Виктор повернулся к нему и как-то криво усмехнулся: — Там нет никого, старина! Тут нет никого, это наше послание, это не больше, чем игра с самими собой, — он вытянул вперед руку и осторожно начал двигать микрофон к краю стола. Йорг смотрел на него, на двигавшийся по столу микрофон, но не говорил ни слова. Микрофон доехал до края, на секунду задержался, будто из последних сил цепляясь за свою оставшуюся жизнь, и вдруг, сорвавшись, с грохотом повалился на пол, рассыпаясь на проржавевшие и окислившиеся части. Все молча смотрели на это. Каждый, погруженный в какие-то свои глубокие и мрачные мысли. Через минуту Виктор отошел в сторону и подошел к столу, который стоял в самом углу этого небольшого помещения. Под толстым слоем пыли на нем лежало несколько книг, почерневшие и распухшие от времени. Он взял «Библию», первую книгу, которая лежала поверх остальных, будто давая понять им кто главный в этом доме. Под ней, пожелтевшая и с прогнившей до неузнаваемости обложкой, лежала какая-то книга на испанском или португальском языке. Тяжело, запинаясь, он прочитал несколько строчек. — «Дон Кихот» Сервантеса, — тихо ответила ему стоявшая позади Каролина. — Это испанский. Самое начало… Виктор осторожно положил ее на край стола. Под ней лежала третья книга. Она была в бумажном переплете, от которого уже почти ничего не осталось. Ставшие коричневыми от времени листы, слипались друг с другом и рвались от одного лишь прикосновения. Шрифта почти не было видно, лишь тут, да там на листе можно было разобрать отдельные слова на неизвестном для Виктора языке. Он быстро пролистал ее. Он хотел найти какие-то пометки на полях, какие-то рисунки, намеки, которые могли бы прояснить ему картину того, что здесь когда-то давно произошло. Но пометок не было и поля были совершенно пусты. Виктор положил книгу на край стола. Больше книг не было. Стол был пуст… или почти пуст. Виктор заметил что-то в последний момент, нагнулся чуть вперед и осторожно, кончиком пальцев, боясь порвать или повредить, подцепил лист бумаги, который лежал на столе, прямо под книгами. Он был весь пожелтевший, с прогнившими и растрепавшимися краями. На нем виднелись какие-то пятна, то ли оставленные еще хозяином этого дома, либо уже прошедшими после его смерти годами. Осторожно, боясь того, что он развалится его в руках как солнечная панель, как микрофон, как дверь в эту коморку, он поднял его и внимательно, при просачивавшемся сквозь тусклое окно свете, начал его рассматривать. Поначалу ему казалось, что лист пуст, что на нем не было ничего, кроме оставленных временем следов, но лишь только лист этот коснулся луча солнечного света, который бил в окно, на нем стали вырисовываться какие-то надписи. — Лина, подойди сюда! — проговорил он, — здесь что-то есть и… и я думаю, что это тоже испанский. Каролина подошла к нему и протянула руку к листу. Но Виктор не дал ей его. Вместо этого он поднял книгу Сервантеса, сдул с нее пыль, положил ближе к себе и поверх, с особой осторожностью, положил этот лист. — Лучше его лишний раз не трогать, от малейшего прикосновения он может порваться, — пояснил он. — Смотри так, — он включил фонарь и сделал шаг влево, уступая место Каролине. Она нагнулась и внимательно, где-то с минуту, его рассматривала. Лицо ее менялось от серьезного и сосредоточенного до испуганного и будто совершенно растерянного. — Что… что ты там видишь? — Йорг заметил выражение ее лица и через ее плечо тоже начал разглядывать то, что было там написано. Но он не знал испанского и для него это было не больше, чем каракулями на потемневших от старости листах. — Это какое-то сообщение, вернее послание… — И что там пишут? — Н-не знаю, я еще не до конца поняла… — Кому… о чем? — не отставал от нее Йорг. — Я не знаю!.. Но… вроде как кому-то, кто… сидит на небе. — На небе?! — Йорг вдруг удивился, но затем усмехнулся и покачал головой. — Звучит как очередная религиозная бредятина. Дальше можно уже не читать! Но Каролина продолжала. Медленно, слово за словом, предложение за предложением, она ползла по листу вниз. Несколько раз она останавливалась, видимо теряя связующую нить, потом снова поднималась по листу вверх и начинала с предыдущего предложения. Наконец, она добралась до самого конца и осторожно, не обращая внимания на просьбу Виктора не делать этого, подняла его вверх за край, осматривая противоположную сторону. Но она была пустой. Писавший смог уложить все свои мысли на одной лишь странице. — Что там написано? — спросил ее Виктор, заметив, что она снова начала перечитывать его с самого начала. — Это послание тем, кто сидит на небе, вернее даже на не небе, а в каком-то космическом пространстве. — Космическом пространстве? — Йорг посмотрел на нее с удивлением, — первый раз слышу, чтобы место обитание Бога, называли так извращенно. — Да! Вот только я не совсем уверена, что он пишет здесь про Бога. — А про кого еще он может писать? — Тем кто находится «afueras de», то есть за пределами, вне… — За пределами чего? — Не важно, это не так пока важно, — вступил в разговор Виктор, — что еще, про что еще он пишет? Что хочет от тех, кто сидит «за пределами»? — Он хочет, чтобы они приехали за ним и… и взяли с собой его и… и Себастьяна… — Кого?! — Йорг решительно ничего не понимал. — Кто он такой этот Себастьян и… и он, этот сам, кто пишет, кто он такой? — Он, — ответил за Каролину Виктор, — это тот, кто лежит там, в той комнате, под одеялом, которое мы на него вчера натянули, а Себастьян, догадываюсь, это его сын… — Ну хорошо… хорошо, но кого он просит, чтобы его забрали с собой. Бога? «Возьми меня с собой», это типа он умереть хочет, что ли? Каролина снова уткнулась лицом в содержимое листа. — Вот! — произнесла она и пальцем, осторожно, коснулась одной из строчек, — «… одни люди не должны страдать за ошибки, совершенно когда-то давно другими», — начала она медленно, слово за словом, собирая предложения и переводя их в голове с испанского языка, — «… неверное решение одних, не должно приводить к страданию многих…», — Каролина замолчала на несколько секунд, внимательно всматриваясь в какое-то слово и предложение, которое она не могла разобрать. Оно было сильно затерто и прочитать его не было никакой возможности. Она покачала головой и перескочила на строчку вниз, продолжая: «…но их вину мы искупили своими страданиями… и все те, кто когда-то были с нами, теперь лежат у подножия холма…» — она снова остановилась и снова внимательно и долго всматривалась в лист, — дальше что-то непонятное, часть слов не видно, лишь… «natura…» — Igne natura renovatir entera… — произнес из-за ее плеча Виктор. — Да! И дальше… «Если вы слышите это…» — Каролина остановилась на несколько секунд, — нет, подождите… это предложение зачеркнуто и рядом написано другое — «я знаю, что вы меня слышите…» — здесь Каролина снова остановилась и долго и внимательно всматривалась в последнее предложение. Было видно, как глаза ее бегали от самого его начала к самому его концу, будто она могла видеть буквы и слова, но никак не смысл. — «Слышите» или «видите»? — переспросил ее Йорг, — ведь все-таки это написано. — «Слышите», именно «слышите»! — подтвердила она. — Дальше… что там дальше? — «Бог нам уже не поможет! Спасти нас сможете только вы!» — Так и написано? — Йорг выпрямился и начал усиленно чесать свою голову. Каролина утвердительно кивнула головой. — Кому он оставил это сообщение? И… почему «слышите»? — вернулся к своему прежнему вопросу Йорг. — А он его и не оставлял. Это был черновик, с которого он читал все это в радиоэфир, — заговорил Виктор. — Он все ждал от кого-то помощи, но ее не было. И тогда, видимо, совсем уже отчаявшись, он записал свое это последнее обращение на плеер или диктофон и поставил на повтор. Именно его мы и получили несколько дней назад — «igne natura renovatur integra» или «огнем перерождается вся природа» — то единственное, что долетело до нас с покарябанной временим записи. — Я правильно понял, — Йорг говорил, обращаясь преимущественно к Каролине, — что он пишет, что Бог ему больше не поможет и просит кого-то другого помочь?! — Я тоже так поняла, — она утвердительно кивнула головой. — Но… подожди! Как человек верующий и помешанный на религии такое вообще может говорить?! Да даже думать так? Разве он не должен до последнего момента ждать милости от Бога, его помощи?! И кто вообще такие «вы», которые могут ему помочь, в то время, как Бог помочь не может? Очередная загадка, мать его! Эх… зря ты, командир, тут все поломал, — он повернулся к Виктору и покачал головой, — мы могли бы послушать это его послание целиком и… и может понять чуть больше, а теперь… Ну ладно! — Йорг вдруг оживился от идеи, которая только что пришла ему в голову, — мы возьмем этот плеер с собой, у нас в корабле мы все это прослушаем как следует и разберем по полочкам! — Бери и пойдем отсюда, — Виктор посмотрел на часы, — наши запасы воды подходят к концу, а пить эту дрянь из луж, у меня нет никаких желаний. Здесь мы уже все видели и вряд ли найдем что-то еще. А это, — он осторожно взял лист, согнул его пополам и положил в книгу Сервантеса, — это я возьму с собой, будет что почитать перед сном! — Пара минут, командир! — Йорг подошел к комоду со стоящей на нем аудиоаппаратурой, осторожно поднял небольшой прямоугольный предмет, «плеер», и аккуратно, стараясь не разломать его хрупкий корпус, положил на самое дно своего рюкзака. — Теперь все! — проговорил он и поспешно покинул стены этого мрачного здания. 11 Когда они вышли на улицу, яркое солнце во всю светило в глаза, чувствовался запах свежей земли и растительности. Но теперь, находясь здесь уже долго, каждый из них понимал, что запах этот не имеет ничего общего с тем запахом старой доброй Земли, населенной животными, растениями, населенной живыми людьми. — Обратный путь нам известен, поэтому будем идти быстро! В идеале добраться до «Ориона» без остановок сегодня к ночи. Вы сами видели, что кроме этого дома, здесь нет почти ничего, где можно было бы укрыться от осадков, а ночевать, опасаясь того, что вот-вот с небес потечет это дерьмо, как-то совсем не хочется!.. — А я вот все думаю! — Йорг пробежал чуть вперед и поравнялся с шагавшими рядом Виктором, — кого они все ждали, этот мужик и его Себастьян? Эти рисунки корабля, эти создания на небе, которые не являются богом… Мне кажется все это связано, мне кажется, что это что-то одно… Виктор посмотрел на него с усмешкой: — Вшивый о бане, а ты все про инопланетян! — Ну… да, возможно, точнее да! Кто еще? Ведь он сам писал, что «Бог не поможет, а поможете вы!» Ведь не просто так, ведь он имел ввиду кого-то другого, не Бога! А кто еще может быть этими «вы», если не Бог? — Даже если и были эти существа с другой планеты, которые прилетели на Землю и все это здесь устроили, зачем призывать их к себе же на помощь? Ведь это все равно, что прийти к убийце, от которого ты долго и упорно убегал и попросить его подбросить тебя до дома на машине, так как холодно и тебе нечего есть! Уже не лучше было бы умереть здесь, на свободе, чем там, на каком-то операционном столе, под ножами каких-то существ странной наружности, которым ничего от тебя не надо, кроме органов твоего тела?! Или ты думаешь, что эти существа прилетели на Землю, разбомбили тут все, а потом взяли людей и перевезли их на свою планету, создав идеальные условия для проживания?! Сомневаюсь. Какой в этом смысл?! В лучшем случае это будет зоопарк, наподобие человеческого… А в худшем, лагерь, наподобие гитлеровской Германии. — Ну а к кому он тогда обращался, командир, ведь… ведь не будешь просто так орать в эфир типа «придите и заберите меня с собой»? Ведь если просить кого-то, кроме Бога, то эти кто-то должны быть! — Не знаю… но мне кажется все проще, по крайней мере, объяснимее. Все кроится вот тут! — Виктор постучал себя указательным пальцем по лбу. — Они были последними, кто выжил; так же, как и мы, они думали, что они последние люди этой планеты, ты видел это в тексте, он об этом писал. Все это напряжение, которое он испытывал, все эти трупы кругом, все эти близкие люди, которые один за одним умирали прямо на его глазах, все эти захоронения, ответственность за сына… все это сказалось на его психике и со временем, он начал видеть вещи, которых не было на самом деле. Он был повернут на религии: кресты там, кресты здесь, мы нашли у него в доме две Библии, и это еще только то, что сохранилось, сколько их было до этого?! Все эта тяжесть ситуации, умноженная во много раз его склонностью к мистическому, все это привело его и его сына к этому кораблю в небе, к тем, кто должен был прийти за ними и спасти их. А Бог… его отношение к Богу, в последние свои дни земной жизни… это разочарование, это предательство… Каждый день он проводил за молитвами, каждый день он взывал к Богу, прося его о помощи. И что получил он в ответ?! Да ничего! Запасы продолжали истощаться, один за одним умирали его близкие. Он надеялся, надеялся, надеялся… и вот однажды он понял, что Бог, тот Бог, которому он молился все это время, у которого просил помощи, просто отвернулся от него, что Бог совершенно безразличен к его судьбе, к судьбе какой-то… букашки, которая сидит на Земле и все еще не может никак сдохнуть. И тогда он отворачивается от Бога, ибо после всего того, что он видел, Бога либо нет, либо… хуже, он совершенно не тот, кем он его представлял. И тогда его воображение рождает нечто другое, совершенно иное существо или существа, которые сидят где-то в небе и смотрят на все это. Он просит их, существ с других планет, вероятно более развитых, чем он сам, чем вся существовавшая на тот момент человеческая цивилизация, прийти ему на помощь, спасти его. Он пишет на листе текс, он включает радиопередатчик и день за днем, каждый день, отправляет этот текст туда, в далекий космос, в бескрайние просторы Вселенной… Вот только толку от этого было немного. Видимо, в Библии он разбирался куда лучше, чем в радиотехнике. Он отправлял его на коротких волнах и сигнал не покидал земной атмосферы. Да если бы и покидал, был бы от этого толк? Вряд ли. Никто его не услышал, никто не пришел на помощь ни ему, ни его сыну! И вот только мы, люди из прошлого, из другой эпохи и времени, случайно оказавшиеся в таком же положении, как и он… — А как объяснить тогда рисунок на стене, который мы видели в тоннеле? — проговорила тихо Каролина. — Ведь там тоже что-то было, что-то похожее на корабль. — Может этот корабль в небе был какой-то местной легендой. Может они действительно что-то видели, какой-нибудь самолет или что-нибудь еще. Мы вряд ли это узнаем, но может, тот плеер, который Йорг тащит сейчас в сумке, прольет нам какой-то свет, но… я не стал бы возлагать на него большие надежды. Каролина хотела сказать что-то, но замялась и замолчала. Оба — и Виктор и Йорг посмотрели на нее. — Давай, давай! Не стесняйся, здесь все свои! — Йорг слегка ударил ее ладонью по спине. — Неужели мы закончим так же? Сойдем с ума и умрем где-то здесь, в полном одиночестве?! — То, что мы умрем где-нибудь здесь, я не сомневаюсь, — начал Виктор. — Вопрос только когда и как. Можно, конечно, ждать этот корабль, которого дожидался этот мужик со своим сыном, но смысла, как сама видишь, в этом не много. Здесь никого нет, там никого нет. Все мосты сожжены раз и навсегда. Мы здесь и это точка! И вряд ли мы встретим здесь кого-то еще. Зная людей, их повадки и привычки менять все под себя, мы давно бы уже увидели тут следы чьего-то недавнего присутствия, а их нет… ни людей нет, ни следов нет. — Но я не хочу умирать здесь! — слезы покатились по щекам Каролины. Мрачные перспективы медленного умирания, и это только как лучший вариант развития событий, вводили ее в депрессию и дикое состояние какого-то бессильного ужаса, за которым она могла только наблюдать, но сделать что-то, не могла. — Я хочу жить, той нормальной, полной жизнью, которой жила до этого! Я не хочу просто умирать!.. — Мы все умираем. С самого рождения и до самого конца наша жизнь это нескончаемый процесс медленного сползания в могилу. И как бы нам ни хотелось, так есть, так было и так будет всегда со всеми живыми существами этой планеты. Если думать об этом, можно действительно съехать крышей, кто-то умрет раньше, кто-то позже, но умрут без исключения все… — Как все здесь, собственно, и умерли, — добавил Йорг. — Единственное, что в наших силах, это отсрочить это наше умирание как можно дольше. Годы, может десятилетия… Если мы будем рационально расходовать наши запасы, если нас не свалит какая-нибудь болезнь или не затопит с головой эта кислота, то, может быть, каждый из нас доживет до преклонного возраста а… умирать когда ты дряхлый старикашка, уже совсем не стыдно! Виктор закончил и посмотрел на Каролину. Она продолжала идти рядом. Ее голова была опущена вниз. Мышцы на скулах слегка поддергивались. — Ради чего тогда все это? Ради чего мы здесь живем, вернее существуем? Зачем тогда мы хватаемся за эту жизнь, если все равно рано или поздно все закончится одним — смертью?! Ради чего мы… ради чего живу я?! В чем смысл тогда такой жизни?!