– Это точно. Пока вы будете сибаритствовать, а я буду гнуть на вас спину… – Ты собираешься гнуть спину? – Собственно, я хотела сказать, что займусь тем, чтобы ваше вечернее платье, туфли и драгоценности были на высоте. – Ты меня балуешь. – Ваша правда. Кстати, вы будете есть ваш последний тост? * * * Как нам пришлось убедиться, в сельской местности званые вечера начинаются не в пристойное время, как в больших городах, а неприлично рано. В Лондоне никому и в голову не придет начать вечеринку задолго до десяти вечера, однако здесь, в расчудесной английской глубинке, дела обстояли иначе. Здесь жили согласно поговорке: «рано в кровать и рано вставать – горя и хвори не будете знать» и ничтоже сумняшеся готовы были начинать свои сборища аж в семь часов. Посему ровно в четверть восьмого я доставила леди Хардкасл к парадной двери усадьбы «Грейндж». После чего, приветственно помахав Дженкинсу, дворецкому Фарли-Страудов, объехала их большой дом, припарковала «ровер» перед бывшей конюшней, которая теперь служила гаражом для их собственного автомотора, и вернулась к дому при свете, льющемся из двери для слуг. Внутрь я вошла без стука, без приключений добралась до двери Мод и тут коротко постучала. – Ох, ради всего свя… Что там еще? – послышался голос из-за двери. – Это я, мисс Дентон, – ответствовала я. – Простая странница из дальних краев, явившаяся, дабы просить приюта в вашей обители. Или же просто-напросто твоя соседка Фло, явившаяся, чтобы выпить чашку чая и поболтать. Выбирай тот из двух вариантов, который тебе нравится больше. Дверь отворилась, и передо мной предстала улыбающаяся Мод Дентон, горничная и чемпионка Англии по увиливанию от работы. Она была немного старше, чем я (хотя на сколько именно, я так и узнала), а также чуть-чуть выше и намного толще в талии. Но у нее были озорные глаза девушки вдвое моложе меня и заразительная улыбка. – Ради всего святого, заходи, пока нас никто не застукал, – сказала она и, схватив за рукав, втащила меня в комнату. – Добрый вечер, Мод, – поздоровалась я, доставая из-под пальто припрятанную там форму для выпечки с испеченным мною кексом. – У тебя есть чай? – К черту чай, – сказала она, беря у меня кекс. – Раз такое дело, нам нужен херес. – Ничего не выйдет. Я за рулем. – Ох, уж эти мне валлийки и их пуританские замашки. Снимай пальто и устраивайся поудобнее, а я поставлю чайник. С Мод я познакомилась вскоре после нашего переезда в Литтлтон-Коттерел. Тогда значительную часть дня помолвки Клариссы Фарли-Страуд я провела, прячась в этой самой комнате, чтобы нас с Мод не втянули в суматошные приготовления к предстоящему вечером торжеству. Последние месяцы я с ней не встречалась и теперь рассчитывала приятно пробездельничать весь вечер в ее компании. – Значит, ты не собираешься помогать принимать гостей? – осведомилась я, когда она вручила мне чашку чаю и кусок лимонного кекса, пропитанного мадерой, который я привезла с собой. Она рассмеялась. – Ты такая выдумщица, – сказала она. – Ты можешь себе это представить – чтобы я помогала принимать гостей? Да ни в жизнь! – Мы не видались несколько месяцев. Откуда мне знать – а вдруг ты получила удар по голове, и он сделал тебя совершенно другим человеком. Такое, знаешь ли, бывает. Я читала об этом в газетах. – Чтобы убедить меня подключиться ко всей этой мышиной возне, потребуется нечто большее, чем удар по голове. У меня и так хватает дел со всеми этими заботами о миледи, так что нет уж, увольте. – А что нового в господском доме на холме? – поинтересовалась я. – Есть ли какие-то свежие сплетни, не дошедшие пока до деревни? – Куда там. Обо всем, что происходит у нас, в деревне узнают в мгновение ока – так что, если ты ничего не слыхала, значит, ничего и нет. Жизнь идет точно так же, как и всегда. – Какое разочарование. Стало быть, лакеи не крутят шашней с горничными? А Дженкинс не присваивает втихомолку деньги, предназначенные для покупки вина, чтобы обеспечить себе безбедную старость в приморском курортном городке? Она засмеялась опять. – Нет, ничего такого. Если у нас тут и идут разговоры о шашнях, то только когда речь заходит об этой паршивке Доре Кендрик. – Это определенно не самая моя любимая горничная, – заметила я. – А что она натворила теперь? – Честно говоря, я не могу уследить за всеми ее глупостями. Поговаривают, что она втюрилась в какого-то парня из деревни и хотела, чтобы он пригласил ее на танцы в сельский клуб. Но он не пожелал иметь с ней дела и сказал, что пригласит не ее, а дочку мясника. – Дейзи Спратт, – машинально уточнила я. – Да, ее. Она вроде как твоя подруга, да? – Да, подруга. И в последнее время кто-то пытается бросить тень на ее доброе имя. То есть на ее имя – я точно не знаю, насколько добрым оно осталось теперь, ведь она никогда не отличалась строгостью нрава. Но она девушка добросердечная и, как ты и сказала, моя подруга. Как ты думаешь, за этими слухами может стоять Дора? – За какими слухами? – не поняла Мод. – Что-то насчет того, что ее видели за крикетным павильоном с Ленни Как-его-там – фамилию его я не помню. Детали я уже запамятовала, но она клянется, что это поклеп. – Ленни Ледбеттер, – сказала Мод. – Именно на этого парня Дора и положила глаз. Я не удивлюсь, если окажется, что это она мутит воду, рассчитывая устроить неприятности и Дейзи, и ему. – Тогда держи ухо востро, ладно? Мне бы хотелось получить подтверждение моим догадкам, прежде чем я совершу что-нибудь опрометчивое. – О-о, выходит, ты собралась подкараулить Дору и всыпать ей по первое число? Набить морду, да? – Нет, о столь радикальном решении вопроса речь не идет. Но думаю, сейчас самое время вправить ей мозги. – Давно пора, дорогая, давно пора. А ты уверена, что не соблазнишься хересом? – Вполне уверена, но я совсем не против того, чтобы им угостилась ты сама. А с меня хватит и чаю. – Ну, разве что чуточку, – сказала она. * * * Выпив три, а может, и четыре бокала хереса, Мод окончательно повеселела и стала вполне готова к озорству. У нее был план. – Оставшись у себя в комнате и отказавшись участвовать в приеме гостей, я рискую упустить кое-что интересное, – начала она. – Так мне не удастся постоять на краю зала с подносом слоеных пирожков с мясом, подслушивая разговоры столпов общества. – Мне доводилось подслушивать их беседы, – заметила я. – И ничего интересного в них нет. – Возможно, и нет, но думаю, иногда все-таки бывает. При условии, что тебе известна потайная дверь, открывающаяся в потайной ход, который ведет в потайную комнату, откуда можно тайно подслушать тайны тех, кто предпочитает держать свои дела в тайне. – А тебе он известен? – Что известен, дорогая? – Тайный путь в потайную комнату? Она засмеялась. – Конечно, известен, дуреха ты этакая. Хороша бы я была, если бы начала рассусоливать о потайных дверях, а затем сказала: «Но, увы и ах, мне не известно местонахождение тайных врат в царство тайн». Так что поставь свой чай и следуй за мной. Я так и сделала и осторожно, на цыпочках, последовала за ней на первый этаж дома. – Почему мы идем на цыпочках? – спросила я, когда мы оказались в знакомом мне коридоре, идущем мимо библиотеки и ведущем в вестибюль. – Просто чтобы было интереснее, – ответствовала она, постучав по крылу своего носа. Мы остановились, немного не доходя до двери библиотеки, напротив затейливо изукрашенного китайского шкафчика, который я запомнила с наших предыдущих визитов в «Грейндж». Слева от двери располагалась неглубокая ниша с полками, на которых стояли разношерстные безделушки – памятные вещицы, напоминавшие Фарли-Страудам о различных периодах их жизни. Мод просунула руку мимо одной из этих безделиц – вышитой шапки с кисточками – и пошарила под верхней полкой. Раздался тихий щелчок, она легонько толкнула стенку с полками, и та повернулась вовнутрь, открыв перед нами узкий темный коридор, затянутый паутиной. – Ты ведь не боишься пауков, верно? – спросила она. – Нет, – отвечала я. – Только коров. – Что? Ты боишься… Ладно, неважно. Если там нам повстречаются коровы, я их отвлеку, пока ты будешь убегать, спасая свою жизнь. Пойдем. И закрой за собой дверь. Я последовала за ней, толкнула тяжелую дверь-стеллаж, и она, щелкнув, затворилась. Теперь вокруг был только кромешный мрак. – Возьмись за завязки моего передника и иди за мной, – сказала Мод. – Теперь нам надо вести себя тихо. Она медленно и осторожно пошла вперед, а я двинулась следом, держась за аккуратно завязанный бант, на который был завязан ее передник. Пройдя немалое расстояние по узкому коридору в полной темноте и миновав пару-тройку затянутых паутиной углов, мы оказались в пространстве, таком же тесном, но чуть более светлом и наполненном неясным гулом голосов. Впереди в нескольких футах виднелась вделанная в стену решетка. Мы остановились, и я смутно узрела фигуру Мод, которая вырисовывалась на фоне тусклого света, льющегося из-за решетки. Она приложила палец к губам, взяла меня за руку и подтянула к зарешеченной стене. Оказавшись рядом, я поняла, что решетка – это не что иное, как одна из тех решетчатых металлических пластин, которые я видела на стенах во время моих предыдущих визитов в «Грейндж». В этих стенах имелись декоративные отверстия, которые я приняла за вентиляционные отдушины. Вероятно, в других частях дома все они и впрямь служили для вентиляции, однако эта решетка была предназначена отнюдь не для этой цели. Я прижалась к ней лицом и увидела перед собой зал, находящийся в той части эклектично построенного дома, которая относилась к эпохе Тюдоров. Я слыхала, что во времена Тюдоров дворяне нередко обустраивали у себя в домах тайные комнаты, из коих они могли следить за своими гостями, но прежде мне не доводилось видеть ничего подобного. Мне было видно и слышно все, происходящее в помещении, которое когда-то было главной залой помещичьего дома и которое теперь, при Фарли-Страудах, именовалось «залой для балов». Музыкальное сопровождение званого вечера обеспечивал струнный квартет – четверо пожилых господ, с грехом пополам исполняющих нечто, что мне показалось сочинением Бетховена. Гости стояли, сбившись в маленькие группки – островки бесед, между которыми сновали суда снабжения – лакеи в ливреях и младшие горничные, разносящие подносы с канапе и напитками. Кучка гостей, стоящая перед нашей «отдушиной», вела беседу о предстоящих выборах в парламент и обсуждала вопрос о предоставлении женщинам избирательных прав. Сейчас говорил мужчина, стоящий спиной к стене и к нам.