Глава семнадцатая. В разные стороны Фермона скрестила руки на груди и топнула ногой. – Оставь мне хоть немногих, – попросила она. – Так не хочется начинать все с самого начала. Мне для жизни нужно много горючки. Я ем девять раз в день. Да не просто перекусываю, а по целому человеку за один присест. – Нет, – твердо ответил Бен, не сводя с нее пистолета. – Отпусти всех. – Ладно. Она подхватила ключи и скрылась в коридоре. Бен слышал, как она открывала массивные замки и распахивала деревянные двери. Через несколько мгновений оттуда выбежала целая толпа перепуганных голых мужчин и женщин, рванувших по коридору, словно крысы по тоннелю метро. Совершенно безумные, они что-то бормотали на непонятных языках и неслись мимо озера, очевидно, к какому-то выходу из горы. Один мужчина настолько измучился, что прыгнул прямо в огонь под котлом Фермоны. Бен закрыл уши руками, пока тот вопил и бился в агонии, словно собакомордые, которых волк разодрал на куски у подножия железной башни. Остальные пленники исчезли, не успел Бен помахать им рукой. Фермона грузно притопала обратно в пещеру. Пистолет Бен не опускал. – Что тебе еще нужно? – спросила она. – Ты опустошил все мои кладовые. Порядочные гости так не поступают. – Мне нужны мои вещи. – Я их сожгла. – Тогда мне нужно найти все необходимое у тебя в куче. Она вздохнула и разрешила Бену разворошить кучу в поисках того, что могло бы ему пригодиться в пути: ботинок, штанов, чистых носков и белья, фонариков, рубашек, курток, пейнтбольного ружья (любое оружие казалось ему небесполезным) и непортящихся продуктов – жестянок с супами, упаковок с галетами, банок с консервированными овощами и прочим. Когда он закончил там рыться, она запустила могучий кулак в самые недра кучи и вытащила рюкзак, с которым Бен карабкался на гору. – Я сожгла почти все твои вещи, – призналась она. – Но вот это можешь забрать. Она швырнула рюкзак Бену, и внутри он обнаружил плюшевую лисичку с улыбавшейся мордочкой. Лисичку Флоры. Он едва не выронил пистолет – настолько его растрогало это зрелище. – Спасибо, – произнес он, снова наводя на нее ствол. – Не надо в меня тыкать этой штукой, – сказала она. – Я же все понимаю, сам знаешь. Что-то я не то сделаю и… пиф-паф-ба-бах. Бен снова опустил пистолет. – Как мне отсюда выбраться? – Мимо озера. Куда ринулись все те дурики. А ты меня пристрелишь? – А ты меня съешь, если не пристрелю? – Хотелось бы, но ведь явятся другие с той стороны, откуда пришел ты. И они не станут так упрямо цепляться за жизнь, как ты. – Так, значит, договорились? Мы с Крабом уходим, а ты нас не преследуешь? – Все хотела спросить, – сказала Фермона. – Что такое с крабом? – Не знаю, – вступил Краб. – Несколько дней назад я его спрашивал: «Эй, а что такое с этой шизанутой великаншей?» – Да, за словом он в карман не лезет. – Если мы отсюда уйдем, ты не пустишься за нами вслед? – спросил у нее Бен. – Нет. – А сама ты откуда? – Это в каком смысле? – Кто твои родители? – Нет у меня никаких родителей. – Ты знаешь, кто такой Постановщик? – Нет. – А как ты оказалась внутри этой горы? – А я всегда была здесь. Сначала я была нигде, а потом БУХ! Оказалась тут. И так было всегда, глупый ты человечишко. – Но как? Почему? – Не имею ни малейшего понятия. Я просто была. Это что, имеет значение? Мне прекрасно жилось, пока ты не обратил в бегство всю мою еду. Когда счастлив, не спрашиваешь, как и почему. – А что это за люди, которых ты держала в казематах? Откуда они взялись? – Они сошли с тропы. – Они тебе рассказывали, как попали сюда? – Нет. Да и какое мне дело? Это ску-у-у-у-у-учно. Если я тебя не ем, мне от тебя скучно. Вот как сейчас! Я скучаю. И есть хочу. Так что дуй отсюда, пока я снова не разозлилась и не отняла у тебя пистолет. – Что за другим склоном горы? – спросил Бен. – Не знаю, – ответила она. – В отличие от большинства людей, мне удобно именно там, где я нахожусь. Она указала им дорогу сквозь пещеру, мимо зловеще замерших вод подземного озера. Бен увидел на поверхности воды крохотные завитки, расходящиеся во все стороны, словно пятна пролитого бензина. За озером оказался еще один высоченный коридор в горе, в который спокойно мог бы проехать локомотив. Бен медленно пятился в глубь тоннеля, не спуская глаз с Фермоны, которая раздраженно фыркнула и снова уселась на свою кучу сокровищ. Доходивший из зала свет факелов постепенно мерк, пока Бен продолжал идти спиной вперед, держа на плече Краба. Вскоре он развернулся, и их снова объяла сырая мгла, не отступавшая многие километры, которые они прошли сквозь недра горы. Фермона так и не бросилась им вдогонку. Она наверняка смогла бы вырвать у Бена пистолет, если бы очень захотела. Он не мог избавиться от ощущения, что она позволила ему победить, хотя не совсем понимал, почему. Они выбрались из пещеры и наконец вышли к солнечному свету. Бену пришлось прикрыть глаза от нестерпимого сияния, но как только они пообвыкли к свету, он увидел перед собой лишь ровную, открытую степь. Тропа полого спускалась с подножия горы и уходила в залитые солнцем поля, буйно поросшие травами. С обеих сторон ее обозначала деревянная изгородь из продольных жердей. Среди зарослей клевера, высокой травы и пышных одуванчиков он заметил табуны диких лошадей, скачущих по полям. Это были грациозные животные с золотисто-каштановыми боками и играющими на бегу мышцами. Пару недель назад он не обратил бы на лошадей ни малейшего внимания. Это Тереза с ума по ним сходила. Он считал, что лошади – это для богатеньких девчонок и старичков. Но боже мой, как же приятно было глядеть на них теперь. Свежий воздух и залитая солнцем степь действовали на него как успокаивающее, притупляя боль и мысль о том, что теперь он стал убийцей. Поневоле, а не по сути своей. Но он все-таки убил человека голыми руками. Жеребенок подскакал и приткнулся к маме, и Бену пришлось отвести в сторону глаза. Это было чересчур. Вдалеке он заметил дом. Тропа шла мимо него, но, возможно, там имелся поворот. Бен перешел на бег, и Краб едва не свалился у него с плеча. – Эй! Ты там полегче! Дом стоял в пятидесяти метрах за изгородью. Никакой подъездной дорожки. Никакой дыры в заборе, чтобы туда подобраться. Дом просто стоял посреди растущей травы безо всякой окружающей его инфраструктуры. Был он двухэтажным (трехэтажным, если учесть торчавшие в самом низу подвальные оконца), сложенным из покрашенного потускневшей белой краской кирпича, с красной входной дверью. Бен узнал ворсистый коричневый диван в гостиной, чуть выглядывавший из-за подоконника. – Это же мой дом, Краб. – Разве? Это был именно его, Бена, дом – его до мельчайших деталей: вычурные черные поручни на крыльце с бетонными ступенями, черные ставни, небольшой кусочек дымохода, который надо бы снести и заложить новым красным кирпичом, и аккуратно подстриженные кусты вдоль фасада. Именно так их любила подстригать мама Терезы, когда приезжала и удовольствия ради занималась благоустройством участка. Все стояло на своих местах. И тут дверь распахнулась, и из нее выскочил самый младший, Питер, в пижамных штанах с принтом под крокодилью кожу и в красной футболке с ракетой на груди. Из пижамы он почти никогда не вылезал. Нормальная одежда для него ничего не значила. Он бы даже на похороны отправился в пижаме. Любая попытка Бена и Терезы заставить Питера одеться нормально выливалась в титаническую пустую трату сил. Малыш выглядел так, словно только что проснулся – на лице виднелись вмятинки от складок на наволочке. Щечки разрумянились. Он выглядел таким домашним, что его хотелось обнять. Питер поднял лежавший рядом садовый шланг и начал поливать траву. Он обожал это занятие, мог часами стоять со шлангом на улице, орошая бетон. Теперь он обошел слегка повисший в воздухе дом, залив водой небольшую лужайку у входа, цветы и дорожку, пока не появились лужи и он не перемазал ноги в грязи. Затем он направил шланг на себя и окатился с ног до головы. Он заметил Бена и помахал ручкой: – Привет, пап! Бен в ужасе прикрыл рот рукой. Это действительно был его сын. – Питер? – Привет! Бен подошел к изгороди и перегнулся через нее. Питер остался стоять на пороге. – Можешь подойти сюда? – спросил его Бен. – Нет, пап. Туда мне нельзя. Мне нужно оставаться здесь. – А в доме есть еще кто-нибудь? Руди? Флора? Мама? – Нет, пап. Мне надо в дом вернуться. Я весь мо-о-о-окры-ы-ый. А ты работай, пап. – Подойди сюда хоть на секундочку. Дай я тебя обниму. Бен уже стоял на нижней планке изгороди, еще дальше перегнувшись через нее. Ну почему эта мерзкая изгородь не исчезнет, а? Он перекинул ногу через верхнюю планку и уселся на ней, не отрывая взгляд от младшего сына. – Не делай этого, – прошептал Краб на ухо Бену. – Заткнись, Краб. – Это мираж. Приманка.