– Давайте поговорим о некоторых датах, – сказал Раузер Стиклеру. – Если у вашего клиента надежное алиби, тогда у нас нет проблем. Шею и щеки Стиклера постепенно залил румянец. Под мышками выступили мокрые пятна. – Вы шутите! Чарли? Он не узнал бы собственную задницу, если б вы вручили ее ему. Конечно, у него нет алиби. Он не помнит, что ел на завтрак, правда, Чарли? – Я не завтракал, – сказал Чарли. – Я голоден. Раузер взглянул в свои записи. – Чарли, ты заставил всех поверить, что живешь за счет церкви, не так ли? Ты намекал, что церковь предоставила тебе жилье, а потом я узнаю́, что ты живешь в шикарном кондоминиуме рядом с Инман-Парком… – Защита имущества не противоречит закону, – сказал Стиклер. – Чарли унаследовал довольно много денег после смерти родителей. Он должен быть осторожным. Мы прочитали ему об этом целую лекцию. Наша фирма управляет трастовым фондом. – А как насчет слезливой истории о жене и детях, которые бросили тебя и все такое? – Раузер покачал головой. – Неправда. Ты сам подал на развод, Чарли. У меня есть документы, вот здесь. И тебя пришлось разыскивать, чтобы вручить тебе повестку в суд и в принудительном порядке взыскать с тебя алименты. Тебе понятно, почему у меня к тебе есть вопросы, Чарли? Иногда ты ведешь себя как тупица, а иногда как подлый ублюдок. – Поскольку я не вижу в этом вопроса, я думаю, мы закончили, – сказал Стиклер и посмотрел на Чарли. – Пойдем, Чарли. Все равно здесь слишком жарко. – Да, здесь долбаная жарища, – сказал Чарли и рассмеялся, как мы все к тому привыкли. – Нил любит, когда я говорю грязные словечки. Мне нравится Нил. А вам нравится Нил, мистер Мэн? – Он начал подниматься. Рука Раузера метнулась через стол и схватила Чарли за запястье. – Такие деньжищи, а ты крутишь педали по городу в форме курьера… – Работа является важным аспектом процесса его выздоровления, – заявил адвокат. – Для таких людей важно чувство собственного достоинства, лейтенант. – Вопрос не к вам, – сказал Раузер Стиклеру. Он не отпускал руку Чарли и пристально смотрел ему в глаза. – Это помогает тебе войти в дом, не так ли, Чарли? Вот почему Алиша Ричардсон, Лэй Кото и другие открыли тебе дверь? Ты доставил посылку? Ты весь взмок и хотел бы выпить воды? – Я не знаю этих людей, – ответил Чарли. Он попытался выдернуть руку, но хватка Раузера была железной. – Бедный Чарли у двери с пакетом, весь взмок и умирает от жажды… – Лейтенант Раузер, отпустите руку моего клиента. Раузер встал и перегнулся через стол, впритык к лицу Чарли. – Я слышал, ты неплохо владеешь ножом, Чарли. Хотелось бы увидеть твой нож. – Вы вообще представляете себе его на месте убийства? – резко спросил Стиклер. – Так я и думал. – Он снял со спинки стула пиджак и положил на стол визитку. – Если у вас возникнут новые вопросы, звоните мне, лейтенант. Пойдем, Чарли. – Все прошло неплохо, – пробормотала я. – Лейтенант просто хотел слегка потрясти его клетку, посмотреть, как он поступит дальше, – сказал Балаки. Но Раузер еще не закончил. Стиклер и Чарли уже собрались было покинуть комнату для допросов, когда он встал перед Чарли и спокойным тоном сказал: – Я получу ордер на этот твой шикарный таунхаус, и мы разберем его до труб. Готов поспорить, у тебя там всплывут улики. Твоя песенка спета, Рэмси. Это просто вопрос времени. С этими словами он вышел из комнаты для допросов. – Никаких признаний? – с ухмылкой спросил Балаки, когда Раузер и Уильямс присоединились к нам. – Угу, – проворчал Раузер. – Скорее Нэнси Пелоси [17] прилетит сюда и устроит нам приватный стриптиз. – Ага, детка, – сказал Балаки и потер шею. – Говори-говори. Мы все посмотрели на него. Последовала секунда неловкого молчания, но затем Раузер сказал: – Мы должны пасти этого парня круглосуточно и в две смены. Задействуйте Веласкеса и Бевинса. Оба детектива застонали. Это означало двенадцатичасовые смены мучительно скучной работы. Впрочем, к долгим сменам им было не привыкать. Если у копов и едет крыша, так только от бесконечного сидения и ожидания. – Мы начнем первую смену в сумерках, хорошо? – сказал Балаки. – Дайте нам время поцеловать наших жен и взять термос с кофе. Раузер потянулся к двери комнаты наблюдения, затем повернулся и посмотрел на меня. – Что, черт возьми, вообще случилось с Доббсом? Где он? – Считай свои благословения [18], – ответила я. Глава 25 Мы спустились на лифте в гараж, где был припаркован «Краун Вик» Раузера. Мы уже шагали к машине, когда я услышала цоканье каблуков по бетону и обернулась. – Вот черт, – выругался Раузер. Она быстро приближалась к нам через весь гараж. Позади нее пыхтел крупный парень с видеокамерой на плече, а она, словно олимпийский факел, держала перед собой микрофон. – Подождите, лейтенант, подождите, пожалуйста! – закричала она. – Лейтенант, это правда, что у вас под стражей находится подозреваемый по делу Уишбоуна? Ее звали Моника Робертс. Она обожала хвостом ходить за полицейскими и сотрудниками городских служб, зорко следя, чтобы те исправно исполняли свои обязанности. Я смотрела ее репортажи и поддерживала ее. Но только не в данный момент. Мой ум быстро щелкал. Ум Раузера, похоже, тоже. Здесь мы снова были вместе на камеру. Как только шеф Коннор пронюхает об этом… Я представила себе гигантское черное облако и смерч с обломками, кружащийся над восточной мэрией. – Без комментариев. – Раузера предупредили, что говорить с прессой о ходе расследования дела Уишбоуна могут только высокопоставленные чиновники. – Но вы допросили подозреваемого. – Это не был вопрос. – Брифинги для прессы проходят каждый день в полдень, – сказал Раузер. – Ты это знаешь, Моника. – Вы можете объяснить, почему нанятый полицией Атланты профайлер, доктор Джейкоб Доббс, не присутствовал на допросе? – Моника посмотрела на меня, и камера последовала за ее взглядом. Я открыла дверцу машины и тихонько опустилась на пассажирское сиденье. – Без комментариев, – повторил Раузер. – Хорошо, тогда объясните, почему на допросе подозреваемого присутствовал отстраненный от дела профайлер. Раузер забрался внутрь и включил на старом «Форде» передачу. – Господи, – проворчал он и хлопнул дверцей. – Где она берет свои сведения? Если ей уже столько известно, значит, у нее уже точно есть имя Чарли. – Он как будто на секунду задумался об этом. – Вообще-то, чуть больше давления на парнишку Чарли не повредит. Он выехал из гаража налево на Понсе-де-Леон и покатил в сторону Пичтри. Это было то странное время суток, когда город кажется застегнутым на все пуговицы. Обеденный перерыв прошел, а до окончания рабочего дня, когда офисные здания опустеют и улицы запрудят толпы, оставалось еще несколько часов. День был такой тихий и безоблачный, что, если бы не палящая жара, могло показаться, что погоды совсем нет. «Краун Вик» Раузера упрямо шуршал шинами по городским улицам. Окна были опущены. По словам Раузера, в последнее время ему не везло с кондиционерами. На заднем плане трещала полицейская рация. Мы оба молчали. Я устала и, возможно, была немного подавлена. Раузер, должно быть, тоже. – Десять-пятьдесят-четыре, если возможно, один-восемьдесят-семь, – сообщила рация, чем привлекла внимание Раузера. – Мертвое тело. Перекресток Джунипер и Восьмой. – Два-тридцать-три, отвечаю. Расчетное время прибытия две минуты, – сказал он в рацию и взглянул на меня. – Возможно, труп, возможно, убийство. Это тут буквально за углом. Еду. Он включил мигалку и сирену, и машины перед нами начали параноидально мигрировать на другие полосы. Пролетев еще один квартал, Раузер свернул с Понсе-де-Леон. Мы в считаные секунды подъехали к перекрестку Восьмой авеню и Джунипер. Я увидела двух женщин, стоявших перед викторианским домом с голубыми ставнями. Обе застыли, вытаращив глаза и скрестив на груди руки. Подъехала дежурная полицейская машина, а затем еще один «Краун Вик» без опознавательных знаков. На улице был припаркован серебристый «Линкольн». Раузер достал рацию. – Два тридцать три, диспетчер. Я – десять девяносто семь, – сказал он. – Я отвезу тебя домой, Стрит, как только пойму, что у нас тут. Подождешь, хорошо? Я не хочу, чтобы ты шла пешком. Я могла бы дойти до дома менее чем за десять минут, однако сказала: – Я подожду. В машине Раузера было жарко, как в печке. Я вышла и прислонилась к дверце. Это не сильно помогло. Легкий ветерок прошелестел листьями орехового дерева и замер. Раузер подошел к двум женщинам. Поговорив с ними, он побеседовал с полицейским в форме и двумя детективами. Вместе они шагали к серебристому «Линкольну». Раузер расстегнул кобуру, с которой почти никогда не расставался, и открыл дверцу. На долю секунды мне показалось, что он физически отреагировал на то, что было там, в машине. Это было едва заметно, он просто на миг как будто окаменел, напряг плечи. Что бы это ни было, я это видела, и мне это не понравилось. Раузер отпрянул от машины, подошел к задней ее части, посмотрел на номерной знак и что-то сказал в телефон. Между тем прибыла бригада криминалистов, затем фургон из бюро судмедэкспертизы. Из него вышел Фрэнк Лутц, судмедэксперт округа Фултон. Я смотрела, как Раузер отошел на несколько шагов и вытер лоб. Он так и не смог до конца привыкнуть к долгому жаркому лету Атланты. Подъехал еще один фургон с криминалистами, а за ним Джо Филлипс на золотистом «Форде Таурус». О, это надо же, кокетка Джо, спец по кровяным брызгам! Раузер, похоже, этого не заметил. Он повернулся и посмотрел на меня, затем нахмурился и отвернулся. К нему подошел судмедэксперт. Они поговорили, после чего Раузер подошел ко мне. – Это Доббс, – сказал он. – Что с ним? – Он мертв.