– Кто-то еще приходит сюда? Они хоть кормят тебя? – Нет, теперь я на диете, – попытался пошутить Кайден, но Регине было не до смеха. – Они морят тебя голодом? Что за зверство! Из горла Кайдена вырвался хриплый кашель. – Таковы правила. Я знал, на что шел. – И оно того стоило? – спросила Регина, прежде чем успела подумать. Вопрос прозвучал жестоко, и она испугалась, что причинит им еще больше боли, но было поздно. – Не знаю, – ответил Кайден и надолго смолк, но вид его выдавал раскаяние. Кто угодно раскается, запертый в таких условиях, без возможности есть, пить и говорить с живой душой. – Сколько же продлится твое наказание? – спросила наконец Регина, вновь присев подле него и поддерживая его отяжелевшую голову. – Весь ужас моего положения в том, что я не знаю, когда за мной вернутся. Я либо сгину здесь, либо выживу, таков расклад. Слова прозвучали так обреченно, что у Регины сжалось сердце. Порядки друидов были столь суровы, что допускали смерть своих учеников? В подобное не хотелось верить. По телу пробежала леденящая дрожь, когда она представила, каково это, днями и ночами напролет торчать в сырой пещере в середине зимы, изнывать от одиночества, голода, жажды и терзающей душу тоски. Обычный человек уже умер бы, но в Кайдене поддерживала жизнь магия. Однако чувствовалось, что он уже на грани полного истощения, как физического, так и магического. Хотелось разнести в пух и прах эту пещеру, схватить под руку страдающего Кайдена и увести его как можно дальше отсюда. – Как ты нашла меня? Регина замялась на секунду, взвешивая каждое слово. Стоит ли напоминать ему о предательстве сестры? Кайден зашелся в приступе хриплого кашля, отвлекая ее от размышлений. Регина спохватилась, сомкнула ладони в форме чаши, наполнила их водой с помощью пары волшебных слов и влила жидкость в сухие губы Кайдена. Затем набрала в легкие воздуха и решилась признаться: – Я говорила с Эвелин. Она рассказала мне, что сдала тебя и объяснила, где отыскать пещеру. – Не хочу говорить о ней. Регина понимала его чувства. Не сознавая своих действий, она заботливо гладила его по щекам. Нравилось ли ему это, несло ли успокоение? Даже если он думал о ее теплых ладонях, то Регина этого не знала, она могла читать лишь те мысли, которые он разрешал прочесть. Но точно чувствовала, что он не хочет ее отталкивать. – Мне очень жаль, – призналась она, но Кайден отвел глаза, будто стыдясь своего позора. Желая подсластить горькую пилюлю, она добавила: – Думаю, если бы Эвелин знала, что они с тобой сотворят, то не сказала бы Альтамиру ни слова. – Только не вздумай ей обо мне рассказывать, слышишь? – встревоженно воскликнул Кайден. – Обещай, что она не узнает о том, как жестоко меня наказали, иначе никогда себе не простит. Регина удивленно вскинула брови. Она изумилась его желанию пощадить чувства сестры, хоть та и была повинна в случившемся. – Разве ты не злишься на нее? Она ведь предала тебя, родного брата! – А я предал ее. Вернее, так на это смотрит Эвелин. Кроме того, она ничего не знала. Да, разумеется, мне неприятно думать о ее поступке. Но пойми, сестра ни дня не провела в Друадате и не имеет ни малейшего понятия о наших законах. К тому же я сам виноват, и знал, что рискую. Расплата за грехи не бывает сладкой. Регина молча кивнула, скрепляя негласный договор. – Да, она рассказала, что именно ты сделал, – добавила Регина. – А не возникло ли соблазна… сбежать вместе с другом? Учитывая, как вас истязают, убежать – вполне разумное желание. Кайден усмехнулся и устало помотал головой. – Скрывать не стану – соблазн такой давно меня преследует. Но куда я уйду без сестры? Только ты и сама знаешь Эвелин: никуда она со мной не уйдет. Предложи я такое, ее бы на месте удар хватил. Лин слишком любит ковен, она по-настоящему верна его идеям, понимаешь? Когда нас разлучили, ковен стал ее домом, отдушиной. И сердце грела мысль, что я неподалеку. Но если я уйду, она останется совсем одна. Я не могу ее бросить. И с ней уйти не могу. – Ты будто в ловушке, – выдохнула Регина, сочувствуя ему. Кайден грустно улыбнулся краешком рассеченных губ, а потом устало уронил голову. Острый подбородок соскользнул с ее рук и свесился к земле. Кайден был так изможден, что едва мог говорить. Регина повернулась к огню и воздела к потолку руки. Костер явно был волшебным, раз горел и поддерживал тепло целую неделю, но его было бесконечно мало. Остроконечные языки пламени взметнулись вверх послушно, поленья, сложенные пирамидкой, сильнее разгорелись. Может, разрушить невидимую дверь пещеры она и не сумела, но простая природная магия поддалась Регине без труда. По пещере разлилось приятное тепло, и совсем скоро Кайден перестал так сильно дрожать. – Можно я еще немного посижу тут с тобой? – спросила Регина, поудобнее усевшись напротив. – Зачем тебе это? Ты не должна страдать вместе со мной. Регина и сама не знала, как объяснить ему, что она страдает не в темной пещере наедине с ним, а у теплого камина в замке, среди сестер и старейшин. Но постаралась как можно лучше и правильнее облечь свои мысли в слова: – Замок полон ведьм, но среди них мне одиноко. – Здесь не лучше, – возразил Кайден. – Едва ли ты найдешь утешение в моей компании. Разве могла она его бросить здесь, одного, после всего, что видела? Недолго думая и ничуточки не сомневаясь в правильности своего поступка, Регина ответила простое: – Найду. Кайден подарил ей последний усталый взгляд, в котором читалась благодарность, и окунулся в сонное забытье. Регина стянула с себя теплый шерстяной плащ и накрыла им друида. Она поняла без слов, что наедине с собой он боялся надолго засыпать, думал, закроет глаза – и больше никогда уже не проснется. Но пока он был не один, сердце его продолжало гонять кровь по телу и держаться. Терпеть. Регина сидела напротив него, не сводя глаз с исхлестанного плетью лица, и созерцала тишину. Оба впитывали ее каждой клеточкой своего существа, тонули в ней, мысленно держась за руки. В этой колдовской клетке они не были одиноки. Как только в пещеру заглянули первые розоватые лучи рассвета, Регина покинула Кайдена. Пока он мирно дремал, свернувшись калачиком у ее ног, она незаметно прикоснулась губами к его лбу, оставила невесомый поцелуй, даруя силы вынести этот жестокий суд. Регина не хотела оставлять его и искренне надеялась, что вскоре за ним вернутся, заберут домой и залечат раны, которых он не заслужил. И трепетно молилась Великому Духу, чтобы он не вспомнил ее поцелуя. Регина шла между рядами могил, запорошенных снегом. Ботинки цеплялись за засохшие кольца корней, пробивших себе путь из кладбищенской земли на свет. Кресты тянулись к замерзшей земле, воронье кружило высоко над голыми деревьями. Еще издали Регина заприметила сгорбленную фигурку и рыжие кудри подруги. Она обошла всю замковую территорию и только в последнюю очередь догадалась найти ее здесь. Кэссиди склонилась над безымянной могилой и возложила свежие цветы, наколдованные ее рукой. Только сейчас, на фоне снега, Регина заметила, что надгробие наполовину потемнело – плавным градиентом черный перетекал в гранитный серый. Регина подошла сбоку тихо, но так, чтобы сразу попасть в поле зрения подруги. Кэссиди, казалось, не замечала ее присутствия; замерла перед надгробием, закутавшись в вязаный кремовый шарф. В воздухе клубились завихрения пара от ее горячего дыхания, снежинки оседали на рыжих локонах, пламенем горящих на фоне серо-белой земли. Регина решила нарушить молчание первой: – Я с трудом тебя нашла. – Может, я не хотела, чтобы меня нашли, – раздраженно фыркнула Кэссиди, не поворачивая к ней головы. Взгляд Регины упал на охапку цветов, которые медленно засыпал снежный пепел. Покрытые инеем белые розы отливали блеском хрусталя на морозном воздухе. Горькое осознание озарило разум Регины и болью отозвалось внутри. Ну, конечно! Теперь-то она знала, кто лежит под этой плитой. – Тот, кто покоится здесь, – твоя мать? – спросила она негромко, всматриваясь в лицо Кэссиди. Та упорно избегала прямого взгляда, чтобы не выдать застывших слез. Регине хотелось обнять подругу, утешить, согреть добрым словом, но Кэссиди стояла особняком, похожая на каменное изваяние, и молчала. – Кэсс, давай поговорим, пожалуйста! – молила Регина, пытаясь отыскать замочную скважину в ее сердце, но Кэссиди не реагировала. – Мне столько нужно рассказать тебе… – А ты уверена, что я захочу слушать? Больно уколола. Как роза, острая и неприступная. Но за что?.. – Я правда не понимаю… – растерянно пробормотала Регина. – Между нами все равно что кошка черная пробежала. Если я чем-то обидела, просто скажи! Ты теперь боишься меня, избегаешь, как остальные? Мне казалось, что я не оттолкнула тебя, рассказав о Михаэле, тогда что изменилось? Хоть она и осмелилась произнести вслух догадку, ответа подруги ожидала со страхом. Слишком больно было признать, что тот, кто был тебе другом, поворачивается вдруг спиной. Вместо ответа на ее вопрос Кэссиди поведала странную историю: – Однажды мне рассказали, будто на каком-то американском кладбище есть могила, где стоит черная статуя в виде крылатого ангела[15]. Памятник оброс множеством легенд, но одна меня особенно заинтересовала. Памятник был отлит из обычной бронзы, но в какой-то момент она взяла – и почернела вся. Говорят, статуя проклята: если поцеловать Черного Ангела на той могиле, то тотчас же падешь замертво. Как ты думаешь, возможно ли такое? Не особенно ожидая ответа Регины, а говоря сама с собой, Кэссиди вдруг потянулась поближе к материнскому надгробию и легонько коснулась его губами. Инстинктивно Регина хотела дернуться и остановить ее, вдруг поверив в легенду, но ничего не произошло. Кэссиди отстранилась от надгробного камня, застыла без движения и уставилась невидящим взором в никуда. – Кэсси, к чему все это, а? – Регина буквально не находила себе места. Подруга не только избегала ее, но и говорила загадками, а она более всего на свете ненавидела их разгадывать! – До последнего я надеялась, что ты станешь утешением мне, – бесцветным голосом произнесла Кэссиди, сидя перед могилой. – Думала, что могу тебе доверять. – Ты можешь мне доверять! – заверила Регина, с мольбой в голосе, но Кэссиди ее проигнорировала. Она встала, поправила зимний плащ, отряхнула подол голубого платья от налипшего снега и холодно уставилась на девушку. – Правда? – Лицо подруги мгновенно стало серее тучи. – Даже если Гвендолин убила мою мать? Сердце Регины пропустило удар. – Откуда ты… – У нее сперло дыхание, слова с трудом сходили с языка. – Кэсс, все не так! Подруга даже слушать не хотела. Она собралась было обойти Регину и уйти, но Регина схватила ее за локоть и остановила. – Кэсс, послушай! – Регина пыталась заглянуть ей в глаза, но та упорно отводила взгляд в сторону. – Не знаю, от кого ты узнала, но я в это не верю. Я знаю свою мать. Знаю, что она не способна сотворить такое! Ты что, всерьез можешь поверить, что Гвендолин убила Ингерн? Что я дочь убийцы? Ты ведь рассказывала, что они дружили… Замутненный от слез взгляд зеленых глаз говорил громче всяких слов. – Все мы видели, что ты сделала с Улой, – тихо проговорила Кэссиди. – Ты была права: та же чернь, что сидела в твоей матери, сидит сейчас в тебе. На этих словах Кэссиди с силой выдернула локоть из ее руки, а когда Регина потянулась за ней, рявкнула: – Не смей меня трогать! Слова острым лезвием надрезали сердце. Она едва не задыхалась от душивших слез, смотря вслед удаляющейся ведьме. Последний человек, благодаря которому она держалась на плаву в этом проклятом месте, отверг ее и разорвал тонкую связующую нить. После разлуки с матерью Регина чувствовала себя пустой чашей. Кэссиди единственная сумела доверху ее наполнить за недолгий срок, но она же и иссушила ее снова, и теперь пустота пожирала Регину изнутри с новой силой. Она обмерла на месте и не в силах была сделать шага. Опустила глаза на могильное надгробие Ингерн и увидела, как белые розы потускнели и завяли в мгновение ока. От повисшей в воздухе горечи бутоны превратились в серую шелуху.