– … конечно же, им нельзя давать избирательные права. Ведь они ничего не смыслят в вопросах, касающихся коммерции и индустрии. Как женщина может принять прагматическое взвешенное решение относительно международной торговли или управления нашими фабриками и заводами? К тому же они чересчур эмоциональны. Слишком подвержены чувствам. И их бывает слишком легко как убедить, так и переубедить. У них просто не тот темперамент, чтобы принимать те важные решения, которые должны принимать избиратели страны. И упаси нас бог от того, чтобы позволить им избираться в парламент. В таком случае стране бы просто пришел конец. Остальные мужчины в группе с важным видом одобрили эту речь. Можно было подумать, что оратор изрек несколько вечных истин. – А как насчет их шляп? – заплетающимся языком пьяного проговорил кто-то из тех, кого я не могла видеть. Все рассмеялись, но в смехе этом звучала, скорее, озадаченность, чем веселость. – Что ты, черт возьми, имеешь в виду, Джимми? – вопросил тот из прозвучавших голосов, которым говорил мужчина, распинавшийся первым. – Ну, знаете, – ответствовал тот, что хватил лишку, – в наши дни они носят такие огромные шляпы. Чертовски большие, прямо-таки гигантские. Только представьте себе, как две дамы в таких громадных шляпах сидят перед каким-нибудь крохотным малым в Палате общин. Скажите на милость, как бы такой бедный коротышка смог дать знать спикеру, как он хочет проголосовать? На сей раз вся группа захохотала. – Молодчина, Джеймс, – сказал третий мужчина. – Мы знали, что ты сумеешь ухватить самую суть проблемы. Большие шляпы. – Он засмеялся опять. – Подожди, когда я расскажу об этом нашим ребятам в Мужской лиге. Собственно, во вторник вечером у нас будет заседание, так что тебе стоило бы прийти к нам и выступить самому. Право же, нам бы не помешал такой проницательный и глубокий острослов. Некоторые из наших слишком уж серьезны, особенно этот чертов малый, у которого полно кофеен. Как бишь его зовут? Он нагоняет такую тоску. – Извини, старина, не могу, – ответствовал тот, которого, судя по всему, звали Джимми. – Карты. Третий мужчина снова разразился смехом. – Так ты все еще увлекаешься игрой? Ну и как, стал играть лучше? – Да будет тебе известно, что играю я чертовски хорошо. Просто в последнее время мне не везет. Кстати, не мог бы ты одолжить мне несколько монет, а? Все они опять расхохотались. – Почему бы тебе не попросить денег у твоего старика? – вопросил первый голос. – Ведь граф наверняка мог бы выделить тебе эти несколько монет. – Мой папаша и так уже грозит лишить меня содержания, – уныло ответствовал Джимми. – Я в долгах, как в шелках, беру у одного, чтобы отдать другому. Если старый хрыч пронюхает, сколько я должен на самом деле, он выбросит меня на улицу без гроша. Всего пятьдесят фунтов – и я спасен. Я тут поставил на лошадку, которая в конце месяца наверняка придет первой, так что мне обломится хороший куш. Если ты дашь мне в долг, я смогу рассчитаться кое с кем из остальных, да и с тобой расплачусь в самое ближайшее время – оглянуться не успеешь, а денежки уже у тебя. – Пятьдесят фунтов? – рассмеялся другой мужчина. – Боюсь, мне такие расходы не по карману. Оплата школы, счета портного – в общем, ты понимаешь. – Но ты все-таки подумай, – не унимался Джимми. – Если передумаешь, ты знаешь, где меня искать. Судя по всему, он отошел, поскольку остальные тут же принялись обсуждать его дела. – Как вы думаете, может, мне все-таки стоило дать ему в долг? – спросил первый голос. – Возможно, я смог бы извлечь какую-то пользу, если бы он оказался мне обязан – ведь он как-никак сын графа. – Даже не думай, – сказал первый из противников предоставления нам избирательных прав. – Я знаком с парочкой тех, с кем он играет в карты, и шансы на то, что ты когда-нибудь увидишь свои деньги, были бы куда выше, если бы ты просто бросил их в ватер-клозет и спустил воду. По крайней мере, тогда ты, возможно, мог бы получить их обратно на станции очистки сточных вод. Снова раздался смех, и собеседники переключились на более прозаические темы. Мы простояли в нашем тайнике еще с четверть часа, затем Мод жестом дала понять, что нам пора назад. * * * – Как прошел твой вечер? – осведомилась леди Хардкасл, когда в час ночи я помогала ей сесть в автомотор. – О, как обычно, – отвечала я. – Я попила чаю с Мод Дентон. – Ну, и как поживает «ленивая камеристка» Герти? – Она в хорошей форме, – сообщила я. – И лакает херес с таким рвением, будто его вот-вот начнут распределять по карточкам. – Иногда мне кажется, что стоило бы и в самом деле ввести нормированное распределение этого пойла. А то люди никак не могут решить, что оно такое: бренди или вино. Этакий неопределившийся напиток для викариев и чьих-то незамужних теток. – Вы можете добавить к вашему списку и камеристок определенного толка. Мод обожает это питье. Я завела крошечный моторчик «ровера», и мы стали спускаться по склону холма обратно в деревню. – Похоже, у тебя вечер не удался, – сказала моя хозяйка. – Мне так жаль. – О, я просто не рассказала вам про самую интересную его часть. Вы слыхали о тайных комнатах, которые дворяне, жившие во времена Тюдоров, обустраивали рядом с большими залами своих домов, дабы шпионить за своими гостями? – Да, слыхала, но никогда не видела. – А я видела. Такая комната есть в «Грейндж». – Силы небесные. Впрочем, дом Гектора и Герти – настоящая сборная солянка, так что вряд ли этому стоит удивляться. Похоже, начиная с семнадцатого века каждый новый его владелец пристраивал к нему то одно, то другое. – Как бы то ни было, тот, кто построил первоначальную его часть, предусмотрел в своем жилище одну из этих комнаток для слежки за гостями, и никто из последующих владельцев дома не захотел ее уничтожить. Мод показала мне, как проникнуть туда, и мы немного постояли и послушали, о чем там у вас шла речь. – И о чем же? – К моей досаде, перед решеткой тамошнего оконца расположилась кучка скучнейших мужчин, так что мы мало что узнали – только то, что один из них связан с группой антисуфражистов и что некто по имени Джимми не умеет играть в карты. Так что нам очень скоро стало скучно, и мы отправились обратно, чтобы Мод смогла выпить еще хереса. – Ах вы бедняжки. Боюсь, эти субъекты были самыми гадкими из гостей. Кстати, какой-то малый из Мужской лиги против избирательных прав женщин прочел мне лекцию о том, почему женщинам нельзя позволять голосовать. Кажется, это было что-то насчет шляп. Я не очень-то внимательно слушала, как он распинался. В общем, о чем бы ни шла речь, тот малый, похоже, считал, что это самая забавная шутка, которую он когда-либо слышал, и отправился пересказывать ее другим. – Мы слышали, откуда взялся этот перл, – сказала я. – Его родил никудышный игрок в карты, которого остальные именовали Джимми. Полагаю, он достопочтенный[36] Джимми, поскольку кто-то из них упомянул, что его отец – граф. – Ах, да, меня знакомили с ним. Джимми Стэмфорд… или как его там. Сын графа… как-то на букву «К», возможно, Кнудсфорда. Эта ее неспособность запоминать имена всегда казалась мне странной для той, которая долго была одним из самых ценных агентов британской разведки. Настолько странной, что я давно уже начала подозревать, что это притворство. Однако я решила не разоблачать ее, а просто отметить про себя, что фамилия этого малого почти наверняка не Стэмфорд, а его отец определенно не граф Кнудсфорд. Я была уверена, что слышала о лорде Кнудсфорде, но он был виконтом, а никак не графом. – А как насчет вас? – спросила я. – Вам попался кто-нибудь, из тех, кто представлял бы хоть какой-то интерес? – Да нет, все как обычно. Был один неловкий момент, когда на другом конце зала я увидела Редверса Хинкли, но, к счастью, он был увлечен беседой с тем малым, у которого была навязчивая идея насчет шляп, так что вряд ли он мог меня узнать. Это было бы неприятно. – Вы бы сумели вывернуться, – с уверенностью сказала я. – Наверняка. Но мне нравится леди Саммерфорд – было бы жаль ее спалить. Она еще может нам пригодиться. Невзирая на наши теплые пальто, мы уже дрожали от холода, когда я поставила «ровер» в его маленький гараж. И со всех ног устремились в дом. Я сварила какао, и мы пошли спать, но сначала моя хозяйка заставила меня пообещать, что завтра я позволю ей выспаться и подам ей завтрак в кровать. Глава 8 Когда Эдна подавала нам воскресный обед, зазвонил телефон. – Чиппинг-Бевингтон, двадцать три, – сказала я, сняв трубку с рычага находящегося сбоку деревянного ящичка, в котором находилась телефонная начинка. – Мисс Армстронг? Это Дина Коудл. – Добрый день, мисс Коудл, – поздоровалась я. – Вы желаете поговорить с леди Хардкасл? – Что? Нет, сгодитесь и вы. У меня есть еще сведения из блокнота Брукфилда, и мне бы хотелось поговорить с вами обеими. Сегодня я буду проезжать через вашу прелестную деревеньку – так вот, не затрудню ли я вас, если загляну к вам? Скажем, в четыре часа? К этому времени леди Хардкасл уже тоже вышла из столовой, ожидая, что тот, кто телефонирует, желает, как всегда, поговорить именно с ней. Я прикрыла трубку рукой и, понизив голос, сообщила: – У Коудл есть новости. Она хочет зайти в четыре. – Это было бы превосходно, – ответила она своим обычным голосом. – Пригласи ее на чай. Я убрала руку с трубки и сказала: – Это было бы превосходно, мисс Коудл. Пожалуйста, если можете, выпейте с нами чаю. – Спасибо, – ответила мисс Коудл. – И скажите ей, чтобы она говорила тише – я слышала каждое ее слово, несмотря на то что вы прикрывали трубку рукой. – Вы правы, – согласилась я. – Мы будем ждать вас к четырем. Я повесила трубку. – Что она сказала? – спросила леди Хардкасл.