– Заткнись. Питер улыбнулся и помахал Бену ручкой. – Мне пора, пап! У Бена перехватило дыхание от разрывавших его противоречивых чувств. – Хорошо. Хорошо. – Люблю тебя, пап! – Я тебя тоже, сынок. Питер закрыл за собой красную входную дверь. Бен увидел, как макушка мальчика мелькнула в окне гостиной. Он перебежал на другую сторону тропы, забрался на изгородь и заорал: – Будь ты проклята, поганая тропа! Пропади ты пропадом! – Это мираж, дружище! – произнес Краб. – Вот это все мираж! – взорвался Бен. – Все вокруг – какая-то идиотская выдумка, и теперь ты говоришь, что мне нельзя пойти обнять сына, РОДНОГО СЫНА, потому что он каким-то образом сделался единственной приманкой? Что это такое? Это Бог такое вытворяет, Краб? Я и в Бога-то до всего этого не верил. Я тут подумал: если Бог существует, то почему Он это допустил? Все это – просто треп. Происходящее жестоко и мерзко, и я ничем этого не заслужил. Я не предавал друзей, Краб. Не совершал тяжких преступлений. Я любил свою жену и детей, как человеку и положено любить жену и детей. Я повидал немало дерьма и прошел через него, чтобы достичь всего, что удалось, прежде чем попал на ту захолустную дорожку. И даже тогда жизнь по-прежнему осталась жестокой. У меня остались счета, дети и больная мать. Сам не знаю, как я все это пережил. Не знаю, как это вообще кто-то способен пережить. Это уже стало испытанием огнем. И теперь мне даже нельзя пройти по полю и секунду побыть рядом с сыном? И какой же Бог все это позволяет? Что именно Он хочет, чтобы я доказал? Я сам Его убью, Краб. Найду этого Бога… этого Постановщика и воткну нож прямо Ему в башку. Он подхватил рюкзак и поплелся по дороге, все еще пылая от гнева. Краб молча последовал за ним. Через какое-то время дом превратился в пятнышко на горизонте, а потом и вовсе исчез. Когда Бен обернулся и заметил, что дома больше не видно, он достал из рюкзака плюшевую лисичку и прижал ее к груди. – Как самочувствие? – спросил Краб. – Хуже некуда. – Послушай, там… – Краб замялся. – Что? – насторожился Бен. – Там впереди кое-что есть. – А ты откуда знаешь? – Давай шагай, а я тебе все покажу. В итоге они дошли до огромной развилки на тропе: в обе стороны простирались лишь изгороди, степь и виднелись табуны лошадей. Краб спрыгнул с плеча Бена и подошел к самому краю развилки. – И куда мы теперь пойдем? – спросил у него Бен. Краб обернулся к нему. Он сразу сделался каким-то другим. Не тем, не прежним Крабом. – Тебе нужно идти направо, – сказал Краб. – Это почему же? – не понял Бен. – Потому что мне нужно идти налево. – А почему тебе нужно идти налево? Краб вздохнул. – Потому что по той дороге я уже прошел. И тут Бену все стало ясно. Он почувствовал себя полным идиотом. Как же он раньше-то не врубился – все же очевидно. – Погоди-ка, погоди, – произнес Бен. – Ты уже проходил по этой тропе. – Проходил. – И ты не просто краб, так ведь? – Чрезвычайно проницательно. Тот факт, что я умею говорить, может, и навел тебя, тупица, кое на какие мысли. – Ты был человеком. – Да. – А какое твое человеческое имя? – Вряд ли тебе захочется его узнать. Бен вытащил пистолет и направил его на Краба. – Я проворнее этой пушки, ковбой, – произнес Краб. – Скажи мне твое человеческое имя. – Не спеши. Мне не так-то легко… – ГОВОРИ! Краб вздрогнул. После долгого молчания он уткнулся в землю и тихо произнес: – Бен. – Что-что? – Бен. Меня зовут Бен. Бен выронил пистолет. У него как будто руки отнялись. Он ничего не чувствовал. Его начало трясти. – Это невозможно. Краб отполз чуть назад и провел клешней по практически невидимой линии у себя под глазом. До этого момента Бен ее не замечал. – Девяносто семь швов. От той псины мы заработали девяносто семь швов. – О господи! – Ты уж извини. Бена охватило чувство, словно его приговорили к пожизненному заключению. Чудовищное потрясение. И он это знал. Это лишь наименее болезненная часть выяснения личности Краба. Вскоре боль и отчаяние срастутся вместе и охватят все его существо. – А что происходит со мной? – тихо спросил он у Краба. – То, что происходит. – И давно ты идешь по тропе? Краб повернулся к Бену спиной. – Не могу сказать. – Ну что, месяц? Краб не ответил. – Год? Молчание. – Пять лет? Десять? Краб развернулся к Бену и поглядел на него с почти невыносимой жалостью. – Нет? – прохрипел Бен, тряся головой. – Десять лет? – Вроде того. Я потерял счет времени. Бен тяжело осел на землю, повалившись на спину. Небо над головой было совершенно пустым. Он сам был пустым. Его тело, мозг, память – их словно высосали без остатка. – Краб, что со мной случится за эти десять лет? – Наверное, я тебе и так уже слишком много рассказал. А ты пообещал идти вперед. – Не могу. Десять лет, Краб. Десять лет, а ты даже не можешь мне сказать, вернусь ли я домой.