Спустя несколько минут Фостер уступает: – Хорошо. – Спасибо. – Сорок пять минут, – повторяет он. По пути у меня «СВО», возле него я замедляю шаг. Наверху посреди дня горит свет. Ноги чуть сами собой не ведут меня ко входной двери – включилась мышечная память. Помню, как чувствовала в свой первый рабочий день, что теперь предо мной откроются одна дверь за другой. Как же я ошибалась. Это я тоже оставлю в прошлом. Дорога до церкви занимает у меня десять минут. Я стою у ворот с тяжелым сердцем. Пэтти в годовщину аварии клала на могилы цветы. Я ждала ее в машине, отказываясь идти вместе с ней. «Это нехорошо для тебя», – говорила она, но переубедить меня ей не удавалось. Потом я вообще перестала с ней ездить. Думала, так случившееся не будет касаться меня, но лишь сильнее связала себя потерями. Лев прав: я жила пережитым. Вхожу в ворота. Я примерно представляю, где находятся надгробия родителей. Сунув руки в карманы, направляюсь в ту сторону. Ботинки мнут то, что осталось от снега. Иду между рядами надгробий, недовольно кривясь на остатки украшений: искусственную пуансеттию[35], венки, рождественские гирлянды из лампочек. Эти украшения говорят о заброшенности могил. Тканевые цветы с потрепанными рваными лепестками уже выцвели на солнце. И все же лучше это, чем ничего от меня на надгробиях моих родителей. Их могилы скромны и непритязательны. Когда я нахожу их, на сердце становится несколько легче. Оказалось, ожидание хуже реальности. Такое ощущение, что я стою не только перед родительскими могилами, но и перед своей. Ло, которую они знали, умерла вместе с ними. Их застенчивая, милая девочка. Я так давно стала ее полной противоположностью, что даже не знаю, понравилась ли бы им такая и гордились ли бы они мной. Возможно, после крещения меня перестанет мучить этот вопрос. Надеюсь на это. Я провожу пальцами по выгравированным на камне именам. Закрываю глаза. – Би? Распахиваю глаза. Послышалось? – Би? – раздается снова. Голос мне незнаком, но мой пульс учащается. Я поворачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу со священником. Мужчина выглядит чуть постарше Пола. Темнокожий, с вьющимися черными волосами и круглым лицом. Он сразу осознает свою ошибку, взгляд карих глаз останавливается на шраме. Священник извиняюще склоняет голову. – Прощу прощения. Я принял вас за… – …Би Денэм? – глухо спрашиваю я. Кивнув, он приглядывается ко мне. – Вы, должно быть, ее сестра Ло? Потрясенная, делаю шаг назад. – Простите, – он протягивает мне руку, – я отец Майкл. Смотрю на его руку. Пространство вокруг нас словно съеживается и перестает существовать. У отца Майкла глубокий и мягкий голос, но моей тревоги он не унимает. Священник нерешительно опускает руку. Я поднимаю взгляд и смотрю ему прямо в глаза. – Откуда вы знаете Би? – Я встретил ее в прошлом году. – Он указывает на надгробия. – Она приходила к родителям, как вы сейчас, мы разговорились. Прижимаю ладонь к груди, пытаясь успокоить неистово бьющееся сердце. Воображение рисует, как я прохожу через ворота кладбища месяцами раньше и нахожу сестру здесь. Отец Майкл пристально рассматривает меня. – Простите, я вас расстроил? – И она рассказала вам обо мне? – Да. – Что… что она рассказала? – О вашем чудесном исцелении после аварии. Я неуклюже шагаю назад, вскидываю руку ко лбу. Кипящий внутри гнев грозит выплеснуться наружу. Би была здесь, рассказала обо мне священнику. Для меня у нее было только «Прощай». – Она сказала, что отвернулась от меня? – спрашиваю я, и священник растерянно моргает. – Она приходит сюда? Вы видите ее? Отец Майкл открывает и закрывает рот, видимо, осознав, что нечаянно ступил на минное поле. Спустя мгновение он указывает на церковь. – Ло, не хотите войти внутрь и поговорить? Возможно, мне есть что вам предложить. – Нет, – качаю головой. – Я не хочу. Вы не скажете мне ничего, чего я уже не знала бы. Я устала слышать о своей сестре от других людей. Но вы можете передать ей кое-что от меня? Священник хмурится. – Постараюсь. – Скажите ей… – Я запинаюсь. – Подождите! А вы знаете, что у нее есть дочь? – Эмми, – кивает он. Я на секунду закрываю глаза. – Хорошо. – Мой голос пронизан горечью. – Что ж, ладно. Скажите ей, что Эмми, Лев и я прекрасно обходимся без нее. И все. – Я передам, – в его голосе звучит грусть. – Спасибо, отец. – Я бросаю взгляд на дорогу, вижу подъезжающий джип. Мысль о том, что скоро я буду рядом со Львом, успокаивает меня, усмиряет ярость. Однако ее место тут же занимает стыд. – Простите, пожалуйста, что я… – Все хорошо. Я понимаю. – Секундная заминка. – Ло, если я передам ваши слова Би и она захочет связаться с вами… – Не захочет. Но спасибо. Развернувшись, иду к дороге. – Но если захочет, – слышу в спину, – как ей это сделать? Я останавливаюсь. Сжимаю губы. Не надо, Ло. Отпусти ее! Ты должна это сделать. – Если она и правда захочет увидеться, – наконец произношу я, – то найдет меня в чапмэнском доме. Она знает, где он находится. Небеса разверзлись, стучащий по крыше хижины дождь звучит какофонией. Лев попадает под удар разбушевавшейся стихии. Дверь распахивается, и он вваливается в комнату, вымокший до нитки, с прилипшими ко лбу волосами. – Думаешь, Эмми в порядке? – спрашиваю я, вздрогнув от оглушительного раската грома над головой. Усиленно борюсь с желанием побежать к племяннице. Я уже уложила Эмми спать, но теперь представляю ее напуганной ужасными звуками грозы. Меня страшно расстраивает то, что я не рядом с ней и не могу, если нужно, успокоить ее. – Почему она должна быть не в порядке? – удивляется Лев, скидывая ботинки и куртку. – Бабахи, – отвечаю я. Он смотрит на меня в замешательстве. – Фостер сказал, Эмми боится грозы. Называет ее бабахами. – Точно. – Его плечи никнут. Он трет глаза ладонями. – Бабахи. С ней все будет хорошо. Я всем своим существом ощущаю его усталость. Смотрю на то, как он ходит по маленькой кухне, готовя себе кофе. А ведь кофе – последнее, что ему сейчас нужно. – Как съездили в Морель? Медлю, не зная, говорить ли ему о священнике. Вряд ли Би свяжется со мной, хоть я и сказала, где меня найти. Лев не осудит меня за слабость, но будет разочарован. Я не хочу, чтобы, глядя на меня, он видел человека, не готового к последнему шагу. Не позволю сестре забрать у меня больше того, что она уже забрала. – На душе стало легче, – отвечаю Льву. – Скучать не буду. – Хорошо. Лев подходит ко мне и обнимает мою щеку влажной ладонью. Я накрываю ее своей. В его взгляде гордость, и от нее тепло на сердце. – Хорошо, – повторяет он с нежностью. И спустя секунду опускает руку. Мне не хватает его прикосновения. – На этой неделе я временно расположу персонал в других домах. Здесь останемся только я, Кейси, Фостер… и, конечно, ты с Эмми. – Почему? – Мне нужно понять, как повлияла статья на широкий круг членов «Единства». Вера части людей пошатнулась. Мне нужны в других домах глаза и уши. Если там есть опасения, сомнения, страхи и волнения, так легче всего узнать о них и разобраться с ними. – Логично. – О, чуть не забыл… – Лев достает из кармана какой-то предмет.