Я наблюдала за его обнаженной фигурой, пока он вставал с кровати и натягивал джинсы. — Оставайся здесь, — сказал он. — Я пойду посмотрю, что там такое. Я бросилась за ним. — Если ты думаешь, что оставишь меня одну в темноте, то ты сошел с ума. — Ладно, — усмехнулся он. Он бросил мне мой халат, и я плотно запахнула белый шелк вокруг себя. Эфраим отпер дверь спальни и вышел в коридор. Я последовала за ним, порадовавшись тому, что, в отличие от моего сна, дом оказался хорошо освещенным, а внизу отчетливо слышался разговор сотрудников службы безопасности. Один из них, молодой симпатичный мужчина по имени Блейк, встретил нас на верхней ступеньке. Он кивнул мне в знак приветствия. — Все чисто, мистер Каллаган. Стук, который вы слышали, — это мистер Дарлинг. Он входит в список разрешенных посетителей, поэтому мы проводили его в гостиную. Я как раз собирался подняться, чтобы сообщить вам об этом. — Мистер Дарлинг? — сказала я. Эфраим посмотрел на меня сверху вниз. — Ты знала, что твой отец приедет? — Он не сказал мне ни слова. Даже не написал. Эфраим поблагодарил и отпустил Блейка, затем провел рукой по волосам. — Хорошо. Давай посмотрим, что привело твоего отца в Дарлинг-Хаус в три часа ночи. Папа встретил нас в ярости. Он излучал раздражение, встав с кожаного клубного кресла, с рукавов его черного пальто капал дождь. Он впился взглядом в нас с Эфраимом, когда мы спускались по лестнице, чтобы поприветствовать его, заставив нас остановиться. — Что, черт возьми, здесь происходит? И почему, похоже, здесь нет никого, кто мог бы с этим справиться? Эфраим обвел взглядом комнату. — Устраивайтесь поудобнее, сэр. Могу я предложить вам вина? Виски? Мелатонин? Папа нахмурился и снял пальто, обнажив испачканную грязью белую рубашку, брюки и набор сверкающих на запястьях золотых запонок. От мраморного пола в холле до ковра, на котором он стоял, тянулись грязные следы. Его ботинки были покрыты грязью. И брюки тоже. — Ты что, прогулялся по болоту, прежде чем войти в дом? — проворчал Эфраим. Папа посмотрел на пол, затем стиснул зубы. — Я заехал на кладбище по пути сюда. Чтобы увидеть катастрофу своими глазами. — Бонавентура не находится по пути из аэропорта, — сказала я. — Я приехал не из аэропорта. Я скрестила руки, внезапно похолодев. — Я не понимаю. — Последние несколько дней я был на Острове Надежды. По делам. Сегодня вечером я включил новости, и что же я увидел? Умерший член семьи Дарлингов, о котором пишут во всех газетах. Это скандал года. Десятилетия. Всплывают не только старые скелеты, но и тот факт, что моя дочь была выдана замуж по принуждению. — Последнюю часть он подчеркнул воздушными кавычками. — Неужели элита возвращается к традиции браков по расчету? Публика Саванны с нетерпением ждет комментариев. Мои щеки горели, и я почувствовала, как Эфраим напрягся рядом со мной. — Я не понимаю, — прошептала я. — Я говорю тебе, что выступление окончено. Подробности твоего нелепого брака, завещание твоего деда и позор оскверненной семейной могилы — все это в местных новостях. — Взгляд папы немного смягчился, но в его тоне сквозила насмешка. — Ты должна была поехать со мной в Париж, когда у тебя была возможность. Сейчас твоя мама с трудом сдерживает свой ужас. — Мы с этим разберемся, — сказала я. — Это никого не касается, кроме нас, — продолжал Эфраим, притянув меня к себе. — Сплетни не живут долго. Это пройдет. Папа хмыкнул и покачал головой. — А как же эти взломы? Есть ли причина, по которой в наше время никто под этой крышей, ни охрана, ни кто-либо другой, не может сказать мне, что, черт возьми, происходит? Неужели так трудно поймать вандала и вора? То, как он смотрел, заставило меня снова почувствовать себя маленькой девочкой, но мне было все равно. — Мы разбираемся с этим. Полиция, к сожалению, не очень помогла. — Похоже, на них не стоит надеяться? — У нас не так много улик, — сказала я. — Кто бы ни стоял за этим, он, похоже, точно знает, куда и когда идти, чтобы не попасться. Папа хмыкнул, затем снял свои грязные ботинки и бросил их в угол холла. — Я был в нескольких днях от заключения нового контракта. Мне пришлось перенести это на три недели, чтобы приехать сюда и взять все в свои руки. Черт, твоя тетя Адель выглядит так, будто подошла к ослу не с той стороны. А твоя мать еще более нервная, чем обычно. А это уже о чем-то говорит. Нет, в этой ситуации потребуется нечто большее, чем дополнительная охрана. — Папочка, мы… — Заткнись, Уитни. Эфраим отпустил меня, шагнув вперед. — Достаточно. Ты приходишь сюда посреди ночи, нарушаешь наш покой и оскорбляешь меня. Я могу извинить все это, но ты не уважаешь мою жену, и нам больше нечего сказать друг другу. — Он указал на дверь. — Уходи. Папа уставился в пустоту, в нем боролись удивление и ярость. — Это мой дом. Эфраим покачал головой, злобно улыбнувшись. — Этот дом принадлежит Уитни. Он был оставлен ей. Никому другому. — Что ж, она прекрасно справляется с управлением им. Лицо Эфраима стало таким красным, каким я никогда не видела. Он направился к моему отцу, возвышаясь над тем, кто был значительно ниже ростом и слабее. — Уходи, сейчас же. — Ты хоть понимаешь, какая ответственность лежит на этом месте? — спросил папа, уже более мягким тоном. — В наше время, если грабитель упадет со ступенек и сломает ногу, он в итоге подаст на тебя в суд. Скорее всего, он выиграет. — Он провел рукой по своим седым волосам. — Глупость. Я глубоко вздохнула и расправила плечи. Я любила своего отца. Но никогда его не пойму. Он всегда был разочарован своей жизнью в Дарлинг-Хаусе. Он был рожден для того, чтобы быть королем своего собственного замка. А потом он женился на моей матери и стал еще одним Дарлингом, живущим под крышей дедушки Алистера. Так было заведено у Дарлингов. Мама сказала мне однажды, что он поклялся ей, что хочет такой жизни. Но вскоре после того, как они поженились, он, похоже, передумал. Он был на грани взрыва. Дедушка Алистер помогал его сдерживать. Но теперь он не принадлежал этому миру. Топот моего отца эхом разносился в холле, когда он забирал пальто и ботинки, прерванный лишь шквалом проклятий, когда проходил мимо меня. Он распахнул входные двери и остановился на крыльце, чтобы бросить взгляд на охрану Эфраима. — Я люблю тебя, Уит, — сказал он и ушел. Я повернулась к Эфраиму. Он стоял посреди холла, засунув руки в карманы джинсов. — Мне жаль, что так получилось, милая. Он протянул руки, и я шагнула к нему, зарываясь лицом в его голую грудь. — Как ты думаешь, это правда? — спросила я. — То, что он сказал о заголовках? Эфраим вздохнул и достал телефон из заднего кармана. Я повернулась в его объятиях, чтобы посмотреть, как он нажимает несколько кнопок, открывая приложение местных новостей и прокручивая вниз ленту. И там, в самом центре, под заголовком «Падение Дарлингов?» была наша фотография, на которой мы стояли рядом с офицером Эвансом на кладбище Бонавентура, а ярко-белый брезент был наброшен на надгробие Пенелопы. Он нажал на ссылку, и мы молча стояли и читали вместе.