— Потому что в этот раз его не было. Еще в то воскресенье уехал. — Сразу после субботнего налета? И куда, интересно? — На Кубу, что ли. — Куда-а?! — У него там бабушка умерла. Он на похороны поехал. — Ладно, — Игорь махнул рукой. — Теперь этот, который метр с кепкой… Как его фамилия? — Паклин. Ваня Паклин. — А четвертый? — Рудик Худобин. — Значит, мужчина упал на колени, — продолжил Игорь разговор. — Кто накинул ему на шею удавку? Ушаков дольше обычного разглядывал свои кроссовки. — Ну… Никола зашел сзади… — он опять надолго замолчал, затем все же попытался закончить начатую фразу: — И это… Это… — однако дальше никак не выговаривалось. — Накинул ему на шею удавку и стал душить, — подсказал Игорь. Чем же душил Северцев мужчину? — Руками… Нет, этим… Этим… и наконец разродился: — Бинтом! — Так, все верно, — поспешил согласиться Игорь. — Одно только неясно: откуда у него взялся бинт? — Ну, он… Это… — Кончай мямлить! Говори понятно! — Ну, он еще дома руку себе перебинтовал. А тут бинт размотался, он и… — Что у него было с рукой? — Ничего. Просто перебинтовал. Ну… Иногда можно повредить руку. Когда бьешь. Если по чему-нибудь твердому. — Понятно, — сказал Игорь. — А потом куда бинт девался? — Ну, Никола его бросил. — Куда? Может, на яблоню закинул? — Ну, может. Наверное. — Так, бинт Северцев закинул на яблоню. А что мужчина? — Он лежал. Ну, не совсем, мы его посадили. — Куда посадили? Покажи место. Ушаков покрутил головой и, наконец, остановил взгляд на крыльце мастерских. — Тут, кажется… Такой ответ Игоря не удовлетворил. — Точно помнишь, что у крыльца? А может, вы его под яблоню посадили? Подумав, Ушаков согласился: — Может, под яблоню. — И он что, хрипел? — Ну, сперва хрипел. Потом стал получше дышать. — Когда уходили, он сидел? Или как? — Сидел. Может, потом лег. Светало. Игорь переписал адреса остальных подростков и напоследок строго-настрого наказал Ушакову: чтоб в девять утра, как штык, был в милиции. — Спросишь Горелова. По дороге к дому его стали одолевать сомнения: надо ли было отпускать парня? Может, следовало позвонить Горелову, поднять с постели и доложить о задержании «ковбоя»? Скромненько так: дескать, случайно все вышло. Но что сделано, то сделано. Придет Ушаков, никуда не денется. Может, и Коротышку с собой приведет. Ведь они не знают, что у ментов против них ни свидетелей нет надежных, ни улик, а их жертва тоже ничего уже не сможет сказать. Самое умное, что сейчас мог сделать Игорь — это прийти домой и минут сто двадцать покемарить. А будет день — будет и пища. Явка с повинной Не успел Горелов явиться утром на дежурство, как тут же выехал по сигналу на квартирную кражу. Игорь вошел уже в опустевший кабинет. Сидя за столом, он некоторое время стоически боролся с одолевавший его дремотой и, в конце концов, не заметил, как погрузился в тяжелый полусон-полубред: ему казалось, что он продолжает бодрствовать, только почему-то уже не в кабинете, а в какой-то грязной забегаловке, за столом, уставленным пустыми пивными кружками, а напротив него сидит Ушаков в обнимку с Танюшкой, скалит зубы, а Танюшка все повторяет и повторяет как заведенная: «Хорош!.. Хорош!..». И голос у нее грубый, прокуренный. Кто-то тряс его за плечо. — Хорош!.. Хорош!.. Игорь поднял голову и с трудом разлепил глаза. Увидев Горелова, спросил: — Сколько времени? — Четверть одиннадцатого. А ты чего это в субботу приперся? Дома, что ли, не спится? Мне ты пока не нужен. Игорь поднялся из-за стола и провел по лицу ладонями. — Все спокойно? — спросил он. — «Ковбои» больше не возникали? — Пока нет, — ответил Горелов и не удержался, подколол стажера: — Пережидают, пока ты не устанешь их ловить. — А!.. — отмахнулся Игорь. — У тебя все шуточки. Домой он отправился в полном расстройстве чувств. А буквально через несколько минут после того, как он покинул здание милиции, Горелову позвонили из дежурной части: — Тут парень тебя спрашивает!.. Высокий, превосходно сложенный, одетый в «фирму», Ушаков мог бы послужить фотомоделью для обложки какого-нибудь молодежного журнала, если бы не напряженное, тоскующее выражение лица, не закушенный край нижней губы и не пугливо бегающий взгляд голубых, опушенных белыми ресницами глаз. Профессиональным нюхом Горелов сразу почувствовал (хотя и боялся поверить такой неожиданной удаче), что перед ним топчется собственной персоной тот самый «ковбой». Ни о чем не спросив парня, словно боясь спугнуть наваждение, молча кивнул, приглашая следовать за собой. Когда вошли в кабинет, парень опустился на стул перед столом оперативника. Бескровные губы его дрожали крупной дрожью, словно после купания в проруби, и рот кривился, некрасиво расквашиваясь. Тоскующий взгляд шарил вокруг, не задерживаясь ни на одном предмете, а пальцы опущенных на бедра рук конвульсивно сплетались и расплетались в ускоряющемся темпе. — Ну-ну, старик, расслабься! — дружелюбно посоветовал ему Горелов. — Ты ж, поди, не новичок в спорте, знаешь, как это делается. С чем пришел-то? — Я это… — Ушаков с трудом разлепил губы. — Признаться… — Ну и правильно! — одобрительно покивал Горелов. — Давай рассказывай — сразу полегчает. Хорошо, что сам пришел, это тебе зачтется. Ну, не знаешь, с чего начать? Давай я тебе помогу для разгона. Объясни мне, как это вы ни с того ни с сего решили отрабатывать приемы на прохожих? — Мы сперва друг на друге, — просипел Ушаков и откашлялся, прочищая горло. — Учились. — С тренером занимались? — Ну, как… Северцев… Он в прошлом году ходил в секцию карате… Учил нас приемам.