Я зарылась лицом в его плечо и пыталась успокоить дыхание, вдыхая его пряный аромат и наслаждаясь стуком его сердца, его твердой силой под моими пальцами. — Я должна была убедиться в этом сама. Он покачал головой. — Удовлетворена? — Не совсем. — Дарлинг-Хаус небезопасен, Уитни. — Он вздохнул, выглядя искренне сожалеющим. — Знаю, — сказала я, борясь с внезапным приступом слез. — Дарлинг-Хаус никогда не был безопасным. Он провел рукой по волосам. — Мы уезжаем. Сейчас же. Фрэнсис и остальные члены семьи уже едут в город. — Нет. Он рассмеялся, но его глаза были жесткими, как камень. — Нет? — Я не поеду. Что бы здесь ни происходило, это не может быть решено из центра города. Я должна остаться здесь. — Не так давно побег из Дарлинг-Хауса был твоей главной целью в жизни. Я встала, отмахнувшись от его слов. — Все меняется. У него отвисла челюсть, и он смотрел на меня, казалось, целую вечность. — Если я заставлю тебя уехать, ты ведь вернешься сюда, не так ли? Настала моя очередь смеяться. — Ты не можешь заставить меня ничего делать, Эфраим. Он вскинул бровь, пытаясь доказать, что я ошибалась. — Слушай внимательно. Мы попробуем сделать по-твоему. Но есть два условия. — Каких? — Первое. Никаких блужданий по дому в одиночку. Ты со мной. Двадцать четыре на семь. Если ты помнишь, я уже несколько раз обращался к тебе с подобной просьбой. Я сделала шаг назад. — А второе? Он протянул руку и взял траурный кулон на моей шее, затем осторожно расстегнул тонкую цепочку. И протянул его мне. — Перестань носить это. Он меня пугает. Недовольная, я взяла кулон и сунула его в карман. — Полагаю, это справедливо. — Более чем справедливо. — Он указал на дорожку, которая вела на кухню. — Пойдем. Если мы собираемся погрузиться в роман Агаты Кристи, мне нужна чашка кофе. Часом позже, после обильного употребления кофеина, пончиков и напряженного разговора с Фрэнсисом, объясняющего, что мы пока не собирались присоединяться к ним на Джонс-стрит, мы с Эфраимом вошли в кабинет Алистера. Я улыбнулась, слегка успокоенная блуждающими лучами фонариков за стеклянными дверями веранды — свидетельством того, что служба безопасности Эфраима трудится не покладая рук. Я щелкнула торшером, и комнату залил теплый свет. Затем подошла к стене с книжными шкафами и осмотрела огромную коллекцию старых кожаных корешков. — Вот что нам известно, — сказала я. — За последние месяцы было два взлома. Ничего не похищено. В нашем распоряжении проклятая склянка с кладбищенской грязью, старинный траурный кулон и старая фотография Джулии и ее потерянного ребенка Пенелопы. На фотографии нога Джулии опирается на то, что похоже на огромный бриллиант. — Я устремила на Эфраима пристальный взгляд. — У нас также есть статья о пропавшем бизнесмене и его бриллианте. И, наконец, у нас есть мстительный призрак, который, очевидно, хотел бы вернуть драгоценность. Эфраим тяжело вздохнул. — Не могу поверить, что я внимательно тебя слушаю. — Если под ногой Джулии лежит египетский бриллиант Горация, это означает, что Дарлинги завладели им после исчезновения Горация, потому что Джулия держит на руках ребенка, а она была еще беременна, когда пропал Гораций. Эфраим прищурился. — В связи с этим возникает вопрос… — Откуда у Уильяма и Джулии бриллиант Горация? — Готов поспорить, что ответ на этот вопрос и есть причина, по которой Дарлинги оказались прокляты. — Эфраим указал на полки с книгами позади меня. — Итак, что мы здесь ищем? — Семейное древо, — сказала я. — Какие-то записи о генеалогии, восходящей к Уильяму и Джулии. Если предположить, что ребенок на фотографии — Пенелопа, то нам нужно подтвердить дату ее рождения, — я прочистила горло, — или смерти, чтобы быть уверенными, что мы на правильном пути. — Хорошо. — Эфраим направился к книжным полкам. — Ищи Библию. — Библию? — Это первое место, где я бы искал старые семейные записи о рождении и смерти. — Умно. — У меня бывают озарения. Через несколько минут мы собрали на столе Алистера целую коллекцию старых Библий. В тихом кабинете было уютно, я покопалась в верхнем ящике стола в поисках зажигалки и зажгла толстую оранжевую свечу, стоявшую в центре стола. Эфраим вопросительно вскинул бровь. Я пожала плечами. — С ароматом тыквы. — Конечно. Как глупо с моей стороны. — Он ухмыльнулся и открыл кожаную Библию, когда я устроилась в кресле рядом с ним. Я смотрела на него, наблюдая за тем, как мерцающий свет играет на его красивом профиле. Сердце сжалось в груди. Он был моим. И я хотела, чтобы так было и впредь. Я вернула свое внимание к книге, лежавшей передо мной. Прошел час. Мы перелистывали Библии и старые дневники, но ничего не находили. Пока мои пальцы не дрогнули над старым кожаным томом, страницы которого были такими тоненькими, изъеденными и состаренными, что слиплись в углах. Я осторожно раздвинула их. Эфраим был прав. Первая и последняя страницы были испещрены мелкими рукописными пометками. Мои глаза просканировали множество записей, написанных на краях бумаги — записи о рождениях, свадьбах, трагедиях и смертях. Я перелистывала тонкие страницы одну за другой, остановившись в начале Библии на странице, похожей на традиционное семейное древо. И вот, наконец, в самом верху написаны имена Уильяма и Джулии Дарлинг. Под ними, обозначенные собственными маленькими веточками, располагались имена их детей и даты их рождения. Баннер, Тара, Бронвин, Агата, Корнелия, Джеймс. Эфраим подошел ко мне. — Что это? Я указала на то, что нашла. — Фотография, которую Эванджелин дала нам в Историческом обществе, на которой Джулия и Уильям изображены на печально известной вечеринке с Горацием Леру и его сестрой. Это было в 1930 году. На фотографии Джулия была беременна. Очень беременна. — Хорошо, — заставив меня продолжить, сказал Эфраим.