Я была в таком состоянии, что готова была бежать за ним босиком, но Лапушка оказался проворнее. - Все, Марта, все. Хватит. Он ответ вяло сопротивляющуюся меня в туалет и лично умыл. Помог обуть босоножки, взял мои вещи, посадил в свою машину и увез. К себе домой. Напоил горячим, крепким чаем с лимоном, имбирем и медом, уложил в кровать и плотно закрыл за собой дверь спальни. Но я слышала, как он разговаривал по телефону. Слов разобрать не могла, но судя по интонации, Лапушка сильно злился. А потом я уснула, успев подумать, что ушлый партнер наверняка сдобрил чай хорошей порцией снотворного. Впрочем, за это я была ему благодарна. А утром начался мой персональный ад. Лапушка, не выспавшийся, с красными, вампирскими глазами, сел передо мной на корточки и рассказал, что всю ночь они с Ильей пытались успокоить Тимофея. Они рассказали ему всю правду о том, как и почему я оказалась в том гостиничном номере. Лапушка не скрыл даже мое желание отомстить бывшему жениху. И Тимофей поверил. Только вот это ничего не изменило. Он не хотел меня видеть. Он не хотел со мной говорить. Он даже слышать моего имени не хотел. Первым моим побуждением было тут же ехать к нему. Я еще была уверена, что мы сможем все исправить. Но Лапушка настоял, что я обязана показаться врачу, все-таки Тим приложил меня от души, да и спиной я здорово ударилась. Отвез в клинику. Проследил, чтобы меня осмотрели и взяли все анализы. Лапушка опасался сотрясения мозга (как будто там было, что сотрясать), но врач заверил, что все обошлось лишь ушибами мягких тканей. А потом выпроводил Лапушку из кабинета и поговорил со мной наедине. Счастливо отделавшись от врача, настояла на том, чтобы партнер отвез меня на квартиру Ильи. Идея разговора с Тимофеем все еще была на первом месте. Меня трясло, так сильно хотелось увидеть его. Илья, которого Лапушка предупредил о нашем появлении по телефону, ждал нас у подъезда. Качая головой, сказал, что будет лучше, если я поеду к себе домой. - Пусть он успокоится, - повторил Илья вслед за Лапушкой. Но мне жизненно важно было увидеть Завражского, поэтому я упрямо отказалась уезжать куда-либо. Не хочет меня видеть? Ничего, я подожду. Посижу пока, вот хотя бы на детской площадке, подумаю, подберу нужные слова. Трехдневное сидение на лавочке во дворе его дома, как стояние на реке Угре. Он не выходил на улицу, хотя почти постоянно я ощущала на себе его взгляд. Лавочку я покидала два раза в день, чтобы сходить в туалет в близлежащее кафе. Лапушка исправно привозил мне кофе и еду, уговаривал поехать отдохнуть, звонил Илье, требовал, кричал. Несколько раз Илья и сам спускался ко мне во двор. Садился рядом и тяжело вздыхал, иногда рассказывал истории из своего детства, из которых непременно следовало, что его старший брат жуткий упрямец. Я не могла не понимать, что Илья таким деликатным образом готовит меня к тому, что Тимофей не простит. Понимала, но оказалась абсолютно не готова это принять. Когда он вышел из подъезда, я с трудом подавила в себе желание побежать к нему, намертво в него вцепиться и просить прощения. Поклясться, что никогда и ни за что больше не обману его. Но столкнувшись с серыми, холодными глазами, очень четко осознала: в клятвах и слезах нет никакого толка, Тимофей для себя уже все решил. Мне казалось, что я ко многому готова. Услышать, что я предала его, что он не хочет меня больше видеть, что свадьбы не будет. Даже к тому, что своим глупым поступком убила его любовь. Всегда, всю свою сознательную жизнь была уверена: все можно исправить. И сейчас, стоя перед Тимофеем, знала: прощение можно заслужить, свадьбу перенести. Даже любовь можно вернуть, если очень – очень постараться. А я готова была на все, лишь бы вернуть любимого. По морозу босиком?! Да запросто! Где тут у нас мороз? В Арктике? Уже бегу за билетом! Только вот к руке, протянувшей мне увесистую пачку денег, к холодному, чужому голосу, сказавшему: «Возьми. Верни себе товарный вид», я оказалась не готова. И купюры, брошенные в лицо, и то, как решительно и равнодушно он уходил уже не могли сделать больнее. В ушах билась только одна фраза: верни себе товарный вид. Верни. Себе. Товарный. Вид. Из миллиона слов Тимофей выбрал именно эти злые и циничные слова. Он мог сказать все, что угодно. И про мою вину, и про свою обиду, и про нашу любовь. А сказал только про товарный вид. Высказал то, что думал, или просто очень хотел сделать мне больно? Что ж, у него это прекрасно получилось. Или дело вовсе не в обиде? Может быть, опять ошиблась и выбрала не того? Со мной было удобно, но отпуск подошел к концу, а я так удачно сглупила? И если это правда, что же теперь делать мне?! А потом я присмотрелась к деньгам и весело засмеялась … … - Собери деньги, - устало попросила Илью. - Да, конечно, - он поднялся с лавочки и принялся ловко собирать банкноты. – Все соберу и верну братцу. Последнее слово он буквально выплюнул. - Нет, - я покачала головой и повторила слова Тимофея: - эти деньги для того, чтобы я смогла вернуть себе товарный вид. Услышав мой ответ, Лапушка с Ильей настороженно переглянулись. Видимо, своими словами я их изрядно испугала. А я… Внезапно осознала, что жизнь не закончилась с уходом Тимофея. И еще, что он очень меня обидел. Даже не тем, что ударил. Нет, я против насилия и искренне считаю, что женщин бить нельзя. Но вот конкретно Тима я понимала. Наверное, будь я на его месте, поступила бы точно также. Да, с моралью у меня напряженка. И с чувством самосохранения, видимо, тоже. Но вот деньги в лицо и слова эти отвратительные были ножом по сердцу. Он же меня убил этими словами. На куски разорвал. Нет, первое впечатление было правильным. Сволочь он, Тимофей Завражский. Как есть, сволочь. Что я вообще тут делаю? Приехала, просидела несколько суток, огребла по самую макушку. Тоже мне, Кающаяся Мария Магдалина. В сортир бегала с утра пораньше и вечером поздно, только бы не пропустить его появление. И что, много я выгадала, писая по расписанию? Харкнул мне в лицо и гордо свалил в закат. И эти двое Санчо Панс замерли, глаз с меня не сводят, стыдятся. То ли его, хама этого неотесанного, то ли меня, редкостную дуру. Нет, я им благодарна. Илье, что прячет глаза, не зная, как меня утешить. Лапушке, который не задумываясь, встал на мою защиту. Но вот в эту конкретную минуту меня все раздражало и злило. Вот только срываться, тем более на людей, поддержавших меня в трудную минуту, я не собиралась. Домой хочу. В свою квартиру. Вот там, наедине сама с собой, я и поплачу, и порыдаю, и пожалуюсь на свою горькую женскую долю и на то какие мужики все-таки козлы. - Все, - я решительно хлопнула себя по коленям, - заканчиваем эту мелодраму. Мужчины напряглись. - Что? - я сделала вид, что не поняла их взглядов. - Что вы так на меня смотрите? - Ты в порядке? - осторожно спросил Лапушка. - В полном порядке. И очень хочу отсюда уехать. - Точно? - Абсолютно. - Марта, - подал голос Илья, - ты меня пугаешь. - Подожди, - обратилась я к Илье, - ты что, на самом деле решил, что я всю оставшуюся жизнь буду сидеть под этими окнами в ожидании твоего замечательного братца? Плюну на себя, на свою жизнь, друзей, родственников, работу? И все это ради чего? Ради того, чтобы вымолить прощение у этого козла? Сказала и даже сама себе поверила. Да, вот такая я холодная стерва. И нет мне никакого дела до Завражского - старшего. - Отвезешь меня домой? - спросила Лапушку. - К тебе? - уточнил он. - Нет, к папе римскому, - фыркнула в ответ. - Хорошо, - правильно оценив мое состояние, покладисто согласился партнер. Они переглянулись с Ильей, кивнули друг другу. - Созвонимся, - сказал Лапушка. - Я провожу вас до машины, - предложил мне Илья. - Опасаешься, что передумаю и останусь тут на зимовку? - Марта, - попенял Илья. Кажется, я все-таки его обидела. Стало стыдно. - Прости, - искренне попросила прощения. - Сам понимаешь, не каблук отломался. Лапушка, привыкший к моим высказываниям, только хмыкнул. Открыл мне дверь, помог устроиться в машине, занял водительское кресло и завел двигатель. Ехали мы молча. Я устала от разговоров и эмоций, меня тошнило. Лапушка просто не знал, что сказать. Проводил меня до квартиры, замер на пороге. - Мне зайти? - Давай в следующий раз. Хочу побыть одна. - Марта, - остановил меня Лапушка, - ты ведь ничего не задумала? - В смысле? Лапушка замялся, явно подбирая слова. - Ты же ничего с собой не сделаешь, да? Я шагнула к нему и крепко обняла. - Спасибо тебе, - прошептала растрогано. - Ты самый лучший. - Ну, это я давно знаю, - преувеличенно бодро сказал Лапушка и поцеловал меня в макушку. - Все, - отпустила его, - иди. Тебе тоже нужно отдохнуть. Лапушка ушел, а я открыла входную дверь. И поняла, что сильно переоценила свои силы. В доме был Тимофей. Нет, он не вернулся. Он просто незримо присутствовал в моей квартире.