Зимин нас в зиму сюда привез. Думал, помру, до того голодно было. Но мир не без добрых людей, не дали пропасть. А как потеплело, я в лес стал ходить. Сначала траву да растения себе на еду собирал, молодые побеги, потом грибы да ягоды, но уже тогда понял, что лес он и прокормит, и обогреет, и пропасть не даст. А потом все глубже и глубже стал в лес уходить, все тропки лесные изучил, пчел присмотрел себе. Так с этих лесных пчел мое увлечение бортничеством и началось. Потом-то я уже себе породистых пчелок купил, в Башкирию за ними специально ездил, в других местах побывал. Ну, так и пошло дело. Теперь я своим медом всю округу снабжаю. Да вы сами попробуйте, какой медок мои пчелки дают. В городе вы такого меда никогда не отведаете. Мед и впрямь был хорош. Тягучий, ароматный и золотистый. Он пах и летом, и цветами, и еще чем-то волшебным. И вкус у него был незабываемый. Дядя Коля сказал чистую правду, раньше такого вкуса городским жителям пробовать не доводилось. – Я вам с собой дам пару баночек. Порадуете своих домашних. Для лечебных целей мед – это первая вещь. Вы не верьте, что у людей аллергия на мед случается. Это только на тот мед, что сейчас в магазинах продается. А мой мед он сам аллергика здоровым человеком сделает. Пока друзья наворачивали мед с горячим липовым чаем, дядя Коля рассказывал о тех страшных для него временах, когда он думал, что жизнь его совсем кончена, когда оказалось, что она только еще начинается. – Ну что вам сказать, Зимин этот подлец еще тот. Ловко он нас всех окрутил. Переселил из центра города в это захолустье. Там у нас у некоторых по две или даже три комнаты было и больше, а тут каждому по конуре в гнилом деревянном бараке. Сейчас-то он совсем развалился, но и тогда был не подарок. – А где все прочие ваши соседи? – Да кто где. Разбрелись. Может, и в живых никого уж не осталось. За лучшей долей подались в разные стороны, да и сгинули без вести. Времена-то какие тогда были жуткие, человеку пропасть, что высморкаться. Из наших один я тут остался, все остальные в другие края подались. А я с тех пор живу себе тут, ни паспорт мне не нужен, ни прописка, ни всякие там полисы-снилсы. Только тут я свободен и стал. Живу и радуюсь каждому новому дню, словно цветы да мои пчелки. – Расскажите подробней все, что предшествовало вашему переезду? Нас особенно интересует Грегор и убийство, которое он совершил. – Это вы зря. Никого он не убивал. И следователь тоже сказал, что Варвара уже мертвой была, когда Грегор ей голову отрубил. – Все-таки отрубил! – Ну, был такой грех. Так ведь он нездоровый паренек был, на всю голову нездоровый. А как этот Зимин к нам захаживать стал, Грегор совсем с катушек слетел. Ему при его заболевании ни грамма спиртного нельзя, а Зимин ему полные стаканы наливал. Вот Грегор спьяну и учудил. Уж не знаю, что у него там в его больной голове крутилось, но только мы все радовались, что он только Варьку зарубил, а девчонку ее не тронул. – Кто такая эта Варвара? В списке проживающих в квартире людей женщина с таким именем не числится. – Так Варвара с нами на птичьих правах проживала. Ее тетка в комнату к себе пустила, а сама к дочке перебралась. А у Варвары что-то с мужем не заладилось, она с девчонкой маленькой осталась, обе не знали, куда голову приткнуть. Так что Варьке комната в коммуналке царским подарком показалась. И очень она против Зимина настроена была. Всегда пыталась его выгнать, а нашим все время твердила, что он неспроста сюда таскается и что у него недоброе на уме. Так оно в итоге и оказалось. Мы потом много раз Варьку вспоминали и ее предостережения, да что толку, если к этому времени мы уже все в Красногорке оказались прописаны? Как Варвары не стало, не стало того, кто Зимина из квартиры гнал, он над нами полную власть получил. Каждый день к нам таскался, да все не с пустыми руками, а с ящиками водки. Сначала надо за упокой души Варьки выпить, потом за здоровье ее малышки, что жива осталась. Потом поминки, потом девять дней. В общем, сороковины Варькины мы уже в Красногорке справляли. – А комната ее? – Насчет этого не знаю. Та комната неприватизированная была. Уж не знаю, как Зимин потом с ней поступил. Но всю нашу квартиру он к рукам прибрал, это я точно знаю. – А вы помните, какую именно комнату занимала Варвара с дочкой? – Конечно. И прежде чем Фима успела задать следующий вопрос, дядя Коля заговорил сам: – Варька к себе в гости часто других мамочек с детьми звала. Сама-то она без мужика жила, вот таких же у себя и привечала. Вечно у нее молодые матери с дочками толкались. Варька с мамочками о своем болтают, дети между собой играют. Всем хорошо. Варька с дочкой жила, а еще у нас в квартире девочка маленькая была и тоже с матерью-одиночкой. Ложкаревы их фамилия была. Ложкарева после похорон Варьки как в запой ушла, так назад и не вернулась. Уже тут в Красногорке с каким-то мужиком спуталась, да и сгинула. А дочку ее в детский дом определили. – Вы про Варвару рассказывали. – А что Варвара… ни за что ни про что пострадала. Глядишь, жила бы где-нибудь в другой комнате, так и цела бы осталась. – Это почему же? – Комната эта, где она жила с девочкой своей, считалась у нас в квартире нехорошей. – Вся ваша квартира считалась нехорошей. – Вот из-за этой самой комнаты и считалась! – с жаром откликнулся дядя Коля. – Все, кто сводил счеты с жизнью в нашей квартире, а таковых было немало, все они погибали в той комнате! Когда мы Варьке об этом рассказали, она еще над нами смеялась. Даром, что ее собственный дядька в этой комнате помер. Правда, он от белой горячки загнулся, но все равно там! Варька от наших слов отмахивалась, мол, она не пьет и в петлю лезть не собирается. А оно вон как для нее обернулось. – На плане вашей квартиры показать сможете? – Да, запросто! И дядя Коля, даже особенно не задумываясь, ткнул пальцем в одну из комнат. – Эта! – Точно? – Без всякого сомнения! Я в той квартире с самого детства прожил. Тридцать лет без одной недели! Это та самая комната, в которой Варвара и простилась с жизнью. Слава поежился. Да и у Фимы мурашки пробежали по спине. Указанная дядей Колей комната была тем самым помещением, которое в «Квестляндии» выделили под установку гильотины. Именно там произошли три несчастных случая, в результате которых появились отдельно три мертвых туловища и три отделенных от них головы. В обратный путь пустились в молчании. Уже не грел ни съеденный на пасеке мед, ни выпитый там же чай. От услышанного рассказа дяди Коли у друзей кровь стыла в жилах. – Что же это получается? Нечистая сила снова разгулялась? Столько лет призраки погибших вели себя примерно, никого не трогали, а теперь вдруг принялись головы людям рубить? Но Слава считал, что делать выводы пока что рано. У них впереди был еще разговор со следователем, к которому они и поехали. Ехать пришлось долго, уже смеркалось, и Фима заскучала. Сунулась в смартфон, но Слава мигом пресек это дело, прочитав коротенькую, всего-то минут на десять, лекцию о вреде такого отдыха для глаз. Слушая его занудный самодовольный голос, Фима чувствовала, что сильно погорячилась, приняв от этого человека приглашение прокатиться с ним. Да и букет вчера тоже не надо было брать. Слава уже раз пять сокрушенно вздохнул, что некому присмотреть за цветочками, теперь они точно завянут. И Фима даже не сомневалась, что вечером он обязательно перезвонит ей, чтобы спросить, как там поживает его подарок и жив ли он еще. Вот Константин, тот был совсем другой. За целый день он ни разу не позвонил Фиме и никак не напомнил о себе. И его, похоже, совершенно не интересовала ни судьба пирожных, купленных им для Фимы, ни сама Фима. Что касается Арона Наумовича, то он прислал Фиме музыкальную открытку и спросил о ее планах на вечер. Учитывая, что Фима их еще и сама не знала, она своему поклоннику ничего не ответила. Следователь встретил их во дворе своего дома. Домик у него был небольшой, но добротный. Он оказался полностью оборудованным для круглогодичного проживания. Кроме того, в поселке было два магазина и аптека. В магазине имелся банкомат и терминал для оплаты счетов. Одним словом, живи хоть всю жизнь, и никуда в город ехать не надо. – Это тебе не Красногорка, – заметил Слава, одобрительно оглядываясь по сторонам. – Так бы и я на пенсии пожил. И посмотрел на Фиму вопросительно, мол, а ты что скажешь? Хотела бы ты жить со мной на пенсии в таком вот месте? Но Фима уже сильно сомневалась, что проживет со Славой хотя бы год, не говоря уже о всей своей жизни. Поэтому она притворилась, что намеков Славы не понимает. Сам следователь оказался упитанным, но подвижным дядечкой. Выглядел он моложе своих шестидесяти пяти лет и уверял, что всему причина – это свежий воздух.