Но он ошибался. Мне было нелегко все оставить. Ни Дарлинг Хаус. Ни мою семью, ни стекло. Ни его. Тяжелее всего было оставить его. Но я уже уехала однажды. Он просил меня остаться. Умолял меня. Но я ушла. Теперь он не обязан был помогать ни мне, ни Дарлингам. И тем не менее, вот он, берет на себя ответственность. Я могла отказаться. Но он знал, что я не откажусь. Я вспомнила о записке, которую оставил мне дедушка, и о его таинственных извинениях за то, что вынуждал меня сделать. Вот почему он извинялся. Мне казалось, что, сбежав из этого места, я смогу защитить тех, кого люблю, и жить так, будто ужасных воспоминаний, как и самого проклятия, никогда не было. Но проклятия так не действуют. Ни одно из них так не работает. Я тяжело сглотнула, приняв неизбежную правду. Если я собиралась избавить Дарлинг-Хаус от его призраков, то должна была выяснить, что происходит. И я должна была остановить это. Пока больше никто не пострадал. — У нас нет всей ночи, Уитни. Чего ты хочешь? Я посмотрела на него с презрением. — Ты не имеешь права говорить со мной в таком тоне. Он сделал шаг назад, приняв более непринужденный вид, и налил виски в граненый хрустальный бокал. — Я не собираюсь погружаться в наши воспоминания. За прошедшие годы я устроил свою жизнь более чем хорошо. — Он откинул голову назад и осушил виски одним глотком. — Поверь, я не был одинок. — Он поставил стакан на стол, и его глаза просканировали меня от пупка до носа. — Я уверен, что и ты не была одинока. В голове промелькнуло видение Эванджелин в объятиях Эфраима, и я встала, дыхание вырывалось неровными толчками. — Как ты смеешь! — Уитни, — злобно улыбнулся он, — а вот и ты. — Я тебя ненавижу, — прошипела я, желая только одного — стереть с его лица это самодовольство. — Ты забываешь, что речь идет не о нас. — Его изумрудные глаза смотрели на меня так пристально, что я чуть не отвернулась. Почти. — Знаешь, что последнее сказал мне твой дед? Я покачала головой, от злости на глаза навернулись слезы. — Он сказал мне, что любовь — это противоядие от хаоса. Между нами воцарилось молчание, бесконечная пропасть, отягощенная грузом того, что могло бы быть. — Один год, — прошептала я. — Один год. А потом ты больше никогда не увидишь моего лица. — Хорошая девочка. — Эфраим прошел по ковру мимо меня и распахнул тяжелую дверь из орехового дерева, ничуть не удивившись тому, что мои тети, мать и Эддисон столпились прямо под ней, словно прижав уши к дереву. — Мистер Аллен! — Да, сэр. — Душеприказчик тут же выглянул из-за угла, его щеки слегка покраснели. — Мы договорились. Мы с мисс Дарлинг завтра же позаботимся о разрешении на брак. — Спасибо, — заикаясь ответил мистер Аллен. — Это было бы прекрасно. — Отлично. — Эфраим вежливо кивнул собравшимся. — Я проведу ночь в городе. Доброй ночи. И, не оглянувшись в мою сторону, он вышел из комнаты, оставив за спиной Дарлинг-Хаус. Глава 6 Уильям Дарлинг | 1922 | Шотландия Волосы Джулии были золотистыми. Как солнце. Она носила их в красивой косе, ниспадающей на плечо. А ходила она мягко и уверенно, как и подобает девушкам из высшего общества. В ее глазах был огонь, а на языке — жизнь. Я работал в поместье ее отца уже четыре года. Вскоре после моего приезда она решила называть меня Уильямом, потому что так звали ее кота, а также любимого дядю. И потому что Дарлинг — не самое подходящее имя для молодого человека. Но она все равно называла меня Дарлингом, когда не задумывалась об этом. И мне нравилось, как это звучало. — Дарлинг, — сказала она мне однажды, — я думаю, что тебе пора научиться правилам поведения за обеденным столом. Я буду учить тебя, когда ты не работаешь в конюшне, и тогда, возможно, папа пригласит тебя присоединиться к нам во время трапезы. Я кивнул, хотя знал, что этого не произойдет. Но я никогда не отказывался от возможности провести с ней время. Она всегда вытирала платочком грязь с моих щек или поправляла воротник, как будто мне было важно, как я выгляжу. Я редко оставлял свою работу с лошадьми. Теперь я был мужчиной. Руки у меня были сильные, спина широкая и мускулистая. Я знал, как пользоваться руками. Как разгадывать головоломки. Я умел использовать не только тело, но и ум. Я был рожден для труда. Для мозолей и пыльных волос. Но бывали такие дни, когда утром, начиная с того дня, когда Джулия и ее отец забрали меня с улицы и поселили в своем сарае для лошадей, я слышал зов. Голос. Мягкий и добрый, как у Джулии. И он всегда манил меня в мастерскую, где работал ее отец. Он выдувал стекло. Размахивал этим материалом над головой, как великий фокусник. Я приседал на землю, заглядывал в щели дверей и окон и смотрел, как он превращает светящееся золотистое вещество в застывшие скульптуры, голубые как лед. Стекло говорило со мной. И я часто мог предсказать, что получится, задолго до того, как оно начинало обретать форму. Магия стала моей навязчивой идеей. Стекло. И моя Джулия. — Я бы предпочел стеклодувную скамью, а не обеденный стол. Мне достаточно быть рядом со стеклом. Не говоря ни слова, Джулия взяла меня за руку и потащила за собой, прошла через двор и поднялась по каменным ступеням, которые вели в хорошо оборудованную мастерскую ее отца. Ее отец обернулся, его взгляд метнулся к руке Джулии, обхватившей мою. Я вырвался из ее хватки и соединил запястья за спиной, быстро склонив голову перед человеком, который стоял между моим нахождением здесь и жизнью на улице. У отца Джулии были на нее планы. И в них не было меня. Грудь сдавило от этой мысли. От этой мысли у меня заныло в груди. Однажды придет другой мужчина. Красивый, светловолосый джентльмен. И он заберет у меня Джулию. — Папа, — воскликнула Джулия. — Мы пришли спросить, не нужен ли тебе помощник. Уильям хорошо послужил тебе на конюшне. И мы хотели бы… Ее отец поднял руку, остановив ее слова. Он перевел взгляд на меня. — Уильям уже взрослый мужчина. Пусть справляется сам. Я не был готов к такому резкому обмену мнениями. Я достаточно часто проигрывал это в уме, но сейчас смутился. — Я благодарен за то, что занимаю место в вашем доме, сэр. И доволен своей работой с лошадьми. Джулия бросила на меня раздраженный взгляд, который я скорее почувствовал, чем увидел краем глаза. — Если ты доволен, то почему стоишь здесь и мешаешь мне работать? — Я… я хотел бы узнать о стекле, сэр. Чтобы помочь вам. Если вы позволите. — Почему?