– Какая досада, что он не упомянул ее имя. – Это должна быть Уоррел, вам так не кажется? – сказала мисс Коудл. – Ведь тогда все сходится. Она была шпионкой, он подозревал ее, он начал ухаживать за ней, она проведала, что это обман, и убила его. – Убила и оставила записку, в которой брала ответственность на себя. – Она взяла на себя ответственность за пожар, чтобы нанести урон репутации ЖСПС. Должно быть, она возомнила, что, сказав, что она не подозревала, что в доме кто-то есть, она сможет избавить себя от обвинения в убийстве. – Тогда с какой стати ей было сообщать нам, что она и Брукфилд были помолвлены и собирались пожениться? – спросила я. – Она вам сказала? Когда? – В пятницу, когда мы ездили к ней в тюрьму. – Опять все сошлось. Теперь она не признает ответственности и пытается укрепить свои позиции, утверждая, что у нее не было причин убивать человека, которого она любила. На самом же деле, она хотела заставить его замолчать до того, как он опубликует свой материал. – Ну, не знаю, – сказала я. – По-моему, тут что-то не так. – Что не так? – осведомилась леди Хардкасл, вернувшись к нам после своего разговора по телефону. – Я не могу поверить, что Лиззи Уоррел способна на изощренный двойной обман, – пояснила я. – Я вижу аргументы как против, так и за, – сказала моя хозяйка. – Думаю, Джорджи Бикл сможет рассказать нам больше. Я протелефонировала на ее аппарат, собираясь оставить сообщение, но застала ее дома. Она пригласила нас трех в Клифтон, дабы обсудить текущее положение дел. – Тогда чего мы ждем? – вопросила мисс Коудл. – Поехали. – Боюсь, в «ровере» только два сиденья, – заметила я. – Хотите, я сделаю две поездки? – К черту две поездки, – ответствовала мисс Коудл. – Как вы думаете, этот ваш ящик в задней части выдержит мой вес? – Полагаю, да, – сказала я. – Ведь вы не такая уж тяжелая. Мотору, возможно, придется нелегко, но, если поехать мимо больницы и по Парк-роу, подъем будет не так уж крут. – Значит, договорились, – подытожила леди Хардкасл. – Едем в Беркли Кресент. * * * Леди Бикл встретила нас в гостиной и пригласила сесть. – Я попросила кухарку сделать нам чай, – сообщила она, – но, по словам Эмили, вы только что пообедали, так что я не стала просить ее готовить угощение. Но, если вам чего-то хочется, говорите, не стесняйтесь – она делает чертовски вкусные пирожные. – Я как раз собиралась высказаться по этому поводу, миледи, – сказала я. – Она необычайно искусный кондитер. – Она училась в Париже, – с гордостью пояснила леди Бикл. – Ей бы следовало открыть свою собственную кондитерскую или хотя бы работать в одной из роскошных гостиниц, однако пока что она служит нам. Она влюблена в одного из наших лакеев и, полагаю, думает сердцем, а не головой. Я твержу ей, что она должна наконец расправить крылья, но в ответ она просто улыбается и говорит: «Да, миледи» и продолжает работать на нас, несмотря ни на что. Но она молода – у нее будет еще масса времени для того, чтобы сколотить себе состояние. А этот наш лакей красивый малый, и я вполне могу понять ее чувства. – Ну-у-у, – протянула леди Хардкасл, произнеся, по меньшей мере, три слога, – если она все-таки приготовила пирожные, было бы ужасно жаль, если бы они пропали втуне. – Можно сказать, что это стало бы оскорблением ее таланту, – согласилась мисс Коудл. Леди Бикл рассмеялась и, когда в комнату чуть погодя явился Уильямс, попросила его передать кухарке, что мы все же хотим отведать ее пирожных. – Итак, – сказала она, наливая нам чай, – что нового? Что произошло с момента нашей предыдущей беседы? Втроем мы сообщили ей то, что нам стало известно из блокнота Брукфилда, а также из нашей встречи с мистером Тэпскоттом в редакции «Бристольских известий». – Шпионка? – повторила она, когда мы завершили наш рассказ. – В наших рядах? Женщина, выдающая себя за одну из нас? Это серьезное обвинение. А у Брукфилда были доказательства? Он кого-то подозревал? – Мы пока точно не знаем, какие у него были доказательства – я еще не закончила расшифровывать блокнот, – ответила мисс Коудл. – Но у него определенно была подозреваемая. – И кто же это был? – Этого мы не знаем, – сказала леди Хардкасл. – Он не желал упоминать ее имя, чтобы случайно не возвести напраслину на ту, которая тут ни при чем. – Но нам известно, – добавила я, – что он решил сблизиться с женщиной, которую подозревал. Начать ухаживать за ней. – Лиззи Уоррел? – спросила леди Бикл. – Они определенно встречались, – заметила леди Хардкасл. – Погодите, – начала леди Бикл. – Это что же, выходит, Брукфилд считал, что Мужская лига полных обалдуев поручила свою грязную работу женщине? – Какое-то время это ставило меня в тупик, – сказала я. – Но потом я вспомнила, что существует и Женская национальная антисуфражистская лига. Вполне возможно, что они работают вместе. Собственно говоря, с их стороны было бы глупо этого не делать, ведь цель у них одна. И я уверена, что они даже не смогут оценить иронию своих совместных действий против предоставления женщинам права голоса. – А когда Лиззи вступила в ваш союз? – спросила леди Хардкасл. – В прошлом году, – отвечала леди Бикл. – Кажется, в начале лета. – Она сделала паузу, пытаясь припомнить, когда именно это произошло. – Да, точно, – сказала она наконец. – В июне. Тогда в союз пришло немало новых членов – именно в июне к нам присоединились и Битти Челленджер, и Марисоль Рохас. А также и другие, которые впоследствии выбыли из строя. – Стало быть, любая из этих трех может тайно состоять в Женской национальной антисуфражистской лиге, – заключила мисс Коудл. – И все последние месяцы она могла передавать сведения о ваших планах противникам вашего дела. Леди Бикл задумалась на минуту или две. – Знаете, теперь, когда вы заговорили об этом, мне пришло в голову, что в последнее время мы действительно стали замечать нечто странное. Мы объясняли это невезением – пропавшие партии листовок, присутствие полицейских патрулей на Корн-стрит в то самое время, когда мы намеревались разбить несколько окон в здании городского совета, – в таком духе. Но это вполне могло оказаться просто неудачным стечением обстоятельств, а не результатом подрывной работы. – Ограбление моей квартиры почти наверняка было попыткой выкрасть блокнот, – заметила мисс Коудл. – А за пределами нашей группы никто не знал о том, что он существует. Кто-то доложил об этом… кому-то из них… я думаю Морфилду… и мою квартиру перевернули вверх дном в поисках этого блокнота. – Точно, – согласилась я. – Они знали все. Поскольку до сих пор мистер Брукфилд всегда оказывался прав, я склонна полагать, что он не ошибся и в этом. Думаю, в вашем гнезде, леди Бикл, завелся кукушонок. – Мне очень не хочется этому верить, – сказала леди Бикл, – но я вынуждена признать, что такое объяснение и впрямь кажется мне наиболее разумным. Однако это поднимает новые вопросы. И более всего меня волнуют два из них – кто это может быть и что нам теперь делать. – Думаю, мы можем смягчить последствия, если отныне не станем посвящать в наши планы остальных ваших дам, – предложила леди Хардкасл. – Кстати, мы исходим из предположения, что это не вы. Не стану делать вид, что я не рассматривала такую возможность – это значило бы недооценивать ваш интеллект, – но, если учесть все за и против, эта версия кажется наименее правдоподобной. – Я ценю вашу искренность, – сказала леди Бикл. – Спасибо. И я согласна – отныне мы не будем рассказывать о наших планах и открытиях остальным. И Лиззи Уоррел тоже останется в неведении. До сих пор я посвящала ее во все детали расследования, так что она столь же хорошо осведомлена, как и две остальных, и она могла раскрыть наши секреты врагу, даже находясь в тюрьме. – Резонно, – согласилась леди Хардкасл. – Разумеется, если оставить ее в неведении, для нее это будет тяжело, но думаю, она поймет. Если она и впрямь невиновна и мы сможем это доказать, она стерпит несколько дней неизвестности. – Пока что все это отвлеченные рассуждения, – сказала мисс Коудл. – Мы мало что можем сделать, пока я не расшифрую больше записей в этом блокноте. – В таком случае позвольте мне подкрепить ваши силы чаем и пирожными, – предложила леди Бикл. – После чего флаг вам в руки и идите думать. Глава 14 Поскольку дело не могло продвинуться дальше, пока мисс Коудл не выудит новые зацепки из блокнота, вторник прошел в обычных домашних делах. К нам зашла леди Фарли-Страуд и сообщила новости, касающиеся работы имеющихся в нашей деревне общественных комитетов. На самом деле она, разумеется, исподволь добивалась, чтобы леди Хардкасл оказала этим комитетам поддержку, но моя хозяйка прикинулась агнцем и изобразила полнейшую неспособность читать между строк. Так что неуклюжие намеки леди Фарли-Страуд пропали втуне. За обедом леди Хардкасл донимала меня разговорами, касающимися моих предпочтений относительно утех, которыми мы побалуем себя в мой день рождения. – До него остался всего месяц, – заметила она. – Нам нужно начать планировать уже сейчас, не то придется принимать решения в последнюю минуту, и, в конце концов, мы займемся чем-то таким, чем ты в общем-то заниматься не хочешь просто ради того, чтобы хоть чем-то себя занять. – Я всегда любила поужинать и посмотреть какое-нибудь представление, – сказала я. – Что-нибудь легкое и бездумное. Она застонала. – Знаете, ваше снобистское презрение к популярным развлечениям не идет вам на пользу, – предупредила я. – Вы думаете, что благодаря этому вы кажетесь искушенной, но на самом деле создается впечатление, что вы смотрите на других сверху вниз. – Ну… хорошо. Предположим, что на белом свете живет некая цветочница или официантка, или продавщица, продающая какие-то милые вещицы, которые молодые люди обычно покупают для своих возлюбленных. И вот она встречает красивого молодого герцога или армейского офицера, или еще какое-то важное лицо. Он влюбляется в нее без памяти и оставляет девушку, которую, как ему казалось, он любил с детства. Он ухаживает за ней. Она влюбляется в него. А затем…. О, нет, он просто берет и делает какую-то глупость, из-за которой она начинает думать, что больше не желает его видеть. Она киснет. Он киснет. Но погодите – что это? Все это было просто глупым недоразумением? Слава богу. Истинная любовь торжествует, и они живут долго и счастливо. Ах, да, и все это сопровождается самыми слащавыми, пошлыми, приторными и мерзкими песнями, которые когда-либо вырывались на волю из тех музыкальных выгребных ям, где стряпают весь этот ужас. – Значит, вам это не по вкусу? – заключила я. – Ради тебя, дорогая, я готова претерпеть даже самые худшие из подобных представлений, особенно в твой день рождения. Разумеется, если все это венчают шикарная закуска и пара бутылок шипучки. – Само собой, – согласилась я. – Тогда я погружусь в размышления – но спасибо. Возможно, на сей раз нас ждет такое представление, которое изменит ваши представления. – Так держать, – сказала она. – Никогда не пасуй перед вызовом. После обеда каждая из нас занялась своим: она отдалась своим таинственным трудам в кинематографической студии, а я – другим, более прозаическим, состоящим в приведении в порядок ее гардероба. Однако это продлилось недолго, и вскоре, убедившись, что Эдна и мисс Джон благополучны и всем довольны, я смогла усесться в гостиной с книгой. Время чаепития пришло и миновало без происшествий. К тому часу, когда Эдна и мисс Джонс ушли, закончив свои дневные труды, лампы были зажжены, в каминах имелись свежие дрова, я начала серьезно подумывать о том, чтобы запереть двери и спокойно провести этот вечер дома. Но, похоже, инспектор Сандерленд не одобрял этих планов. За несколько минут до шести зазвонил дверной колокольчик. Я отворила дверь и обнаружила на крыльце бодрого и жизнерадостного инспектора полиции.